Линор Горалик "Ахилл и черепаха"
Ахилл говорит Черепахе: повремени, ну повремени, ну погоди, повернись ко мне, поворотись, вернись, не ходи к воде, не уходи и не уводи меня за собою, я не пойду, остановись, посмотри — я падаю, подойди, подай мне воды, ляг со мной на песок, дай отдышаться, меня ведет, у меня в груди не умещаются выдох-вдох, пощади, — говорит Ахилл, — потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, день говорить с утра о малостях, жаться к твоей подушке, день отвезти тебя к стоматологу, прикупить одежки, день ухватиться за руки, когда лифт качнется, день не бояться, что плохо кончится то, что хорошо начнется. День, — говорит Ахилл, — только день — и я снова смогу держаться, только день, — говорит, — и мне снова будет легко бежаться, будет как-то двигаться, как-то житься, как-то знаться, что ты все еще здесь, в одной миллионной шага, в ста миллиардах лет непрерывного бега, ты еще помнишь меня, — говорит Ахилл, — я вот он, вот, задыхаюсь тебе в спину?
Черепаха говорит Ахиллу: слушай, ты чего это, что такое? Все нормально, гуляем же и гуляем, что тебя вдруг пробило? Посмотри, какая ракушка, посмотри — соляная кромка, а давай дойдем до воды, скоро можно будет купаться, скажем, через неделю. Слушай, посиди секунду, постереги мои туфли. Я хочу намочить ноги, думаю, уже нормально.
Ахилл говорит Черепахе: это ад непройденных расстояний, ад полушага, ад проходящего времени, следов от его ожога, ад перемен души, — говорит Ахилл, — и я все время не успеваю, не догоняю тебя и не забываю, какой ты была полторы секунды назад, какой ты была на предыдущем шаге, на перешейке, на прошлогоднем песке, на снегу сошедшем, вот что сводит меня с ума, — говорит Ахилл, — вот от чего я шалею, я пробегаю пол-души, чтобы оказаться душой с тобою, чтобы душа, — говорит Ахилл, — в душу, душа в душу, ты же переворачиваешь душу за этот шаг и вот я уже дышу, как на ладан, а ты идешь дальше, даже не понимая, не понимая даже, и это, — говорит Ахилл, — я не в упрек, это, — говорит Ахилл, — я не имею в виду «не ходи дальше», это я просто не понимаю, как мне прожить дольше. Это так надо, я знаю, я понимаю, это иначе не может быть, но я хочу подманить тебя и подменяю себя тобою, какой ты была полторы секунды назад, но это же не обманывает никого, даже меня самого. Это бывает, такая любовь, когда не достать и не дотянуться сердцем, губами, воплями, пуповиной, не вообразить себя половиной и тебя половиной, но навсегда учесть, что воздух будет стоять стеною между тобой и мною. Я понимаю, — говорит Ахилл, — тут не может быть передышки и никакой поблажки, потому что это послано не для блажи и не для двух голов на одной подушке, но для того, чтобы душа терпела и задыхалась, но не подыхала, не отдыхала, и поэтому бы не затихала, и тогда, — говорит Ахилл, — понятно, что мне не положено отлежаться у тебя на плече, отдышаться, а положено хоть как-то держаться. Я не догоню тебя, — говорит Ахилл, — не догоню, это, конечно, ясно, не догоню, но наступит миг — и я вдруг пойму, что дальше бежать нечестно, потому что если еще хоть шаг — и я окажусь впереди тебя, ибо все закончится, завершится, и тогда еще только шаг — и ты останешься позади, и это будет слишком страшно, чтобы решиться, испытание кончится, все решится, можно будет жаться друг к дружке, есть из одной тарелки, в зоопарк ходить, и будет легко дышаться, только все уже отмечется и отшелушится, и душа вздохнет тяжело и прекратит шебуршиться. Никогда, — говорит Ахилл, — никогда, понимаешь, ни дня покоя, никогда, испытание, — говорит Ахилл, — это вот что такое: это когда ты гонишься, а потом понимаешь, что вот — протяни и схвати рукою, только зачем оно тебе такое? Все, что ты должен взять с этого пепелища — это себя, ставшего только еще страшней и гораздо проще, все, что ты получаешь в награду за эту спешку — это не отпуск с детьми и не пальцем водить по ее ладошке, но глубоко за пазухой черные головешки, горькие, но дающие крепость твоей одежке. Это я все понимаю, — говорит Ахилл, — но пока что у меня подгибаются ноги, сердце выкашливается из груди, пощади, — говорит Ахилл, — пощади, пощади, потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, пощади, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я до тебя хоть пальцем бы дотянулся, ну пожалуйста, просто дай мне знать, что я с тобою не разминулся, не загнулся пока, не сдался, не задохнулся!
