Черный человек
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Чёрный человек,
Чёрный, чёрный,
Чёрный человек
На кровать ко мне садится,
Чёрный человек
Спать не даёт мне всю ночь.
Чёрный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Чёрный человек
Чёрный, чёрный...
«Слушай, слушай, -
Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Весёлые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».
«Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжёлых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство».
«Чёрный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живёшь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай».
Чёрный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная...
Тих покой перекрёстка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой извёсткой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Где-то плачет Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот чёрный
На кресло моё садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
«Слушай, слушай! -
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам всё ближе
И ближе клонится. -
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно ещё Напоённому дрёмой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придёт «она»,
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».
«Чёрный человек!
Ты прескверный гость!
Это слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешён, разъярён,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу
... . . . . . . . . . . ...
Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И - разбитое зеркало...
Сергей Есенин
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Чёрный человек,
Чёрный, чёрный,
Чёрный человек
На кровать ко мне садится,
Чёрный человек
Спать не даёт мне всю ночь.
Чёрный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Чёрный человек
Чёрный, чёрный...
«Слушай, слушай, -
Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Весёлые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».
«Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжёлых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство».
«Чёрный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живёшь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай».
Чёрный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная...
Тих покой перекрёстка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой извёсткой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Где-то плачет Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот чёрный
На кресло моё садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
«Слушай, слушай! -
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам всё ближе
И ближе клонится. -
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно ещё Напоённому дрёмой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придёт «она»,
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую,
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».
«Чёрный человек!
Ты прескверный гость!
Это слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешён, разъярён,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу
... . . . . . . . . . . ...
Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И - разбитое зеркало...
Сергей Есенин
Black man
My friend my friend
I am very, very sick.
I do not know where this pain came from.
Whether the wind whistles
Over the empty and deserted field,
Just like a grove in September
Alcohol pours into brains.
My head is waving its ears
Like a bird wings.
On her neck legs
Loop more intolerance.
Black man,
Black black
Black man
Sits on the bed with me
Black man
Sleep does not give me all night.
Black man
Leads a finger on a vile book
And, nauseous over me,
As above the deceased monk,
Reads my life
Some scoundrel and mischief,
Driving on the soul of longing and fear.
Black man
Black, black ...
“Listen, listen, -
He mumbles to me, -
In the book many beautiful
Thoughts and plans.
This person
Lived in the country
Most disgusting
Rumbled and charlatans.
In December in that country
The snow before the devil is clean
And blizzards give birth
Funny spinning wheels.
There was a man that adventurer
But the highest
And the best brand.
He was graceful
Besides, the poet
Though small,
But grasping power
And some woman
Over forty years old
He called a naughty girl
And my sweet.
“Happiness,” he said, “
There is a dexterity of mind and hands.
All awkward souls
For the unfortunate are always known.
It's nothing,
What a lot of torment
Bring the broken
And false gestures.
In thunderstorms, in storms,
In everyday life,
With heavy losses
And when you feel sad
Seem smiling and simple -
The highest art in the world. "
"Black man!
You do not dare it!
You're not in the service
You live a diver.
What am i to life
Scandalous poet.
Please others
Read and tell.
Black man
Looks at me point blank.
And the eyes are covered
Blue vomit.
As if she wants to tell me
That I'm a crook and a thief
So shameless and brazen
Robbed someone
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
My friend my friend
I am very, very sick.
I do not know where this pain came from.
Whether the wind whistles
Over the empty and deserted field,
Just like a grove in September
Alcohol pours into brains.
The night is frosty ...
Quiet peace intersection.
I am alone at the window
I do not expect a guest or a friend.
Whole plain covered
Loose and soft lime,
And the trees, like horsemen,
Gathered in our garden.
Somewhere crying Night ominous bird.
Wooden riders
Sow hoarse knock.
Here again this black
I sit on my chair
Lifting your top hat
And throwing off casually a frock coat.
“Listen, listen! -
He wheezes, looking into my face,
Himself getting closer
And bends closer. -
I have not seen anyone
From scoundrels
So unnecessary and stupid
Suffered from insomnia.
Oh, let's make a mistake!
After all, now the moon.
What else do the drunken worldman need?
Maybe with thick thighs
Secretly she will come
And you will read
Your dead languid lyrics?
Oh, I love poets!
Funny people.
