Глеб Бобров. Чужие Фермопилы (отрывок)
Донские степи, душное лето сорок второго. Силы Степного и Воронежского
фронтов откатывают к Сталинграду. Сплошное отступление. Бегство. Отец -
командир саперного взвода, вместе со своей частью идет в хвосте войск.
Минируют отход. Мимо проходят отставшие, самые обессиленные. Того мужичка,
как рассказывал, он тогда запомнил.
Сидит у завалинки загнанный дядька, курит. Взгляд - под ноги. Пилотки
нет, ремня - тоже. Рядом "Максим". Второго номера - тоже нет. Покурил,
встал, подцепил пулемет, покатил дальше. Вещмешок на белой спине, до земли
клонит. Отец говорил, что еще тогда подумал, что не дойти солдатику. Старый
уже - за сорок. Сломался, говорит, человек. Сразу видно...
Отступили и саперы. Отойти не успели, слышат - бой в станице. Части
арьергарда встали. Приказ - назад. Немцы станицу сдают без боя. Входят. На
центральной площади лежит пехотный батальон. Как шли фрицы строем, так и
легли - в ряд. Человек полтораста. Что-то небывалое. Тогда, в 42-м, еще не
было оружия массового поражения. Многие еще подают признаки жизни. Тут же
добили...
Вычислили ситуацию по сектору обстрела. Нашли через пару минут. Лежит
тот самый - сломавшийся. Немцы его штыками в фаршмак порубили. "Максимка"
ствол в небо задрал, парит. Брезентовая лента - пустая. Всего-то один короб
у мужичка и был. А больше и не понадобилось - не успел бы.
Победители шли себе, охреневшие, как на параде - маршевой колонной по
пять, или по шесть, как у них там по уставу положено. Дозор протарахтел на
мотоциклетке - станица свободна! Типа, "рюсськие пидарасы" драпают. Но не
все...
Один устал бежать. Решил Мужик постоять до последней за Русь, за
Матушку... Лег в палисадничек меж сирени, приложился в рамку прицела на
дорогу, повел стволом направо-налево. Хорошо... Теперь - ждать.
Да и ждал, наверное, не долго. Идут красавцы. Ну он и дал - с
тридцати-то метров! Налево-направо, по строю. Пулеметная пуля в упор человек
пять навылет прошьет и не поперхнется. Потом опять взад-вперед, по тем, кто
с колена, да залег озираючись. Потом по земле, по родимой, чтобы не ложились
на нее без спросу. Вот так и водил из стороны в сторону, пока все двести
семьдесят патрончиков в них не выплюхал.
Не знаю, это какое-то озарение, наверное, но я просто видел тогда, как
он умер. Как в кино. Более того, наверняка знал, что тот Мужик тогда
чувствовал и ощущал.
Он потом, отстрелявшись, не вскочил и не побежал... Он перевернулся на
спину и смотрел в небо. И когда убивали его, не заметил. И боли не
чувствовал. Он ушел в ослепительную высь над степью... Душа ушла, а тело
осталось. И как там фрицы над ним глумились, он и не знает.
Мужик свое - отстоял. На посошок... Не знаю, как по канонам, по мне это
- Святость...
Донские степи, душное лето сорок второго. Силы Степного и Воронежского
фронтов откатывают к Сталинграду. Сплошное отступление. Бегство. Отец -
командир саперного взвода, вместе со своей частью идет в хвосте войск.
Минируют отход. Мимо проходят отставшие, самые обессиленные. Того мужичка,
как рассказывал, он тогда запомнил.
Сидит у завалинки загнанный дядька, курит. Взгляд - под ноги. Пилотки
нет, ремня - тоже. Рядом "Максим". Второго номера - тоже нет. Покурил,
встал, подцепил пулемет, покатил дальше. Вещмешок на белой спине, до земли
клонит. Отец говорил, что еще тогда подумал, что не дойти солдатику. Старый
уже - за сорок. Сломался, говорит, человек. Сразу видно...