Черепаха говорит Ахиллу: да прекрати же, пусти, ты делаешь мне больно!
Ахилл говорит Черепахе: повремени, ну повремени, ну погоди, повернись ко мне, поворотись, вернись, не ходи к воде, не уходи и не уводи меня за собою, я не пойду, остановись, посмотри — я падаю, подойди, подай мне воды, ляг со мной на песок, дай отдышаться, меня ведет, у меня в груди не умещаются выдох-вдох, пощади, — говорит Ахилл, — потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, день говорить с утра о малостях, жаться к твоей подушке, день отвезти тебя к стоматологу, прикупить одежки, день ухватиться за руки, когда лифт качнется, день не бояться, что плохо кончится то, что хорошо начнется. День, — говорит Ахилл, — только день — и я снова смогу держаться, только день, — говорит, — и мне снова будет легко бежаться, будет как-то двигаться, как-то житься, как-то знаться, что ты все еще здесь, в одной миллионной шага, в ста миллиардах лет непрерывного бега, ты еще помнишь меня, — говорит Ахилл, — я вот он, вот, задыхаюсь тебе в спину?
Черепаха говорит Ахиллу: слушай, ты чего это, что такое? Все нормально, гуляем же и гуляем, что тебя вдруг пробило? Посмотри, какая ракушка, посмотри — соляная кромка, а давай дойдем до воды, скоро можно будет купаться, скажем, через неделю. Слушай, посиди секунду, постереги мои туфли. Я хочу намочить ноги, думаю, уже нормально.
Ахилл говорит Черепахе: это ад непройденных расстояний, ад полушага, ад проходящего времени, следов от его ожога, ад перемен души, — говорит Ахилл, — и я все время не успеваю, не догоняю тебя и не забываю, какой ты была полторы секунды назад, какой ты была на предыдущем шаге, на перешейке, на прошлогоднем песке, на снегу сошедшем, вот что сводит меня с ума, — говорит Ахилл, — вот от чего я шалею, я пробегаю пол-души, чтобы оказаться душой с тобою, чтобы душа, — говорит Ахилл, — в душу, душа в душу, ты же переворачиваешь душу за этот шаг и вот я уже дышу, как на ладан, а ты идешь дальше, даже не понимая, не понимая даже, и это, — говорит Ахилл, — я не в упрек, это, — говорит Ахилл, — я не имею в виду «не ходи дальше», это я просто не понимаю, как мне прожить дольше. Это так надо, я знаю, я понимаю, это иначе не может быть, но я хочу подманить тебя и подменяю себя тобою, какой ты была полторы секунды назад, но это же не обманывает никого, даже меня самого. Это бывает, такая любовь, когда не достать и не дотянуться сердцем, губами, воплями, пуповиной, не вообразить себя половиной и тебя половиной, но навсегда учесть, что воздух будет стоять стеною между тобой и мною. Я понимаю, — говорит Ахилл, — тут не может быть передышки и никакой поблажки, потому что это послано не для блажи и не для двух голов на одной подушке, но для того, чтобы душа терпела и задыхалась, но не подыхала, не отдыхала, и поэтому бы не затихала, и тогда, — говорит Ахилл, — понятно, что мне не положено отлежаться у тебя на плече, отдышаться, а положено хоть как-то держаться. Я не догоню тебя, — говорит Ахилл, — не догоню, это, конечно, ясно, не догоню, но наступит миг — и я вдруг пойму, что дальше бежать нечестно, потому что если еще хоть шаг — и я окажусь впереди тебя, ибо все закончится, завершится, и тогда еще только шаг — и ты останешься позади, и это будет слишком страшно, чтобы решиться, испытание кончится, все решится, можно будет жаться друг к дружке, есть из одной тарелки, в зоопарк ходить, и будет легко дышаться, только все уже отмечется и отшелушится, и душа вздохнет тяжело и прекратит шебуршиться. Никогда, — говорит Ахилл, — никогда, понимаешь, ни дня покоя, никогда, испытание, — говорит Ахилл, — это вот что такое: это когда ты гонишься, а потом понимаешь, что вот — протяни и схвати рукою, только зачем оно тебе такое? Все, что ты должен взять с этого пепелища — это себя, ставшего только еще страшней и гораздо проще, все, что ты получаешь в награду за эту спешку — это не отпуск с детьми и не пальцем водить по ее ладошке, но глубоко за пазухой черные головешки, горькие, но дающие крепость твоей одежке. Это я все понимаю, — говорит Ахилл, — но пока что у меня подгибаются ноги, сердце выкашливается из груди, пощади, — говорит Ахилл, — пощади, пощади, потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, пощади, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я до тебя хоть пальцем бы дотянулся, ну пожалуйста, просто дай мне знать, что я с тобою не разминулся, не загнулся пока, не сдался, не задохнулся!
