Пробирает до дрожи и слез произведение! Отец забывает...

Пробирает до дрожи и слез произведение!

Отец забывает
У. Ливингстон Ларнд

Слушай, сынок: говорю это, когда ты спишь, положив свою лапку под
щеку. Светлые кудряшки прилипли к твоему влажному лобику. Я прокрался
в твою комнату один. Несколько минут тому назад, когда читал в
библиотеке газету, на меня нахлынула волна жгучего раскаяния. С
чувством вины и пришел я к твоей кроватке.
Вот о чем я думал, сыночек: я был на тебя сердит утром, выбранил
тебя, когда ты собирался в школу, так как вместо того, чтобы умыться
как положено, ты только провел полотенцем по своему лицу. Я дал тебе
нагоняй за то, что ты не почистил свои ботинки, сердито закричал на
тебя, когда ты уронил что-то на пол.
За завтраком тоже не оставлял тебя в покое. Ты пролил чай, жадно
проглатывал пищу, клал локти на стол. Ты мазал слишком много масла на
хлеб. Когда я уходил на работу, а ты, убегая к своим игрушкам,
обернулся, помахал мне рукой и крикнул: "До свидания, папа!", я
нахмурился и произнес в ответ: "Не сутулься!"
Затем после обеда все началось с начала. Подходя к дому, я
заметил, что ты играешь в шарики, стоя на коленях. На твоих чулках
были дырки. Я унизил тебя перед товарищами, заставил идти перед собой
к дому. "Чулки дорого стоят, и если бы ты сам должен был бы покупать
их, то был бы осторожнее". Услышать такое от отца!
Ты помнишь, как позже, когда я читал в библиотеке, ты боязливо
вошел с настороженностью в глазах? Когда я взглянул поверх газеты,
раздраженный тем, что мне помешали читать, ты заколебался у дверей.
"Что тебе надо?" - огрызнулся я.
Ты ничего не сказал, но одним прыжком бросился ко мне, обвил ручки
вокруг моей шеи и поцеловал меня, и твои ручки сжались с нежностью,
переполнявшим твое сердце, нежностью, которую не могла уничтожить даже
моя черствость. И затем ты убежал вприпрыжку вверх по лестнице.
И вот, сынок, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук и
ужасный пронзительный страх овладел мной. Что сделала со мной моя
скверная привычка? Привычка всегда обвинять, постоянно делать
замечания. Все это доставалось тебе от меня только за то, что ты -
мальчик. И не потому, что я не люблю тебя, а потому, что ожидал
слишком многого от ребенка, и мерил на свой собственный аршин - на
аршин своего возраста.
В твоем же характере так много хорошего, тонкого, верного. Твое
маленькое сердце так велико, как рассвет над широкими холмами. Это
проявилось в том порыве, с которым ты бросился ко мне и поцеловал перед
сном. Теперь ничто другое не имеет значения, сын; я пришел к твоей
постели в темноте и, пристыженный, встал перед тобой на колени.
Это весьма слабое искупление вины, знаю, что ты не понял бы всего
этого, если бы я сказал это тебе, когда ты не спишь. Но завтра я буду
настоящим отцом! Буду дружить с тобой, буду страдать, когда ты
страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься. С прикушу свой язык, если с
него готовы будут слететь раздраженные слова. Я всегда буду повторять,
как если бы это было ритуалом: "Он всего лишь мальчик - маленький
мальчик!"
Боюсь, что мысленно видел тебя взрослым. Но теперь, когда я вижу
тебя здесь, усталым и свернувшимся в своей кроватке, вижу, что ты еще
ребенок. Вчера еще мать носила тебя на руках, и твоя головка покоилась
на ее плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.