Отступили и саперы. Отойти не успели, слышат - бой в станице. Части
арьергарда встали. Приказ - назад. Немцы станицу сдают без боя. Входят. На
центральной площади лежит пехотный батальон. Как шли фрицы строем, так и
легли - в ряд. Человек полтораста. Что-то небывалое. Тогда, в 42-м, еще не
было оружия массового поражения. Многие еще подают признаки жизни. Тут же
добили...
Вычислили ситуацию по сектору обстрела. Нашли через пару минут. Лежит
тот самый - сломавшийся. Немцы его штыками в фаршмак порубили. "Максимка"
ствол в небо задрал, парит. Брезентовая лента - пустая. Всего-то один короб
у мужичка и был. А больше и не понадобилось - не успел бы.
Победители шли себе, охреневшие, как на параде - маршевой колонной по
пять, или по шесть, как у них там по уставу положено. Дозор протарахтел на
мотоциклетке - станица свободна! Типа, "рюсськие пидарасы" драпают. Но не
все...
Один устал бежать. Решил Мужик постоять до последней за Русь, за
Матушку... Лег в палисадничек меж сирени, приложился в рамку прицела на
дорогу, повел стволом направо-налево. Хорошо... Теперь - ждать.
Да и ждал, наверное, не долго. Идут красавцы. Ну он и дал - с
тридцати-то метров! Налево-направо, по строю. Пулеметная пуля в упор человек
пять навылет прошьет и не поперхнется. Потом опять взад-вперед, по тем, кто
с колена, да залег озираючись. Потом по земле, по родимой, чтобы не ложились
на нее без спросу. Вот так и водил из стороны в сторону, пока все двести
семьдесят патрончиков в них не выплюхал.
Не знаю, это какое-то озарение, наверное, но я просто видел тогда, как
он умер. Как в кино. Более того, наверняка знал, что тот Мужик тогда
чувствовал и ощущал.
Он потом, отстрелявшись, не вскочил и не побежал... Он перевернулся на
спину и смотрел в небо. И когда убивали его, не заметил. И боли не
чувствовал. Он ушел в ослепительную высь над степью... Душа ушла, а тело
осталось. И как там фрицы над ним глумились, он и не знает.
Мужик свое - отстоял. На посошок... Не знаю, как по канонам, по мне это
- Святость...
Gleb Bobrov. Alien Thermopylae (excerpt)
Don steppes, stuffy summer forty-two. Forces of Stepnoy and Voronezh
fronts rolled back to Stalingrad. Complete retreat. Escape. Father -
The commander of a sapper platoon, together with his unit, is in the tail of the troops.
Mine the waste. The laggards, the most exhausted, pass by. That little man
as he said, he then remembered.
The pounded uncle sits at the rubble, smokes. A look is under the feet. Pilot
no, no belt. Near "Maxim". There is no second number either. Smoked
got up, picked up a machine gun, rolled on. Duffel on a white back, to the ground
tends to. Father said that even then he thought that the soldier would not reach. Old
already over forty. Broke, says the man. You can see right away ...
The sappers also retreated. They didn’t have time to retreat, they hear a battle in the village. Parts
rearguard stood up. The order is back. The Germans surrender the village without a fight. Come in. On
the central square is the infantry battalion. As the Fritz went in formation, so
lay down - in a row. A man and a half. Something unprecedented. Then, in the 42nd, not yet
there were weapons of mass destruction. Many still show signs of life. Right
finished off ...
We calculated the situation in the shelling sector. Found in a couple of minutes. Lies
the same one is broken. The Germans chopped him with bayonets in a mincemeat. "Maxim"
trunk lifted into the sky, hovering. Canvas tape - empty. Just one box
the peasant had it. And no longer needed - would not have time.
The winners walked to themselves, frenzied, as in a parade - with a marching column along
five, or six, as they have according to the charter. The watch went on
Motorbike - the village is free! Like, "Russian fagot" drape. But not
everything...
