Если вы в душе немного одинокий стрелочник, то почитайте.
Стрелочник
Это объявление я услышал в вагоне пригородного электропоезда. За окном летел куда-то вбок мокрый зимний лес, а машинист перечислял по радио, какие специальности требуются управлению железной дороги. Относительная влажность была сто процентов. Ни одной из перечисляемых специальностей я не владел, что почему-то вызывало грусть. Последним в этом списке утраченных возможностей значился стрелочник.
«Одиноким стрелочникам предоставляется общежитие», – сказал репродуктор и умолк.
Я всегда был одиноким, но никогда – одиноким стрелочником. Нельзя сказать, что мне нравилось быть одиноким, да и профессия стрелочника не слишком привлекала меня. Но в сочетании слов «одинокий стрелочник» была какая-то необъяснимая прелесть, что-то настолько беспросветное и неуютное, бесправное и жалостное, что я немедленно вышел из электрички и отправился искать управление железной дороги.
Кажется, там подумали, что мне требуется общежитие. Человек в черном кителе с оловянными пуговицами долго рассматривал мое заявление на свет, ища намек на общежитие и пропуская самые главные слова об одиночестве стрелочника. Ему не приходило в голову, что в общежитии сама идея одиночества теряет всякий смысл.
– Хотите быть стрелочником? – наконец спросил он и задрал голову так, что его ноздри уставились на меня, точно дула двустволки.
– Одиноким стрелочником, – поправил я.
– Да, именно одиноким стрелочникам мы предоставляем общежитие, – с удовольствием выговорил он.
– Я не прошу этой привилегии, – сказал я.
Должно быть, я вел себя неправильно или говорил не те слова, потому что железнодорожник заерзал на своем кресле, а в глазах его на секунду мелькнул испуг.
– Вы отказываетесь от общежития? – спросил он задумчиво и вдруг снова вскинул голову и прокричал: – Или как?
– Послушайте, – сказал я ему. – Дайте мне какую-нибудь стрелку. Я постараюсь быть полезен… А мое одиночество не может иметь для вас принципиального значения.
– Нет стрелок! Нет ни одной стрелки! – закричал он, как можно дальше отодвигая от себя мое заявление. – Ради Бога, заберите ваше заявление… Я вас прошу! Масса других специальностей, курсы, стипендии, повышение без отрыва…
– У меня мечта, – сказал я. – Дайте мне стрелку, маленькую будочку, свой семафорчик, желтый и красный флажки… Нет, я сам их сошью. Это больше соответствует одиночеству. В крайнем случае, я обойдусь без семафорчика.
Он подписал заявление.
И вот я стрелочник. У меня своя будочка, подогреваемая изнутри небольшой электрической лампочкой, которая одновременно служит для освещения. До стрелки ходить совсем недалеко, километра два, и я ежедневно проделываю этот путь туда и обратно по нескольку раз. Работа у меня сдельная, и зарплата зависит от количества проходящих мимо поездов. Иногда случается, что поезда по какой-нибудь причине не ходят, но это бывает редко.
Самое главное в моей работе, как я быстро понял, – это угадать момент приближения поезда, так как расписания у меня нет. Мне пытались всучить прошлогоднее расписание, но я отказался, полагаясь на свою интуицию. Интуиция должна быть двойной, потому что нужно угадать не только, идет ли поезд, но и нужно ли переводить стрелку.
Обычно я угадываю первое безошибочно за полчаса до прохода поезда. Это как раз то время, которое требуется, чтобы неторопливо дойти до стрелки и только тут, когда огни поезда уже видны, за считанные секунды решить, нужно ли переводить стрелку. Как правило, я ее не перевожу, но бывает, что перевожу, проклиная себя в душе за уступчивость. Почему-то мне никогда не хочется ее переводить.
Моя стрелка очень проста. Говорят, что есть более сложные стрелки, но ими управляют и более одинокие стрелочники. Я еще не слишком одинок. Мне еще улыбаются девушки из окон электричек, так что возможностей для совершенствования сколько угодно.
От моей первой стрелки отходят два пути – левый и правый, а подходит к ней один – центральный. Эту терминологию нужно выучить раз и навсегда и ни в коем случае не путать. Стрелку следует переводить до прохода поезда, в противном случае будет поздно. То есть можно перевести и потом, но в этом уже будет мало смысла. Ни за что на свете нельзя переводить стрелку в середине состава, так как может произойти что-нибудь непредвиденное. Об этом меня особенно предупреждал мой учитель, бывший одинокий стрелочник, к которому неожиданно вернулась жена с сыном, поставив его перед необходимостью менять специальность.
