Языками барханов пустыня облизывает дорогу. Засуха сменяется ливнями, приводящими плесень и размывающими стены. Огонь покрывает балки чёрными с проседью кракелюрами и забирает откровения писем и чеков. Каждая стихия сметёт одиночку. Зарисовка Шекли “Земля, воздух, огонь и вода”: теплоизолирующий костюм позволяет погибающему продержаться до прибытия помощи, сгорая в костре. Дорога к выживанию отдельного человека вымощена поколениями людей, создававших уникальные технологии.
Свежая мемориальная табличка на старом обшарпанном здании. Каменная церковь среди деревянных домов. Глиняная пирамида над мазанками и полями. Человек стремится оставить что-то после себя. Камень и благородный металл становятся путём в вечность. Доколумбовые цивилизации, ещё до знаменитых инков, строили пирамиды. В отличие от египтян, использовавших огромные каменные блоки, индейцы использовали обожжённые на солнце глиняные кирпичи. Кладка с зазорами между кирпичами и отдельными блоками из сотен кирпичей. Считается, что это придавало сейсмоустойчивость, поскольку свободное пространство между кирпичами позволяло гасить колебания. Щели между кирпичами были скорее дренажом для отвода дождевой воды.
Пирамида – символ стабильности. Здание, вознёсшееся к небесам наперекор стихиям. Нам ведь нравится смотреть на что-то, что выстаивает. Даже в карточных домиках мы ценим больше всего не их сложность, а устойчивость. Знаете мем с песком, сыпящемся сквозь пальцы? А нам ведь больше всего нравится в нём именно то, что песок проходит – а пальчики-то вот они. В этом символе обречённости куда больше жизнеутверждения, чем кажется. Песок просыпется – человек останется.
Постройки из миллионов кирпичей строились на века и простояли тысячелетия. Верхние слои пирамид размывались в многолетние периоды дождей, вызванных океаническим течением Эль-Ниньо. Вода камень точит. А тут даже не камень – глина. Почему индейцы не строили из обожжённой глины, если гончарное дело им было известно? Может, просто не было дров и других видов топлива. Местность по эту сторону Анд пустынная, дерева мало. География и климат планеты определяют период смены, забвения, ухода культурного пространства. Чем больше покорённое цивилизацией пространство – тем больше шансов пережить катаклизм. Древние жили городами-государствами – глиняные домишки и дворец императора или пирамида жрецов. Город-государство, подобие утопии Кампанеллы, не смог справиться с непогодами.
Что удивительно, индейцы открыли глиноделие, но не изобрели никакой письменности, оставив весь свой внутренний мир на произвол стихий и дотошность археологов. Даже более позднее кипу, верёвочное письмо, - это строго форматированный бухгалтерский учёт в плановой экономике империи инков, но никак не язык поэзии и прозы. Доколумбовые индейцы лишь расписывали и придавали форму стенкам сосудов и бокам пирамид, изображая богов и священных животных. Каждое столетие индейцы достраивали новую пирамиду вокруг старой – так что старые боги скрывались внутри, переходя на высшие сакральные уровни, а снаружи оказывались новые боги для народа. Дешевизна материала компенсируется частотой перестройки.
Как вода струится меж кирпичей глиняных пирамид, так и разные культуры омывают бока безмолвных пирамид. Старые боги продолжают почитаться, иногда забываются, а иногда и вспоминаются. Но они всё так же смотрят со стен, ожидая новых жертвоприношений.
Мы никуда не уходили от этих построек, просто сами пирамиды менялись. Электронные, распределённые, всеобщие. Пирамида каждому, пирамида для каждого. Ведь у каждого в руке смартфон или ноутбук – тот же кирпич, который у всех цивилизаций стал полотном изображения своего мира. Сквозь эти устройства струится бесконечный поток информации, а они остаются в наших руках, давая к ней доступ. Само время струится меж и сквозь этих кирпичиков. Терминалы новостной и культурной синхронизации, создающие само наше общество.
Каждый из нас сжимает этот маленький кирпичик и боится потерять его – ведь так он потеряет связь с окружающим миром, с потоком, со смеющимися, плачущими и крикливыми голосами в нём. Когда я шёл по Лиме от пирамиды индейцев к замку испанцев, ещё одной своего рода пирамиде, олицетворяющей общество и культуру эпохи, на меня напал какой-то парень, стремясь отобрать рюкзак. Я, конечно, с этим не согласился и, поскольку не знал испанского, вынужден был донести свою позицию языком жестов – попросту говоря, перевести ограбление в уличную драку. И мой защищённый смартфон из витражного окна в мир информации стал обычным кирпичом: я использовал его вместо кастета. Противник отступил без добычи. Подъехавшая вскоре полиция, поговорив со мной, подвезла до музея воинской славы. Кассирша недоумённо посмотрела на меня в дерьме (меня поначалу сбили с ног на довольно грязной улице) и крови на руках, лице и одежде, но продала билет. Так мой смартфон, указывавший мне путь между двумя памятниками, стал и моим проводником-защитником.