Черепаха говорит Ахиллу: да прекрати же, пусти, ты делаешь мне больно!
Linor Goralik "Achilles and the Turtle"
Achilles says to the Turtle: wait, wait, wait, turn to me, turn around, come back, don’t go to the water, don’t go and lead me behind you, I won’t go, stop, look - I’m falling, come, give me water , lie down on the sand with me, let me catch my breath, leads me, my breath does not fit in, exhale, spare, ”says Achilles,“ because I’m almost at the limit, have mercy, give me a day on the bus, a day without shortness of breath, a day talk about small things in the morning, cuddle up to your pillow, take you to the dentist for a day, buy clothes, hold hands for a day, when the elevator will swing, the day will not be afraid that it will end badly and that it will start well. A day, ”says Achilles,“ only a day — and I can hold on again, only a day, ”he says — and it will be easy for me to run again, it will somehow move, somehow live, somehow know that you are still here, in one millionth step, in a hundred billion years of continuous running, you still remember me, ”says Achilles,“ am I here, suffocating in your back? ”
The turtle says to Achilles: listen, what are you, what are they? Everything is fine, walk and walk, what suddenly struck you? Look what kind of shell, look - the salt edge, and let's get to the water, it will soon be possible to swim, say, in a week. Listen, sit a second, watch over my shoes. I want to wet my feet, I think, is already normal.
Achilles says to the Turtle: it’s a hell of not covered distances, a hell of a half-step, a hell of passing time, traces of his burn, a hell of a change of soul, ”says Achilles,“ and I do not keep up, do not catch up with you and do not forget what you were a second and a half ago what you were at the previous step, on the isthmus, on last year’s sand, on the snow that went crazy, that’s driving me crazy, ”says Achilles,“ this is what I’m messing about with, I’m running half the soul to be the soul with you, so that soul, ”says Achilles,“ into the soul, soul into the soul, you turn your soul over at this step and now I’m breathing , as if you were incense, and you go on without even understanding, not even understanding, and this, ”says Achilles,“ I’m not reproachful, this, ”says Achilles,“ I do not mean "do not go further," this I just don’t understand how I can live longer. This is so necessary, I know, I understand that it cannot be otherwise, but I want to lure you and replace myself with you, like you were a second and a half ago, but this does not deceive anyone, not even me. It happens, such a love, when you cannot reach and reach out with your heart, lips, screams, umbilical cord, do not imagine yourself half and half you, but forever take into account that the air will stand as a wall between you and me. I understand, ”says Achilles,“ there can be no respite and no indulgence, because it was sent not for whim and not for two heads on the same pillow, but so that the soul could endure and suffocate, but not die, did not rest, and therefore it would not have calmed down, and then, ”says Achilles,“ it is clear that I should not rest on your shoulder, catch my breath, but I should at least somehow hold on. ” “I will not catch up with you,” says Achilles, “I will not catch up, it’s clear that I will not catch up, but there will come a moment — and I suddenly realize that it’s unfair to run further, because if there’s even a step, I’ll be ahead of you, for it’s all over, it’s over, and then there’s only a step - and you’ll be left behind, and it will be too scary to decide, the test will end, everything will be solved, you can snuggle up with one another, eat from one plate, go to the zoo and it will be easy breathe, only everything is already noted and peeling off, and the soul will breathe heavily and stop rustling. Never, ”says Achilles,“ never, you see, not a day of rest, never, a trial, ”says Achilles,“ this is what it is: when you are chasing, and then you realize that - reach out and grab it with your hand, but why do you need it? ” is that? All you have to take from this ashes is yourself, which has become even worse and much simpler, all you get as a reward for this rush is not a vacation with children and not a finger to drive along her palm, but black deep in the bosom firebrands, bitter, but giving strength to your clothes. I understand this all, ”says Achilles,“ but so far my legs are bending, my heart is coughing out of my chest, mercy, ”says Achilles,“ have mercy and mercy, because I’m almost at the limit, have mercy, give me a day on a day, a day without shortness of breath, mercy, well, please, make sure I reach for you with my finger, please, just let me know that I didn’t miss you, did not bend until I gave up, did not suffocate!
