«Шеймусу Хини»
Я проснулся от крика чаек в Дублине.
На рассвете их голоса звучали
как души, которые так загублены,
что не испытывают печали.
Облака шли над морем в четыре яруса,
точно театр навстречу драме,
набирая брайлем постскриптум ярости
и беспомощности в остекленевшей раме.
В мертвом парке маячили изваяния.
И я вздрогнул: я — дума, вернее — возле.
Жизнь на три четверти — узнавание
себя в нечленораздельном вопле
или — в полной окаменелости.
Я был в городе, где, не сумев родиться,
я еще мог бы, набравшись смелости,
умереть, но не заблудиться.
Крики дублинских чаек! конец грамматики,
примечание звука к попыткам справиться
с воздухом, с примесью чувств праматери,
обнаруживающей измену праотца —
раздирали клювами слух, как занавес,
требуя опустить длинноты,
буквы вообще, и начать монолог свой заново
с чистой бесчеловечной ноты.
Иосиф Бродский, 1990г.
Я проснулся от крика чаек в Дублине.
На рассвете их голоса звучали
как души, которые так загублены,
что не испытывают печали.
Облака шли над морем в четыре яруса,
точно театр навстречу драме,
набирая брайлем постскриптум ярости
и беспомощности в остекленевшей раме.
В мертвом парке маячили изваяния.
И я вздрогнул: я — дума, вернее — возле.
Жизнь на три четверти — узнавание
себя в нечленораздельном вопле
или — в полной окаменелости.
Я был в городе, где, не сумев родиться,
я еще мог бы, набравшись смелости,
умереть, но не заблудиться.
Крики дублинских чаек! конец грамматики,
примечание звука к попыткам справиться
с воздухом, с примесью чувств праматери,
обнаруживающей измену праотца —
раздирали клювами слух, как занавес,
требуя опустить длинноты,
буквы вообще, и начать монолог свой заново
с чистой бесчеловечной ноты.
Иосиф Бродский, 1990г.
The Seymus Heaney
I woke up from the cry of gulls in Dublin.
At dawn their voices sounded
like souls that are so ruined
that do not experience sadness.
The clouds went over the sea in four tiers,
like a theater to meet drama
gaining a braille postscript of rage
and helplessness in a glazed frame.
In the dead park loomed statues.
And I shuddered: I - a thought, or rather - near.
Three Quarter Life - Recognition
in an inarticulate howl
or - in complete fossil.
I was in a city where, failing to be born,
I could still have the courage
die, but don't get lost.
Screams of Dublin gulls! end of grammar
note of sound to attempt to cope
with air, mixed with the feelings of the foremother,
revealing treason of the forefather -
tearing their ears with beaks like a curtain,
demanding to lower the lengths
letters in general, and start your monologue again
with a clean inhuman note.
Joseph Brodsky, 1990
I woke up from the cry of gulls in Dublin.
At dawn their voices sounded
like souls that are so ruined
that do not experience sadness.
The clouds went over the sea in four tiers,
like a theater to meet drama
gaining a braille postscript of rage
and helplessness in a glazed frame.
In the dead park loomed statues.
And I shuddered: I - a thought, or rather - near.
Three Quarter Life - Recognition
in an inarticulate howl
or - in complete fossil.
I was in a city where, failing to be born,
I could still have the courage
die, but don't get lost.
Screams of Dublin gulls! end of grammar
note of sound to attempt to cope
with air, mixed with the feelings of the foremother,
revealing treason of the forefather -
tearing their ears with beaks like a curtain,
demanding to lower the lengths
letters in general, and start your monologue again
with a clean inhuman note.
Joseph Brodsky, 1990
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ася Солодова