Переведя стрелку, я обычно встаю рядом с нею, держа в правой руке желтый флажок. При этом я смотрю на окна вагонов, надеясь, что пассажиры оценят мое старание, точность и полное бескорыстие. Впрочем, я не требую оценки, хотя бывает очень приятно, когда какая-нибудь женщина бросит мне цветок или ребенок состроит рожицу. Однако чаще летят пустые бутылки, что очень действует мне на нервы.
Проводив поезд, я смазываю стрелку и возвращаюсь в будочку. Вот тут-то и наступают минуты, ради которых я бросил бывшую свою профессию и подался в одинокие стрелочники без общежития. Я достаю свою любимую игру, детскую железную дорогу с шириной пути 12 миллиметров, изготовленную в ГДР, и раскладываю ее на полу в будочке. У меня один паровоз, но зато стрелок целая уйма, и многие из них не в пример сложнее той, за которую мне платят деньги. Я кладу пальцы на клавиатуру пульта и играю, закрыв глаза, какую-нибудь мелодию. Слышно, как щелкают игрушечные стрелки и носится, жужжа, мой паровозик.
Еще ни разу он не сошел с рельсов, хотя путь его бывает настолько причудлив, что даже сам я удивляюсь. Игра требует полного, совершенного одиночества, одиночества на всю катушку, и безусловно непригодна для общежития.
Таким образом я совершенствуюсь в своей специальности. После таких упражнений мне нисколько не трудно управляться со своей подотчетной стрелкой. Не трудно, но скучновато. Потому как, что ни говори, а два пути, которые находятся в моем ведении, не исчерпывают возможностей фантазии и вдохновения.
Больше всего меня печалит, что работа моя, в отличие от игры, абсолютно бессмысленна. Я уже несколько раз убеждался, что оба пути совершенно равноправны, и поезду все равно, по какому идти. Но дело даже не в этом.
Я совершенно точно знаю, что в пяти километрах от моей стрелки находится точно такая же, но обратного действия. Она сводит два пути в один. Там тоже имеется будочка, в которой сидит стрелочник-профессионал с тридцатилетним стажем. Куда бы я не загнал свой поезд, он все равно направит его на центральный путь. Это единственное, что он умеет делать. Я думаю, что он уже изучил мою манеру и заранее знает, с правого или левого пути ждать от меня поезда. Кстати, он тоже совершенно, совершенно одинок.
Александр Житинский, 1975г.
Стрелочник
Это объявление я услышал в вагоне пригородного электропоезда. За окном летел куда-то вбок мокрый зимний лес, а машинист перечислял по радио, какие специальности требуются управлению железной дороги. Относительная влажность была сто процентов. Ни одной из перечисляемых специальностей я не владел, что почему-то вызывало грусть. Последним в этом списке утраченных возможностей значился стрелочник.
«Одиноким стрелочникам предоставляется общежитие», – сказал репродуктор и умолк.
Я всегда был одиноким, но никогда – одиноким стрелочником. Нельзя сказать, что мне нравилось быть одиноким, да и профессия стрелочника не слишком привлекала меня. Но в сочетании слов «одинокий стрелочник» была какая-то необъяснимая прелесть, что-то настолько беспросветное и неуютное, бесправное и жалостное, что я немедленно вышел из электрички и отправился искать управление железной дороги.
Кажется, там подумали, что мне требуется общежитие. Человек в черном кителе с оловянными пуговицами долго рассматривал мое заявление на свет, ища намек на общежитие и пропуская самые главные слова об одиночестве стрелочника. Ему не приходило в голову, что в общежитии сама идея одиночества теряет всякий смысл.
– Хотите быть стрелочником? – наконец спросил он и задрал голову так, что его ноздри уставились на меня, точно дула двустволки.
– Одиноким стрелочником, – поправил я.
– Да, именно одиноким стрелочникам мы предоставляем общежитие, – с удовольствием выговорил он.
– Я не прошу этой привилегии, – сказал я.
Должно быть, я вел себя неправильно или говорил не те слова, потому что железнодорожник заерзал на своем кресле, а в глазах его на секунду мелькнул испуг.
– Вы отказываетесь от общежития? – спросил он задумчиво и вдруг снова вскинул голову и прокричал: – Или как?
