Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
Симонов Константин Михайлович
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
Симонов Константин Михайлович
Do you remember, Alyosha, the roads of Smolensk,
As there were endless, evil rains,
How the blades carried us tired women
Crouching like children from the rain to their breasts,
Like tears they wipe away by stealth,
As they whispered to us: - Lord, save you! -
And again they called themselves soldiers,
As it was customized on great Russia.
Tears measured more often than miles,
It was a tract, hiding on the hills out of sight:
Villages, villages, graveyards,
As if the whole of Russia came together on them,
As if for every Russian outskirts,
Cross your hands protecting the living
All the world came together, our great-grandfathers pray
For in God do not believe their grandchildren.
You know, probably, after all the Motherland -
Not a city house, where I lived festively,
And these country roads that grandfathers passed,
With simple crosses of their Russian graves.
I do not know about you, but me with a rustic
Road longing from village to village,
With a widow of tears and a song for women
For the first time, the war on the lanes brought down.
Do you remember, Alyosha: hut near Borisov,
For a dead crying girlish cry,
A gray-haired old woman in a plive salon mat
All in white, dressed to death, old man.
Well, what can they say, how could we console them?
But, grief having understood with their female instincts,
Do you remember, the old woman said: - Dear,
As long as we go, we'll wait for you.
“We will wait for you!” - told us the pastry.
“We will wait for you!” Said the forests.
You know, Alyosha, at night it seems to me
That behind me they are voices.
According to Russian customs, only fires
On the Russian land scattered behind,
Before our eyes, comrades were dying
In Russian, the shirt jerked on his chest.
Us bullets with you still pardon.
But, three times believing that life is already whole,
Still, I was proud of the sweetest,
For the bitter land where I was born,
Because I die upon her,
That the Russian mother gave birth to us,
What, in the battle of seeing us off, a Russian woman
In Russian three times she hugged me.
Simonov Konstantin Mikhailovich
As there were endless, evil rains,
How the blades carried us tired women
Crouching like children from the rain to their breasts,
Like tears they wipe away by stealth,
As they whispered to us: - Lord, save you! -
And again they called themselves soldiers,
As it was customized on great Russia.
Tears measured more often than miles,
It was a tract, hiding on the hills out of sight:
Villages, villages, graveyards,
As if the whole of Russia came together on them,
As if for every Russian outskirts,
Cross your hands protecting the living
All the world came together, our great-grandfathers pray
For in God do not believe their grandchildren.
You know, probably, after all the Motherland -
Not a city house, where I lived festively,
And these country roads that grandfathers passed,
With simple crosses of their Russian graves.
I do not know about you, but me with a rustic
Road longing from village to village,
With a widow of tears and a song for women
For the first time, the war on the lanes brought down.
Do you remember, Alyosha: hut near Borisov,
For a dead crying girlish cry,
A gray-haired old woman in a plive salon mat
All in white, dressed to death, old man.
Well, what can they say, how could we console them?
But, grief having understood with their female instincts,
Do you remember, the old woman said: - Dear,
As long as we go, we'll wait for you.
“We will wait for you!” - told us the pastry.
“We will wait for you!” Said the forests.
You know, Alyosha, at night it seems to me
That behind me they are voices.
According to Russian customs, only fires
On the Russian land scattered behind,
Before our eyes, comrades were dying
In Russian, the shirt jerked on his chest.
Us bullets with you still pardon.
But, three times believing that life is already whole,
Still, I was proud of the sweetest,
For the bitter land where I was born,
Because I die upon her,
That the Russian mother gave birth to us,
What, in the battle of seeing us off, a Russian woman
In Russian three times she hugged me.
Simonov Konstantin Mikhailovich
У записи 42 лайков,
2 репостов,
559 просмотров.
2 репостов,
559 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Валерий Сопин