One is tired of running. Man decided to stand up to the last for Russia, for
Mother ... He lay down in the front garden between the lilacs, leaned into the scope of the sight on
the road, led the trunk right and left. Okay ... Now - wait.
Yes, and probably did not wait long. They are handsome. Well, he gave - with
thirty meters! Left to right, in the ranks. Machine gun bullet point blank man
five will pierce through and will not choke. Then again back and forth, according to those who
from the knee, but lay down looking around. Then on the ground, on darling, so as not to lie down
on it without asking. And so he drove from side to side, while all two hundred
seventy chamber in them did not spit out.
I don’t know, this is some kind of insight, probably, but I just saw then
he died. Like in the movies. Moreover, I probably knew that that guy then
felt and felt.
Then, after firing off, he did not jump up and run ... He turned on
his back and looked into the sky. And when they killed him, he didn’t notice. And no pain
felt. He went into a dazzling height above the steppe ... The soul was gone, and the body
left. And how there the Fritz sneered at him, he does not know.
He defended his man. For the road ... I don’t know, according to the canons, for me it’s
- Holiness ...
Don steppes, stuffy summer forty-two. Forces of Stepnoy and Voronezh
fronts rolled back to Stalingrad. Complete retreat. Escape. Father -
The commander of a sapper platoon, together with his unit, is in the tail of the troops.
Mine the waste. The laggards, the most exhausted, pass by. That little man
as he said, he then remembered.
The pounded uncle sits at the rubble, smokes. A look is under the feet. Pilot
no, no belt. Near "Maxim". There is no second number either. Smoked
got up, picked up a machine gun, rolled on. Duffel on a white back, to the ground
tends to. Father said that even then he thought that the soldier would not reach. Old
already over forty. Broke, says the man. You can see right away ...
The sappers also retreated. They didn’t have time to retreat, they hear a battle in the village. Parts
rearguard stood up. The order is back. The Germans surrender the village without a fight. Come in. On
the central square is the infantry battalion. As the Fritz went in formation, so
lay down - in a row. A man and a half. Something unprecedented. Then, in the 42nd, not yet
there were weapons of mass destruction. Many still show signs of life. Right
finished off ...
We calculated the situation in the shelling sector. Found in a couple of minutes. Lies
the same one is broken. The Germans chopped him with bayonets in a mincemeat. "Maxim"
trunk lifted into the sky, hovering. Canvas tape - empty. Just one box
the peasant had it. And no longer needed - would not have time.
The winners walked to themselves, frenzied, as in a parade - with a marching column along
five, or six, as they have according to the charter. The watch went on
Motorbike - the village is free! Like, "Russian fagot" drape. But not
everything...
One is tired of running. Man decided to stand up to the last for Russia, for
Mother ... He lay down in the front garden between the lilacs, leaned into the scope of the sight on
the road, led the trunk right and left. Okay ... Now - wait.
Yes, and probably did not wait long. They are handsome. Well, he gave - with
thirty meters! Left to right, in the ranks. Machine gun bullet point blank man
five will pierce through and will not choke. Then again back and forth, according to those who
from the knee, but lay down looking around. Then on the ground, on darling, so as not to lie down
on it without asking. And so he drove from side to side, while all two hundred
seventy chamber in them did not spit out.
I don’t know, this is some kind of insight, probably, but I just saw then
he died. Like in the movies. Moreover, I probably knew that that guy then
felt and felt.
Then, after firing off, he did not jump up and run ... He turned on
his back and looked into the sky. And when they killed him, he didn’t notice. And no pain
felt. He went into a dazzling height above the steppe ... The soul was gone, and the body
left. And how there the Fritz sneered at him, he does not know.
He defended his man. For the road ... I don’t know, according to the canons, for me it’s
- Holiness ...
У записи 4 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Кирилл Дряннов
