Немного о себе
Тут вроде как тридцать лет исполнилось, а это тяжело практически для каждого. И вот решил набросать пару мыслей по этому поводу. И не только по этому, ну и вообще про жизнь, взросление и прочее.
Изначально план был такой: к тридцати стать либо великим писателем, либо семьянином с парой детей, либо, на худой конец, наркоманом (в хорошем смысле этого слова, вроде как Гонзо или Кастанеда, а не то что вы подумали). А тут не вышло. Назвался пингвином – жри снег. И началась возрастная депрессия, свойственная многим моим ровесникам, которые, как и я, нифига не сделали. Когда думаешь, как же так вообще получилось, становится отвратительно даже от самой мысли, ведь еще пару лет назад вся жизнь, казалось, была перед тобой… И ты смотрел на нее широко раскрытыми анимешными глазами, как девушка с филфака на Аствацатурова. А тут - бабах, блядь - и понимаешь, что перед тобой не развитие, а деменция и профессиональная деградация. И скоро ты окажешься среди кучи старых мудаков, которые считают себя непризнанными гениями, а на самом деле не способны написать ни одной приличной строчки… Конечно, Пушкин писал и после тридцати, и даже писал неплохо, но будем реалистами, даже Пушкин к этому моменту стал старым мудаком.
Я, чуть раньше, чем многие мои «коллеги по несчастью», начал думать о том, что жизнь прожита зря, и поехал к себе в деревню обмозговать это дело. А обмозговывать я не очень умею, всегда это получается как-то невнятно и с ошибками, видимо сказывается дисграфия, а когда что-то начинаю вспоминать, получается вообще какой-то бред. Но дело, наверное, не только в дисграфии, а вообще в очень странной работе мозга, я всегда связывал это с тем, что должен был умереть сразу после рождения, и в первые три дня жизни мне делали стопроцентное переливание крови. Наверное, что-то повредилось, и, возможно, поэтому, еще, задолго до первого принятия кислоты, для меня галлюцинации стали обычным делом, а легкая форма прозопагнозии послужила основой коммуникативных навыков.
Но все эти психологические моменты относительны, что для кого-то отклонение, для кого-то норма. Я, как и многие, вырос в стране, где патологическое накопительство не считалось болезнью, а было чем-то абсолютно естественным. Есть даже смутные подозрения, что весь этот хаотичный хлам из подписок на журнал «Огонек» 50-х годов и велосипедов «Орленок» на чердаке моей дачи не смогут разобрать даже мои внуки. Думаю, что объяснить современному молодому человеку суть того, зачем дома держать про запас десять чапельников, будет крайне затруднительно. Да мне и самому интересно, если честно.
Но я не об этом, а о том, как скептично относясь к визуальной реальности, гулял на закате на моей даче в местах, где давно не был, и сразу заметил довольно серьезную разницу в размерах объектов. Размер оврага, на котором мы с братом провели половину детства, довольно небольшой, а речка, где еще совсем недавно были щуки, стала совсем ручейком, не говоря уже о том, что прогулка до соседней деревни стала именно прогулкой, а не походом. Хотя может дело не в восприятии размеров, а просто на территории что-то могло поменяться. От мостов, по которым я гулял, уже не осталась и следа. Леса, по которым бродил, были срублены. Лесная беседка, в которую на первых курсах приглашал девушек на свидания, похожа на кучу сгнившего мусора под ногами.
И вот, рассматривая зеленоватый осенний перегной под ногами, я задумался о жизни, ведь забавно, на сколько раньше вся жизнь была основана на отсутствии секса… С двенадцати до шестнадцати лет все плохо, есть мечта о сексе, которого почему-то постоянно нет, и восприятие жизненных ценностей, да и вообще смысл существования человека невероятно коверкается. Когда в школе смотришь на девушек, ты смотришь не то что бы на их «глубокий внутренний мир», и даже не то что бы на сиськи, а смотришь просто на девушку, и поэтому это потенциальный сексуальный партнер. И этого вполне достаточно для того, чтобы начать писать любовные стихи, изображая героев Гофмана...
