Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною...

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
"Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне".

Ясно помню... Ожиданье... Поздней осени рыданья...
И в камине очертанья тускло тлеющих углей...
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней -
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, -
О светиле прежних дней.

И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
"Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине -
Гость стучится в дверь ко мне".

"Подавив свои сомненья, победивши опасенья,
Я сказал: "Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, - и стук неясный
Слишком тих был, стук неясный, - и не слышал я его,
Я не слышал..." Тут раскрыл я дверь жилища моего:
Тьма - и больше ничего.

Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь - "Ленора!" - прозвучало имя солнца моего, -
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, -
Эхо - больше ничего.

Вновь я в комнату вернулся - обернулся - содрогнулся, -
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.
"Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там, за ставнями, забилось у окошка моего,
Это - ветер, - усмирю я трепет сердца моего, -
Ветер - больше ничего".

Я толкнул окно с решеткой, - тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
Он взлетел - и сел над ней.

От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
"Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, -
Я промолвил, - но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?"
Молвил Ворон: "Никогда".

Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало.
Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда -
Сел над дверью говорящий без запинки, без труда
Ворон с кличкой: "Никогда".

И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове "Никогда",
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, -
Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда".
Ворон молвил: "Никогда".

Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной.
"Верно, был он, - я подумал, - у того, чья жизнь - Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда".

Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: "Это - Ворон, Ворон, да.
Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда",
Страшным криком: "Никогда".

Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
И с печалью запоздалой головой своей усталой
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я - один, на бархат алый - та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.

Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, -
То с кадильницей небесной серафим пришел сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: "Прости, мученье,
Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, -
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда".

И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты - иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, -
Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда?"
Каркнул Ворон: "Никогда".

"Ты пророк, - вскричал я, - вещий! "Птица ты - иль дух зловещий,
Этим небом, что над нами, - богом, скрытым навсегда, -
Заклинаю, умоляя, мне сказать - в пределах Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?"
Каркнул Ворон: "Никогда".

И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая!
Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,
Удались же, дух упорный! Быть хочу - один всегда!
Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь - всегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда".

И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда.
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда.
И душа моя из тени, что волнуется всегда.
Не восстанет - никогда!

(Э. По в переводе К. Бальмонта)
Somehow at midnight, at a gloomy hour, full of painful thought,
 Over old volumes I was half asleep
 I heard strange dreams, - suddenly an unclear sound was heard,
 As if someone knocked - knocked on the door to me.
 “That's right,” I whispered, “a guest in midnight silence,
 The guest knocks on the door to me. "
 
 I clearly remember ... Waiting ... Late autumn sobs ...
 And in the fireplace the outlines of dimly smoldering coals ...
 Oh, how I longed for dawn, how I waited in vain for an answer
 To suffering without greetings, to a question about her, about her -
 About Lenore, which shone brighter than all the earthly lights, -
 About the luminary of former days.
 
 And the curtains of purple trembling seemed to babble,
 Awe, babble, filling my heart with a dark feeling.
 Inexplicable fear meek, I stood up, repeating:
 "This is only a guest, wandering, knocked on the door to me,
 A late guest of the shelter asks in the midnight silence -
 The guest knocks on the door to me. "
 
 "Suppressing your doubts, defeating fears,
 I said: "Do not condemn my deceleration!
 With this rainy midnight, I took a nap, and the knock is obscure
 He was too quiet, the knock was unclear, and I did not hear him,
 I didn’t hear ... "Then I opened the door of my house:
 Darkness - and nothing more.
 
 The gaze froze, constrained in the darkness, and I stood astounded,
 Surrendering to dreams, inaccessible on earth to anyone;
 But as before the night was silent, the darkness did not answer the soul,
 Only - "Lenora!" - the name of my sun sounded, -
 I whispered it, and the echo repeated it again, -
 Echo is nothing more.
 
 Once again I returned to the room - turned around - shuddered, -
 A knock was heard, but more audibly than he had sounded before.
 "It’s true that something has broken, something has moved,
 There, behind the shutters, hammered at my window,
 This is the wind, - I will restrain the trembling of my heart, -
 The wind is nothing more. "
 
 I pushed the window with the bars - immediately important gait
 Raven came out from behind the shutters, the proud Raven of old days,
 He did not bow politely, but, like a lord, he entered arrogantly
 And, flapping his wing lazily, in the lush importance of his
 He flew up to the bust of Pallas, that was mine above the door,
 He took off - and sat above her.
 
 I woke up from sadness and involuntarily grinned,
 Seeing the importance of this bird that has lived for many years.
 "Your crest is plucked nicely, and you look amusing, -
 I said - but tell me: in the kingdom of darkness, where the night is always,
 What was your name, proud Raven, where night always reigns? "
 Raven said: "Never."
 
 The bird answered clearly, and even though there was little sense.
 I marveled with all my heart at her answer then.
 And who will not marvel, who is related to such a dream,
 Whoever believes will agree to somewhere when -
 He sat over the door talking without hesitation, without difficulty
 Raven with a nickname: "Never."
 
 And looking so sternly, only one thing he repeated the word,
 It’s like he poured his whole soul in this word “Never”,
 And he did not flap wings, and he did not move his feather, -
 I whispered: "Friends have been hiding for so many years,
 Tomorrow he will leave me, as hope, forever. "
 The raven said, "Never."
 
 Hearing a successful answer, I winced in dismay.
 "That's right, he was, - I thought, - the one whose life is trouble,
 A sufferer whose torment grew like a tide
 Rivers in the spring, whose renunciation of Hope forever
 The song spilled out about the happiness that, having died forever,
 Never flares again. "
 
 But, relaxing from sorrow, smiling and sighing,
 I moved my chair against Raven then,
 And leaning on the delicate velvet, I am boundless fantasy
 Surrendered to the rebellious soul: "This is Raven, Raven, yes.
 But what the sinister repeats about this black "Never",
 A terrible cry: "Never."
 
 I sat, guesses complete and thoughtfully speechless,
 The eyes of a bird burned my heart like a fiery star,
 And with sadness the belated head of her tired
 I clung to the scarlet pillow, and then I thought:
 I am alone, on scarlet velvet - the one whom I always loved,
 Will never snuggle.
 
 But wait: it’s getting dark around, and as if someone is blowing, -
 Did the seraph come here from the censer of heaven?
 In a moment of obscure rapture I cried out: "Forgive me, torment,
 This god sent oblivion of Lenore forever, -
 Drink, oh, drink soon oblivion of Lenore forever! "
 Raven croaked: "Never."
 
 And I cried out in passionate grief: "You are a bird - or a terrible spirit,
 Is he a tempter sent, or a thunder nailed here -
 You are the undaunted prophet! To the land of sad, unsociable
 To the land, Toskoy obsessed, you came to me here!
 Oh, say, I will find oblivion - I pray, say when? "
 Raven croaked: "Never."
 
 “You are a prophet,” I cried, “prophetic!” You are a bird, or an ominous spirit,
 With this sky above us - a god hidden forever -
 I conjure, begging, to tell me - within Paradise
 The holy one will be revealed to me, that among angels always,
 The one that Lenora always calls in heaven? "
 Raven croaked: "Never."
 
 And I exclaimed, getting up: "Get out of here, angry bird!
 You are from the kingdom of darkness and storm - go back there again
 I don’t want a shameful lie, a lie like these feathers, black,
 Good luck, stubborn spirit! I want to be - always alone!
 Take your hard beak from my heart, where sorrow is always! "
 Raven croaked: "Never."
 
 And sits with
У записи 16 лайков,
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Сергей Осколков

Понравилось следующим людям