I always find them
History, familiar to the heart,
How to pimply a female student
Long haired freak
Talking about worlds
Sexual exhaustion.
I don't know, I don't remember
In one village,
Maybe in Kaluga,
Or maybe in Ryazan,
There lived a boy
In a simple peasant family,
Yellow hair
With blue eyes...
And now he became an adult
Besides, the poet
Though small,
But grasping power
And some woman
Over forty years old
He called a naughty girl
And my sweet.
"Black man!
You are a very good guest!
This glory is long
About you spreads. "
I'm furious, furious,
And my cane flies
Straight to his face,
In the nose
... . . . . . . . . . ...
The month is dead
Blue in the window dawn.
Oh, night!
What did you do with the night?
I stand in the cylinder.
No one with me.
I am alone...
And - a broken mirror ...
Sergey Yesenin
My friend my friend
I am very, very sick.
I do not know where this pain came from.
Whether the wind whistles
Over the empty and deserted field,
Just like a grove in September
Alcohol pours into brains.
My head is waving its ears
Like a bird wings.
On her neck legs
Loop more intolerance.
Black man,
Black black
Black man
Sits on the bed with me
Black man
Sleep does not give me all night.
Black man
Leads a finger on a vile book
And, nauseous over me,
As above the deceased monk,
Reads my life
Some scoundrel and mischief,
Driving on the soul of longing and fear.
Black man
Black, black ...
“Listen, listen, -
He mumbles to me, -
In the book many beautiful
Thoughts and plans.
This person
Lived in the country
Most disgusting
Rumbled and charlatans.
In December in that country
The snow before the devil is clean
And blizzards give birth
Funny spinning wheels.
There was a man that adventurer
But the highest
And the best brand.
He was graceful
Besides, the poet
Though small,
But grasping power
And some woman
Over forty years old
He called a naughty girl
And my sweet.
“Happiness,” he said, “
There is a dexterity of mind and hands.
All awkward souls
For the unfortunate are always known.
It's nothing,
What a lot of torment
Bring the broken
And false gestures.
In thunderstorms, in storms,
In everyday life,
With heavy losses
And when you feel sad
Seem smiling and simple -
The highest art in the world. "
"Black man!
You do not dare it!
You're not in the service
You live a diver.
What am i to life
Scandalous poet.
Please others
Read and tell.
Black man
Looks at me point blank.
And the eyes are covered
Blue vomit.
As if she wants to tell me
That I'm a crook and a thief
So shameless and brazen
Robbed someone
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
My friend my friend
I am very, very sick.
I do not know where this pain came from.
Whether the wind whistles
Over the empty and deserted field,
Just like a grove in September
Alcohol pours into brains.
The night is frosty ...
Quiet peace intersection.
I am alone at the window
I do not expect a guest or a friend.
Whole plain covered
Loose and soft lime,
And the trees, like horsemen,
Gathered in our garden.
Somewhere crying Night ominous bird.
Wooden riders
Sow hoarse knock.
Here again this black
I sit on my chair
Lifting your top hat
And throwing off casually a frock coat.
“Listen, listen! -
He wheezes, looking into my face,
Himself getting closer
And bends closer. -
I have not seen anyone
From scoundrels
So unnecessary and stupid
Suffered from insomnia.
Oh, let's make a mistake!
After all, now the moon.
What else do the drunken worldman need?
Maybe with thick thighs
Secretly she will come
And you will read
Your dead languid lyrics?
Oh, I love poets!
Funny people.
I always find them
History, familiar to the heart,
How to pimply a female student
Long haired freak
Talking about worlds
Sexual exhaustion.
I don't know, I don't remember
In one village,
Maybe in Kaluga,
Or maybe in Ryazan,
There lived a boy
In a simple peasant family,
Yellow hair
With blue eyes...
And now he became an adult
Besides, the poet
Though small,
But grasping power
And some woman
Over forty years old
He called a naughty girl
And my sweet.
"Black man!
You are a very good guest!
This glory is long
About you spreads. "
I'm furious, furious,
And my cane flies
Straight to his face,
In the nose
... . . . . . . . . . ...
The month is dead
Blue in the window dawn.
Oh, night!
What did you do with the night?
I stand in the cylinder.
No one with me.
I am alone...
And - a broken mirror ...
Sergey Yesenin
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Хельга Феофанова