Это в 90-е проблема отсутствия секса у школьников решалась парой бутылок пива с рогипнолом. Поколение нулевых было в разы более приличным и, насмотревшись сериала «Беверли-Хиллз 90210», пыталось усложнить решение данной ситуации, назначая романтичнеские свидания под луной. Что, конечно, работало в разы хуже рогипнола и в большинстве случаев заканчивалось неудачей.
С появлением секса в жизни все, конечно, тоже не сразу становится просто. Когда первый раз трахаешься и понимаешь, что не очень ясно, в чем фишка, ведь до этого была гигантская куча порнофильмов, а тут какая-то фигня с девушкой, которая особо-то и не двигалась, да и на девушек из порнофильмов была не сильно похожа (хотя более или менее, бывает и хуже). И сразу возникает мысль: «В этой жизни что-то серьезно пошло не так». Потом ты начинаешь искать девушку, которая тебе подходит в сексуальном плане. Потом ты ее находишь, но ты ей не подходишь, и она влюблена в другого, и говорит, что переспала с тобой назло ему, а ты в своих мыслях буквально орешь: «Бля, какого хрена!!! Я говорил это другой девушке полгода назад!!!». Ну и всё заканчивается тем, что…. Хотя нет, стоп, не заканчивается. Это, в общем-то, стабильный жизненный цикл. Просто с возрастом все это становится довольно забавно и похоже на анекдот. Не надо быть Эйнштейном, чтобы понять, чем закончатся очередные отношения, да и вообще личная жизнь как-то отходит на второй план. Она становится как новые фильмы со Стивеном Сигалом, смотреть-то смотришь, но не чего нового там уже не увидишь.
И вообще, после школы логическим путем становится понятно, что проблема отсутствия секса была решена в тот момент, когда тебе исполнилось шестнадцать лет и ты родился мужиком в России, где какая-то патологическая нехватка нормального мужского населения, и если ты в ближайшее время не сядешь в тюрьму, не станешь героиновым наркоманом или не начнешь пить многомесячными запоями настойку боярышника, то станешь вполне перспективным и популярным молодым человеком. И если в Питере еще есть небольшой шанс иметь проблемы с поиском симпатичного партнера для секса, то всегда остается Тверь или, на худой конец, Украина. Да и в Питере филфак университета Герцена спас уже не одно поколение молодых неудачников.
На самом деле с годами становится пофиг не только на отношения, а почти на все. Ведь все самое интересное происходит до двадцати пяти, пока у тебя еще есть какие-то эмоции и чувства, а не просто непонятный коктейль из странного чувства юмора, фатализма и цинизма. Конечно, большинство из этих событий были полной фигней. Но важны же не события, а именно их личное восприятие.
В пятнадцать лет все такое новое и важное, а тут уже по большинству вопросов вполне определился, и знаешь, чего ожидать. Знаешь, что если приходишь на праздник вовремя, то первые два часа будешь общаться с одними занудами. Знаешь, что если начнешь нечто важное делать заранее, то все равно толком весь основной процесс будет идти в последний день, так что не стоит тратить лишнее время. Знаешь, что если тебе не нравится курить травку, то не надо ее в себя запихивать. Знаешь, что если ты не очень хорошо плаваешь, то не стоит пьяным ночью заплывать на середину озера на Малых скалах. Сейчас, конечно подобное кристально понятно, а тогда я все это только начинал изучать эмпирическим путем.
В пятнадцать лет я считал, что если ты берешь почитать книгу, то ты обязан дочитать ее до конца, но уже скоро я понял, что это ошибка. Понять это помогло знакомство с творчеством Голдинга и Фаулза. Они, как отвисшие сиськи, будут растлевать мой мозг годами. Но я сейчас не об этих уродливых представителях литературы, а о том, что сейчас я прекрасно знаю, что если половина Улисса оказалось говном, то я уже не стану его дочитывать, а еще десять лет назад я бы его дочитал, потому что мозг был чище, и была надежда на то, что во второй половине будет что-то хорошее.