The tortoise says to Achilles: stop it, let it go, you hurt me!
Achilles says to the Turtle: wait, wait, wait, turn to me, turn around, come back, don’t go to the water, don’t go and lead me behind you, I won’t go, stop, look - I’m falling, come, give me water , lie down on the sand with me, let me catch my breath, leads me, my breath does not fit in, exhale, spare, ”says Achilles,“ because I’m almost at the limit, have mercy, give me a day on the bus, a day without shortness of breath, a day talk about small things in the morning, cuddle up to your pillow, take you to the dentist for a day, buy clothes, hold hands for a day, when the elevator will swing, the day will not be afraid that it will end badly and that it will start well. A day, ”says Achilles,“ only a day — and I can hold on again, only a day, ”he says — and it will be easy for me to run again, it will somehow move, somehow live, somehow know that you are still here, in one millionth step, in a hundred billion years of continuous running, you still remember me, ”says Achilles,“ am I here, suffocating in your back? ”
The turtle says to Achilles: listen, what are you, what are they? Everything is fine, walk and walk, what suddenly struck you? Look what kind of shell, look - the salt edge, and let's get to the water, it will soon be possible to swim, say, in a week. Listen, sit a second, watch over my shoes. I want to wet my feet, I think, is already normal.
Achilles says to the Turtle: it’s a hell of not covered distances, a hell of a half-step, a hell of passing time, traces of his burn, a hell of a change of soul, ”says Achilles,“ and I do not keep up, do not catch up with you and do not forget what you were a second and a half ago what you were at the previous step, on the isthmus, on last year’s sand, on the snow that went crazy, that’s driving me crazy, ”says Achilles,“ this is what I’m messing about with, I’m running half the soul to be the soul with you, so that soul, ”says Achilles,“ into the soul, soul into the soul, you turn your soul over at this step and now I’m breathing , as if you were incense, and you go on without even understanding, not even understanding, and this, ”says Achilles,“ I’m not reproachful, this, ”says Achilles,“ I do not mean "do not go further," this I just don’t understand how I can live longer. This is so necessary, I know, I understand that it cannot be otherwise, but I want to lure you and replace myself with you, like you were a second and a half ago, but this does not deceive anyone, not even me. It happens, such a love, when you cannot reach and reach out with your heart, lips, screams, umbilical cord, do not imagine yourself half and half you, but forever take into account that the air will stand as a wall between you and me. I understand, ”says Achilles,“ there can be no respite and no indulgence, because it was sent not for whim and not for two heads on the same pillow, but so that the soul could endure and suffocate, but not die, did not rest, and therefore it would not have calmed down, and then, ”says Achilles,“ it is clear that I should not rest on your shoulder, catch my breath, but I should at least somehow hold on. ” “I will not catch up with you,” says Achilles, “I will not catch up, it’s clear that I will not catch up, but there will come a moment — and I suddenly realize that it’s unfair to run further, because if there’s even a step, I’ll be ahead of you, for it’s all over, it’s over, and then there’s only a step - and you’ll be left behind, and it will be too scary to decide, the test will end, everything will be solved, you can snuggle up with one another, eat from one plate, go to the zoo and it will be easy breathe, only everything is already noted and peeling off, and the soul will breathe heavily and stop rustling. Never, ”says Achilles,“ never, you see, not a day of rest, never, a trial, ”says Achilles,“ this is what it is: when you are chasing, and then you realize that - reach out and grab it with your hand, but why do you need it? ” is that? All you have to take from this ashes is yourself, which has become even worse and much simpler, all you get as a reward for this rush is not a vacation with children and not a finger to drive along her palm, but black deep in the bosom firebrands, bitter, but giving strength to your clothes. I understand this all, ”says Achilles,“ but so far my legs are bending, my heart is coughing out of my chest, mercy, ”says Achilles,“ have mercy and mercy, because I’m almost at the limit, have mercy, give me a day on a day, a day without shortness of breath, mercy, well, please, make sure I reach for you with my finger, please, just let me know that I didn’t miss you, did not bend until I gave up, did not suffocate!
The tortoise says to Achilles: stop it, let it go, you hurt me!
У записи 2 лайков,
0 репостов,
268 просмотров.
0 репостов,
268 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Черных