– Послушайте, – сказал я ему. – Дайте мне какую-нибудь стрелку. Я постараюсь быть полезен… А мое одиночество не может иметь для вас принципиального значения.
– Нет стрелок! Нет ни одной стрелки! – закричал он, как можно дальше отодвигая от себя мое заявление. – Ради Бога, заберите ваше заявление… Я вас прошу! Масса других специальностей, курсы, стипендии, повышение без отрыва…
– У меня мечта, – сказал я. – Дайте мне стрелку, маленькую будочку, свой семафорчик, желтый и красный флажки… Нет, я сам их сошью. Это больше соответствует одиночеству. В крайнем случае, я обойдусь без семафорчика.
Он подписал заявление.
И вот я стрелочник. У меня своя будочка, подогреваемая изнутри небольшой электрической лампочкой, которая одновременно служит для освещения. До стрелки ходить совсем недалеко, километра два, и я ежедневно проделываю этот путь туда и обратно по нескольку раз. Работа у меня сдельная, и зарплата зависит от количества проходящих мимо поездов. Иногда случается, что поезда по какой-нибудь причине не ходят, но это бывает редко.
Самое главное в моей работе, как я быстро понял, – это угадать момент приближения поезда, так как расписания у меня нет. Мне пытались всучить прошлогоднее расписание, но я отказался, полагаясь на свою интуицию. Интуиция должна быть двойной, потому что нужно угадать не только, идет ли поезд, но и нужно ли переводить стрелку.
Обычно я угадываю первое безошибочно за полчаса до прохода поезда. Это как раз то время, которое требуется, чтобы неторопливо дойти до стрелки и только тут, когда огни поезда уже видны, за считанные секунды решить, нужно ли переводить стрелку. Как правило, я ее не перевожу, но бывает, что перевожу, проклиная себя в душе за уступчивость. Почему-то мне никогда не хочется ее переводить.
Моя стрелка очень проста. Говорят, что есть более сложные стрелки, но ими управляют и более одинокие стрелочники. Я еще не слишком одинок. Мне еще улыбаются девушки из окон электричек, так что возможностей для совершенствования сколько угодно.
От моей первой стрелки отходят два пути – левый и правый, а подходит к ней один – центральный. Эту терминологию нужно выучить раз и навсегда и ни в коем случае не путать. Стрелку следует переводить до прохода поезда, в противном случае будет поздно. То есть можно перевести и потом, но в этом уже будет мало смысла. Ни за что на свете нельзя переводить стрелку в середине состава, так как может произойти что-нибудь непредвиденное. Об этом меня особенно предупреждал мой учитель, бывший одинокий стрелочник, к которому неожиданно вернулась жена с сыном, поставив его перед необходимостью менять специальность.
Переведя стрелку, я обычно встаю рядом с нею, держа в правой руке желтый флажок. При этом я смотрю на окна вагонов, надеясь, что пассажиры оценят мое старание, точность и полное бескорыстие. Впрочем, я не требую оценки, хотя бывает очень приятно, когда какая-нибудь женщина бросит мне цветок или ребенок состроит рожицу. Однако чаще летят пустые бутылки, что очень действует мне на нервы.
Проводив поезд, я смазываю стрелку и возвращаюсь в будочку. Вот тут-то и наступают минуты, ради которых я бросил бывшую свою профессию и подался в одинокие стрелочники без общежития. Я достаю свою любимую игру, детскую железную дорогу с шириной пути 12 миллиметров, изготовленную в ГДР, и раскладываю ее на полу в будочке. У меня один паровоз, но зато стрелок целая уйма, и многие из них не в пример сложнее той, за которую мне платят деньги. Я кладу пальцы на клавиатуру пульта и играю, закрыв глаза, какую-нибудь мелодию. Слышно, как щелкают игрушечные стрелки и носится, жужжа, мой паровозик.
Еще ни разу он не сошел с рельсов, хотя путь его бывает настолько причудлив, что даже сам я удивляюсь. Игра требует полного, совершенного одиночества, одиночества на всю катушку, и безусловно непригодна для общежития.
Таким образом я совершенствуюсь в своей специальности. После таких упражнений мне нисколько не трудно управляться со своей подотчетной стрелкой. Не трудно, но скучновато. Потому как, что ни говори, а два пути, которые находятся в моем ведении, не исчерпывают возможностей фантазии и вдохновения.