Я стал меньше читать. Еще, кажется, совсем недавно я читал по три книжки в неделю. Сейчас с трудом осиливаю одну. А тут уже три недели пытаюсь домучить «Атлант расправил плечи». Он, конечно, здоровый, но не до такой же степени. Подозреваю, что это из-за интернета, он жутко отвлекает. Когда его не было, или он был очень медленным, читать было намного проще. В ожидании, пока на экране откроется фотография голой Памелы Андерсон, можно было прочитать десять страниц «Степного волка»… Неповторимо звеняще-пищащий звук подключающегося телефонного модема я бы сделал гимном всех читающих людей моего поколения.
Когда в шестнадцать лет (а это был 2003 год) я оказался на своем первом трансфестивале в Петяярви, вся жизнь как будто перевернулась. Петяярви - это наше «место силы», там тусуются почти все субкультуры города, а я, наверное, самый толерантный человек из всех, кого я знаю, и поэтому для меня Петяярви как второй дом. Мне совершенно все равно: черные, толкиенисты, жиды, хохлы, китайцы, французы, православные, чухонцы, сатанисты, москали, свидетели иеговы и т.д., я одинаково хорошо отношусь ко всем. Хотя нет… нет… стоп… вру… Общаясь с десятками тысяч самых разных людей, со временем я понял, что в любой культуре всегда приблизительно равное количество нормальных и мудаков. Однако даже из правил есть исключения. Единственная секта в мире, представители которой всегда-всегда оказываются мудаками, - это ошошники, поверьте моему большому жизненному опыту. Ошошники все мудаки, да и Ошо, если на то пошло, был редкостным мудаком. Если хотите поизучать труды нормального гуру, читайте Рамакришну, вот он был крутым, у Ролана есть потрясающая книжка о его жизни, очень рекомендую, а если решите стать мудаком, то начинайте с «умным» видом читать в кафешках Ошо и ездить в их лагерь в Петяярви.
Но я снова отвлекся, просто как вспоминаю о существовании этих беспринципных моральных уродов, читающих Ошо, меня аж трясет, а друзья знают, как меня сложно вывести из себя. В общем, когда я попал на свой первый транс, вся жизнь перевернулась. Это казалось чем-то невероятным: деревья, музыка, свет, танцующие люди и, коне
Тут вроде как тридцать лет исполнилось, а это тяжело практически для каждого. И вот решил набросать пару мыслей по этому поводу. И не только по этому, ну и вообще про жизнь, взросление и прочее.
Изначально план был такой: к тридцати стать либо великим писателем, либо семьянином с парой детей, либо, на худой конец, наркоманом (в хорошем смысле этого слова, вроде как Гонзо или Кастанеда, а не то что вы подумали). А тут не вышло. Назвался пингвином – жри снег. И началась возрастная депрессия, свойственная многим моим ровесникам, которые, как и я, нифига не сделали. Когда думаешь, как же так вообще получилось, становится отвратительно даже от самой мысли, ведь еще пару лет назад вся жизнь, казалось, была перед тобой… И ты смотрел на нее широко раскрытыми анимешными глазами, как девушка с филфака на Аствацатурова. А тут - бабах, блядь - и понимаешь, что перед тобой не развитие, а деменция и профессиональная деградация. И скоро ты окажешься среди кучи старых мудаков, которые считают себя непризнанными гениями, а на самом деле не способны написать ни одной приличной строчки… Конечно, Пушкин писал и после тридцати, и даже писал неплохо, но будем реалистами, даже Пушкин к этому моменту стал старым мудаком.
Я, чуть раньше, чем многие мои «коллеги по несчастью», начал думать о том, что жизнь прожита зря, и поехал к себе в деревню обмозговать это дело. А обмозговывать я не очень умею, всегда это получается как-то невнятно и с ошибками, видимо сказывается дисграфия, а когда что-то начинаю вспоминать, получается вообще какой-то бред. Но дело, наверное, не только в дисграфии, а вообще в очень странной работе мозга, я всегда связывал это с тем, что должен был умереть сразу после рождения, и в первые три дня жизни мне делали стопроцентное переливание крови. Наверное, что-то повредилось, и, возможно, поэтому, еще, задолго до первого принятия кислоты, для меня галлюцинации стали обычным делом, а легкая форма прозопагнозии послужила основой коммуникативных навыков.
