Осторожно! Площадная брань!
Мои родители меня не воспитывали. Ну в смысле на ухо не приседали. Спасибо им за это, кстати, большое, дай им, Сварог, здоровья.
Воспитывал меня кто попало. Ну в хорошем смысле - кто под руку подворачивался, тот и воспитывал. Я на них, попавшихся, иногда как насяду, да как завоплю: «А ну, воспитывай давай! Чё там? Куда? Не видишь, расту! Давай меня вместе растить». Среди этих попавших были и ныне живущие, и вымышленные, и люди, которых я знаю лично.
А что эти, предки-то мои драгоценные, единственные? Папа раз в года полтора-два кидал какую-нибудь фразу, которая на фоне полного вакуума казалась, с позволения сказать, глыбой. Как одёжка на вырост, и я, Филиппок.
У мамы была юность, которая закончилась с появлением «детей этих бесконечных», сами понимаете, что жил – то зря. У этой напрасной юности имелись, однако ж, вещественные доказательства, как и у папиных интересов и страстей: продукция студии грамзаписи "Мелодия", фотки, книжки, даггеротипии какие-то, вырезки, открытки, заметки, вся эта пурга допотопная, которая у нас, у неотъехавших-то, в сохранёнках и в облаке.
Мои родители со мной не разговаривали. Ну то есть как, есть что вспомнить, есть чем психологу картину набросать, не без этого, но беседами это не назовёшь. Получилось так, что значимыми взрослыми и их голосами мне стали, ну вы поняли, кто попало. Голоса родителей там тоже есть, наряду со Штирлицем, Муфасой и любимым дедом Колей, который лет до двадцати был Юрой. Жить мне хотелось всегда, всяк субстрат сходил за гумус.
Я, здоровый ребёнок, ориентировалась в мире по предкам: то, что маме нравится, - хорошо, то, что папа хвалит – тоже. Правда, они со мной не разговаривали, но нечто ж я не пойму как-нибудь?
Они, нормальные предки, делали всё, что могли. Разбрасывали по ареалу моего обитания обрывки своего важного. Вот была, например, такая картинка.
Я думала, этот текст будет про то, что у меня в голове куча голосов чёрно-белых мужиков и баб, и это нормально. И про семейную любовь к Владимиру Семёнычу, в этот день много лет назад безвременно ушедшему. Но я на терапии, у меня разговор короткий, поэтому
Дорогая мама, если ты меня сейчас слышишь. Возьми в руки эту ебучую гитару и верни свою задницу на этот сраный мотоцикл, Сатурн, Урал, Ямаха, как его там. И завали уже про то, что вот без детей – это да, а с детьми – да я манал жизнь такую. Вернее, как. Я-сообщения же. Я не могу тебя заставить что-то делать или не делать, но я это дерьмо слушать больше не хочу и не буду. Я всё сказала.
P.S. Мама, конечно, внутренняя, по Фромму. Внешняя мама – богиня, как и все мамы. Ну или полубогиня, что, в конце концов, одно и то же.
Мои родители меня не воспитывали. Ну в смысле на ухо не приседали. Спасибо им за это, кстати, большое, дай им, Сварог, здоровья.
Воспитывал меня кто попало. Ну в хорошем смысле - кто под руку подворачивался, тот и воспитывал. Я на них, попавшихся, иногда как насяду, да как завоплю: «А ну, воспитывай давай! Чё там? Куда? Не видишь, расту! Давай меня вместе растить». Среди этих попавших были и ныне живущие, и вымышленные, и люди, которых я знаю лично.
А что эти, предки-то мои драгоценные, единственные? Папа раз в года полтора-два кидал какую-нибудь фразу, которая на фоне полного вакуума казалась, с позволения сказать, глыбой. Как одёжка на вырост, и я, Филиппок.
У мамы была юность, которая закончилась с появлением «детей этих бесконечных», сами понимаете, что жил – то зря. У этой напрасной юности имелись, однако ж, вещественные доказательства, как и у папиных интересов и страстей: продукция студии грамзаписи "Мелодия", фотки, книжки, даггеротипии какие-то, вырезки, открытки, заметки, вся эта пурга допотопная, которая у нас, у неотъехавших-то, в сохранёнках и в облаке.
Мои родители со мной не разговаривали. Ну то есть как, есть что вспомнить, есть чем психологу картину набросать, не без этого, но беседами это не назовёшь. Получилось так, что значимыми взрослыми и их голосами мне стали, ну вы поняли, кто попало. Голоса родителей там тоже есть, наряду со Штирлицем, Муфасой и любимым дедом Колей, который лет до двадцати был Юрой. Жить мне хотелось всегда, всяк субстрат сходил за гумус.
Я, здоровый ребёнок, ориентировалась в мире по предкам: то, что маме нравится, - хорошо, то, что папа хвалит – тоже. Правда, они со мной не разговаривали, но нечто ж я не пойму как-нибудь?
Они, нормальные предки, делали всё, что могли. Разбрасывали по ареалу моего обитания обрывки своего важного. Вот была, например, такая картинка.
Я думала, этот текст будет про то, что у меня в голове куча голосов чёрно-белых мужиков и баб, и это нормально. И про семейную любовь к Владимиру Семёнычу, в этот день много лет назад безвременно ушедшему. Но я на терапии, у меня разговор короткий, поэтому
Дорогая мама, если ты меня сейчас слышишь. Возьми в руки эту ебучую гитару и верни свою задницу на этот сраный мотоцикл, Сатурн, Урал, Ямаха, как его там. И завали уже про то, что вот без детей – это да, а с детьми – да я манал жизнь такую. Вернее, как. Я-сообщения же. Я не могу тебя заставить что-то делать или не делать, но я это дерьмо слушать больше не хочу и не буду. Я всё сказала.
P.S. Мама, конечно, внутренняя, по Фромму. Внешняя мама – богиня, как и все мамы. Ну или полубогиня, что, в конце концов, одно и то же.
0
У записи 6 лайков,
0 репостов,
362 просмотров.
0 репостов,
362 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгения Захарова