Больше всего меня печалит, что работа моя, в отличие от игры, абсолютно бессмысленна. Я уже несколько раз убеждался, что оба пути совершенно равноправны, и поезду все равно, по какому идти. Но дело даже не в этом.
Я совершенно точно знаю, что в пяти километрах от моей стрелки находится точно такая же, но обратного действия. Она сводит два пути в один. Там тоже имеется будочка, в которой сидит стрелочник-профессионал с тридцатилетним стажем. Куда бы я не загнал свой поезд, он все равно направит его на центральный путь. Это единственное, что он умеет делать. Я думаю, что он уже изучил мою манеру и заранее знает, с правого или левого пути ждать от меня поезда. Кстати, он тоже совершенно, совершенно одинок.
Александр Житинский, 1975г.
If you are a little lonely switchman at heart, then read.
Switchman
I heard this announcement in the car of a suburban electric train. Outside the window, a wet winter forest flew somewhere to the side, and the driver listed on the radio what specialties the railway administration required. Relative humidity was one hundred percent. I did not own any of the listed specialties, which for some reason caused sadness. The last on this list of lost opportunities was the switchman.
“A lonely switchman is provided with a dormitory,” said the speaker and fell silent.
I have always been lonely, but never - a lonely switchman. This is not to say that I liked being alone, and the profession of a switchman did not attract me too much. But in the combination of the words “lone switchman” there was some inexplicable charm, something so hopeless and uncomfortable, disenfranchised and pitiful that I immediately got out of the train and went to look for the railway control.
It seems they thought that I needed a dormitory. A man in a black tunic with tin buttons examined my application for a long time, looking for a hint of a hostel and missing the most important words about the loneliness of the switchman. It did not occur to him that in the hostel the very idea of loneliness loses all meaning.
- Want to be a switchman? He finally asked and lifted his head so that his nostrils stared at me, like a double-barreled barrel.
“A lone switchman,” I corrected.
“Yes, it’s the lonely switchman who we provide a hostel for,” he said with pleasure.
“I am not asking for this privilege,” I said.
I must have acted incorrectly or said the wrong words, because the railwayman was crawling on his chair, and a fright flashed in his eyes for a second.
- Do you refuse the hostel? He asked thoughtfully, and suddenly raised his head again and shouted: “Or how?”
“Listen,” I told him. - Give me some arrow. I will try to be of service ... But my loneliness cannot be of fundamental importance to you.
- No arrows! There are no arrows! He cried, pushing my statement as far away as possible. “For God's sake, take your statement ... I beg you!” A host of other specialties, courses, scholarships, on-the-job promotion ...
“I have a dream,” I said. - Give me an arrow, a small booth, your semaphore, yellow and red flags ... No, I’ll sew them myself. This is more consistent with loneliness. As a last resort, I will manage without a semaphore.
He signed a statement.
And here I am the switchman. I have my own booth, heated from the inside with a small light bulb, which simultaneously serves as a light. It’s very close to the arrow, about two kilometers, and every day I go this way back and forth several times. My work is piecework, and the salary depends on the number of trains passing by. Sometimes it happens that trains for some reason do not run, but this is rare.
The most important thing in my work, as I quickly realized, is to guess the moment the train is approaching, since I do not have a schedule. They tried to palm off on me last year’s schedule, but I refused, relying on my intuition. Intuition should be double, because you need to guess not only whether the train is on, but also whether to turn the arrow.
Usually I guess the first correctly without an error half an hour before the train passes. This is just the time it takes to slowly reach the arrow, and only then, when the train lights are already visible, in a matter of seconds, decide whether to switch the arrow. As a rule, I don’t translate it, but it happens that I translate it, cursing myself in the soul for compliance. For some reason, I never want to translate it.
My arrow is very simple. They say that there are more complex shooters, but they are controlled by more lonely switchmen. I'm not too lonely yet. I still smile at the girls from the windows of the trains, so there are as many opportunities for improvement as possible.
Two paths depart from my first arrow - the left and the right, and one approaches it - the central one. This terminology needs to be learned once and for all and in no case be confused. The arrow should be moved before the train passes, otherwise it will be too late. That is, you can translate later, but this will already make little sense. You can’t translate the arrow in the middle of the lineup for anything, since something unexpected can happen. This was especially warned by my teacher, a former lonely switchman, to whom his wife and son unexpectedly returned, putting him before the need to change his specialty.