Но все эти психологические моменты относительны, что для кого-то отклонение, для кого-то норма. Я, как и многие, вырос в стране, где патологическое накопительство не считалось болезнью, а было чем-то абсолютно естественным. Есть даже смутные подозрения, что весь этот хаотичный хлам из подписок на журнал «Огонек» 50-х годов и велосипедов «Орленок» на чердаке моей дачи не смогут разобрать даже мои внуки. Думаю, что объяснить современному молодому человеку суть того, зачем дома держать про запас десять чапельников, будет крайне затруднительно. Да мне и самому интересно, если честно.
Но я не об этом, а о том, как скептично относясь к визуальной реальности, гулял на закате на моей даче в местах, где давно не был, и сразу заметил довольно серьезную разницу в размерах объектов. Размер оврага, на котором мы с братом провели половину детства, довольно небольшой, а речка, где еще совсем недавно были щуки, стала совсем ручейком, не говоря уже о том, что прогулка до соседней деревни стала именно прогулкой, а не походом. Хотя может дело не в восприятии размеров, а просто на территории что-то могло поменяться. От мостов, по которым я гулял, уже не осталась и следа. Леса, по которым бродил, были срублены. Лесная беседка, в которую на первых курсах приглашал девушек на свидания, похожа на кучу сгнившего мусора под ногами.
И вот, рассматривая зеленоватый осенний перегной под ногами, я задумался о жизни, ведь забавно, на сколько раньше вся жизнь была основана на отсутствии секса… С двенадцати до шестнадцати лет все плохо, есть мечта о сексе, которого почему-то постоянно нет, и восприятие жизненных ценностей, да и вообще смысл существования человека невероятно коверкается. Когда в школе смотришь на девушек, ты смотришь не то что бы на их «глубокий внутренний мир», и даже не то что бы на сиськи, а смотришь просто на девушку, и поэтому это потенциальный сексуальный партнер. И этого вполне достаточно для того, чтобы начать писать любовные стихи, изображая героев Гофмана...
Это в 90-е проблема отсутствия секса у школьников решалась парой бутылок пива с рогипнолом. Поколение нулевых было в разы более приличным и, насмотревшись сериала «Беверли-Хиллз 90210», пыталось усложнить решение данной ситуации, назначая романтичнеские свидания под луной. Что, конечно, работало в разы хуже рогипнола и в большинстве случаев заканчивалось неудачей.
С появлением секса в жизни все, конечно, тоже не сразу становится просто. Когда первый раз трахаешься и понимаешь, что не очень ясно, в чем фишка, ведь до этого была гигантская куча порнофильмов, а тут какая-то фигня с девушкой, которая особо-то и не двигалась, да и на девушек из порнофильмов была не сильно похожа (хотя более или менее, бывает и хуже). И сразу возникает мысль: «В этой жизни что-то серьезно пошло не так». Потом ты начинаешь искать девушку, которая тебе подходит в сексуальном плане. Потом ты ее находишь, но ты ей не подходишь, и она влюблена в другого, и говорит, что переспала с тобой назло ему, а ты в своих мыслях буквально орешь: «Бля, какого хрена!!! Я говорил это другой девушке полгода назад!!!». Ну и всё заканчивается тем, что…. Хотя нет, стоп, не заканчивается. Это, в общем-то, стабильный жизненный цикл. Просто с возрастом все это становится довольно забавно и похоже на анекдот. Не надо быть Эйнштейном, чтобы понять, чем закончатся очередные отношения, да и вообще личная жизнь как-то отходит на второй план. Она становится как новые фильмы со Стивеном Сигалом, смотреть-то смотришь, но не чего нового там уже не увидишь.
И вообще, после школы логическим путем становится понятно, что проблема отсутствия секса была решена в тот момент, когда тебе исполнилось шестнадцать лет и ты родился мужиком в России, где какая-то патологическая нехватка нормального мужского населения, и если ты в ближайшее время не сядешь в тюрьму, не станешь героиновым наркоманом или не начнешь пить многомесячными запоями настойку боярышника, то станешь вполне перспективным и популярным молодым человеком. И если в Питере еще есть небольшой шанс иметь проблемы с поиском симпатичного партнера для секса, то всегда остается Тверь или, на худой конец, Украина. Да и в Питере филфак университета Герцена спас уже не одно поколение молодых неудачников.