Having translated the arrow, I usually get up next to it, holding a yellow flag in my right hand. At the same time, I look at the windows of the cars, hoping that passengers will appreciate my diligence, accuracy and complete disinterestedness. However, I do not require an assessment, although it is very nice when a woman throws me a flower or a child makes a face. However, empty bottles fly more often, which really gets on my nerves.
Having led the train, I lubricate the arrow and return to the booth. This is where the minutes come, for the sake of which I quit my former profession and leaned into lonely switchmen without dormitories
Switchman
I heard this announcement in the car of a suburban electric train. Outside the window, a wet winter forest flew somewhere to the side, and the driver listed on the radio what specialties the railway administration required. Relative humidity was one hundred percent. I did not own any of the listed specialties, which for some reason caused sadness. The last on this list of lost opportunities was the switchman.
“A lonely switchman is provided with a dormitory,” said the speaker and fell silent.
I have always been lonely, but never - a lonely switchman. This is not to say that I liked being alone, and the profession of a switchman did not attract me too much. But in the combination of the words “lone switchman” there was some inexplicable charm, something so hopeless and uncomfortable, disenfranchised and pitiful that I immediately got out of the train and went to look for the railway control.
It seems they thought that I needed a dormitory. A man in a black tunic with tin buttons examined my application for a long time, looking for a hint of a hostel and missing the most important words about the loneliness of the switchman. It did not occur to him that in the hostel the very idea of loneliness loses all meaning.
- Want to be a switchman? He finally asked and lifted his head so that his nostrils stared at me, like a double-barreled barrel.
“A lone switchman,” I corrected.
“Yes, it’s the lonely switchman who we provide a hostel for,” he said with pleasure.
“I am not asking for this privilege,” I said.
I must have acted incorrectly or said the wrong words, because the railwayman was crawling on his chair, and a fright flashed in his eyes for a second.
- Do you refuse the hostel? He asked thoughtfully, and suddenly raised his head again and shouted: “Or how?”
“Listen,” I told him. - Give me some arrow. I will try to be of service ... But my loneliness cannot be of fundamental importance to you.
- No arrows! There are no arrows! He cried, pushing my statement as far away as possible. “For God's sake, take your statement ... I beg you!” A host of other specialties, courses, scholarships, on-the-job promotion ...
“I have a dream,” I said. - Give me an arrow, a small booth, your semaphore, yellow and red flags ... No, I’ll sew them myself. This is more consistent with loneliness. As a last resort, I will manage without a semaphore.
He signed a statement.
And here I am the switchman. I have my own booth, heated from the inside with a small light bulb, which simultaneously serves as a light. It’s very close to the arrow, about two kilometers, and every day I go this way back and forth several times. My work is piecework, and the salary depends on the number of trains passing by. Sometimes it happens that trains for some reason do not run, but this is rare.
The most important thing in my work, as I quickly realized, is to guess the moment the train is approaching, since I do not have a schedule. They tried to palm off on me last year’s schedule, but I refused, relying on my intuition. Intuition should be double, because you need to guess not only whether the train is on, but also whether to turn the arrow.
Usually I guess the first correctly without an error half an hour before the train passes. This is just the time it takes to slowly reach the arrow, and only then, when the train lights are already visible, in a matter of seconds, decide whether to switch the arrow. As a rule, I don’t translate it, but it happens that I translate it, cursing myself in the soul for compliance. For some reason, I never want to translate it.
My arrow is very simple. They say that there are more complex shooters, but they are controlled by more lonely switchmen. I'm not too lonely yet. I still smile at the girls from the windows of the trains, so there are as many opportunities for improvement as possible.
Two paths depart from my first arrow - the left and the right, and one approaches it - the central one. This terminology needs to be learned once and for all and in no case be confused. The arrow should be moved before the train passes, otherwise it will be too late. That is, you can translate later, but this will already make little sense. You can’t translate the arrow in the middle of the lineup for anything, since something unexpected can happen. This was especially warned by my teacher, a former lonely switchman, to whom his wife and son unexpectedly returned, putting him before the need to change his specialty.
Having translated the arrow, I usually get up next to it, holding a yellow flag in my right hand. At the same time, I look at the windows of the cars, hoping that passengers will appreciate my diligence, accuracy and complete disinterestedness. However, I do not require an assessment, although it is very nice when a woman throws me a flower or a child makes a face. However, empty bottles fly more often, which really gets on my nerves.
Having led the train, I lubricate the arrow and return to the booth. This is where the minutes come, for the sake of which I quit my former profession and leaned into lonely switchmen without dormitories
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ася Солодова