На самом деле с годами становится пофиг не только на отношения, а почти на все. Ведь все самое интересное происходит до двадцати пяти, пока у тебя еще есть какие-то эмоции и чувства, а не просто непонятный коктейль из странного чувства юмора, фатализма и цинизма. Конечно, большинство из этих событий были полной фигней. Но важны же не события, а именно их личное восприятие.
В пятнадцать лет все такое новое и важное, а тут уже по большинству вопросов вполне определился, и знаешь, чего ожидать. Знаешь, что если приходишь на праздник вовремя, то первые два часа будешь общаться с одними занудами. Знаешь, что если начнешь нечто важное делать заранее, то все равно толком весь основной процесс будет идти в последний день, так что не стоит тратить лишнее время. Знаешь, что если тебе не нравится курить травку, то не надо ее в себя запихивать. Знаешь, что если ты не очень хорошо плаваешь, то не стоит пьяным ночью заплывать на середину озера на Малых скалах. Сейчас, конечно подобное кристально понятно, а тогда я все это только начинал изучать эмпирическим путем.
В пятнадцать лет я считал, что если ты берешь почитать книгу, то ты обязан дочитать ее до конца, но уже скоро я понял, что это ошибка. Понять это помогло знакомство с творчеством Голдинга и Фаулза. Они, как отвисшие сиськи, будут растлевать мой мозг годами. Но я сейчас не об этих уродливых представителях литературы, а о том, что сейчас я прекрасно знаю, что если половина Улисса оказалось говном, то я уже не стану его дочитывать, а еще десять лет назад я бы его дочитал, потому что мозг был чище, и была надежда на то, что во второй половине будет что-то хорошее.
Я стал меньше читать. Еще, кажется, совсем недавно я читал по три книжки в неделю. Сейчас с трудом осиливаю одну. А тут уже три недели пытаюсь домучить «Атлант расправил плечи». Он, конечно, здоровый, но не до такой же степени. Подозреваю, что это из-за интернета, он жутко отвлекает. Когда его не было, или он был очень медленным, читать было намного проще. В ожидании, пока на экране откроется фотография голой Памелы Андерсон, можно было прочитать десять страниц «Степного волка»… Неповторимо звеняще-пищащий звук подключающегося телефонного модема я бы сделал гимном всех читающих людей моего поколения.
Когда в шестнадцать лет (а это был 2003 год) я оказался на своем первом трансфестивале в Петяярви, вся жизнь как будто перевернулась. Петяярви - это наше «место силы», там тусуются почти все субкультуры города, а я, наверное, самый толерантный человек из всех, кого я знаю, и поэтому для меня Петяярви как второй дом. Мне совершенно все равно: черные, толкиенисты, жиды, хохлы, китайцы, французы, православные, чухонцы, сатанисты, москали, свидетели иеговы и т.д., я одинаково хорошо отношусь ко всем. Хотя нет… нет… стоп… вру… Общаясь с десятками тысяч самых разных людей, со временем я понял, что в любой культуре всегда приблизительно равное количество нормальных и мудаков. Однако даже из правил есть исключения. Единственная секта в мире, представители которой всегда-всегда оказываются мудаками, - это ошошники, поверьте моему большому жизненному опыту. Ошошники все мудаки, да и Ошо, если на то пошло, был редкостным мудаком. Если хотите поизучать труды нормального гуру, читайте Рамакришну, вот он был крутым, у Ролана есть потрясающая книжка о его жизни, очень рекомендую, а если решите стать мудаком, то начинайте с «умным» видом читать в кафешках Ошо и ездить в их лагерь в Петяярви.
Но я снова отвлекся, просто как вспоминаю о существовании этих беспринципных моральных уродов, читающих Ошо, меня аж трясет, а друзья знают, как меня сложно вывести из себя. В общем, когда я попал на свой первый транс, вся жизнь перевернулась. Это казалось чем-то невероятным: деревья, музыка, свет, танцующие люди и, коне
0
У записи 113 лайков,
3 репостов,
2569 просмотров.
3 репостов,
2569 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Сергей Гончаров