Есть в этом какой-то запах абсурда. Прекрасная трансформация оружия интеллигенции в булыжник пролетариата. Но именно так и писал Камю – абсурд становится трамплином в вечность. Не только металл, не только камень, но сама абсурдность мечты древнего человека о вечном городе должны были слиться вместе – чтобы в наши дни люди подхватили эту идею, хранили её и несли дальше. Сохранение археологии – это наш вклад в то, что наши достижения не будут забыты.
Тысячи лет развития, чудесные технологии – и всё это помогает в нужный момент найти тот самый булыжник. В этом есть какой-то налёт декаданса. Возможно, и сам Камю, писавший те строки, был отравлен бациллой материализма с её тяжелейшим симптомом – лихорадкой быстротечности. Так и я, стараясь успеть увидеть всё, попал в ситуацию, требовавшую абсурда. А сейчас я создаю новый текст, который заструится по экранам маленьках кирпичиков виртуальной пирамиды. Напоминает несколько постапокалиптичный мультфильм “Schody” 1969 года – впрочем, возможно, в нём много эха Пражской весны. Пост-модернЪ.
После замка испанцев, уже ночью, я поехал к фонтанам: в Лиме крупнейшее в мире световое представление с фонтанами. Я пошёл в это сияние струй и потоков воды, прямо всё в той же одежде, смывая с себя дерьмо и кровь. Вода текла вокруг меня, смывая наносное и лишнее, оставляя самость кирпичика судьбы среди потоков событий и явлений.
Свежая мемориальная табличка на старом обшарпанном здании. Каменная церковь среди деревянных домов. Глиняная пирамида над мазанками и полями. Человек стремится оставить что-то после себя. Камень и благородный металл становятся путём в вечность. Доколумбовые цивилизации, ещё до знаменитых инков, строили пирамиды. В отличие от египтян, использовавших огромные каменные блоки, индейцы использовали обожжённые на солнце глиняные кирпичи. Кладка с зазорами между кирпичами и отдельными блоками из сотен кирпичей. Считается, что это придавало сейсмоустойчивость, поскольку свободное пространство между кирпичами позволяло гасить колебания. Щели между кирпичами были скорее дренажом для отвода дождевой воды.
Пирамида – символ стабильности. Здание, вознёсшееся к небесам наперекор стихиям. Нам ведь нравится смотреть на что-то, что выстаивает. Даже в карточных домиках мы ценим больше всего не их сложность, а устойчивость. Знаете мем с песком, сыпящемся сквозь пальцы? А нам ведь больше всего нравится в нём именно то, что песок проходит – а пальчики-то вот они. В этом символе обречённости куда больше жизнеутверждения, чем кажется. Песок просыпется – человек останется.
Постройки из миллионов кирпичей строились на века и простояли тысячелетия. Верхние слои пирамид размывались в многолетние периоды дождей, вызванных океаническим течением Эль-Ниньо. Вода камень точит. А тут даже не камень – глина. Почему индейцы не строили из обожжённой глины, если гончарное дело им было известно? Может, просто не было дров и других видов топлива. Местность по эту сторону Анд пустынная, дерева мало. География и климат планеты определяют период смены, забвения, ухода культурного пространства. Чем больше покорённое цивилизацией пространство – тем больше шансов пережить катаклизм. Древние жили городами-государствами – глиняные домишки и дворец императора или пирамида жрецов. Город-государство, подобие утопии Кампанеллы, не смог справиться с непогодами.
Что удивительно, индейцы открыли глиноделие, но не изобрели никакой письменности, оставив весь свой внутренний мир на произвол стихий и дотошность археологов. Даже более позднее кипу, верёвочное письмо, - это строго форматированный бухгалтерский учёт в плановой экономике империи инков, но никак не язык поэзии и прозы. Доколумбовые индейцы лишь расписывали и придавали форму стенкам сосудов и бокам пирамид, изображая богов и священных животных. Каждое столетие индейцы достраивали новую пирамиду вокруг старой – так что старые боги скрывались внутри, переходя на высшие сакральные уровни, а снаружи оказывались новые боги для народа. Дешевизна материала компенсируется частотой перестройки.
Как вода струится меж кирпичей глиняных пирамид, так и разные культуры омывают бока безмолвных пирамид. Старые боги продолжают почитаться, иногда забываются, а иногда и вспоминаются. Но они всё так же смотрят со стен, ожидая новых жертвоприношений.
Мы никуда не уходили от этих построек, просто сами пирамиды менялись. Электронные, распределённые, всеобщие. Пирамида каждому, пирамида для каждого. Ведь у каждого в руке смартфон или ноутбук – тот же кирпич, который у всех цивилизаций стал полотном изображения своего мира. Сквозь эти устройства струится бесконечный поток информации, а они остаются в наших руках, давая к ней доступ. Само время струится меж и сквозь этих кирпичиков. Терминалы новостной и культурной синхронизации, создающие само наше общество.
Каждый из нас сжимает этот маленький кирпичик и боится потерять его – ведь так он потеряет связь с окружающим миром, с потоком, со смеющимися, плачущими и крикливыми голосами в нём. Когда я шёл по Лиме от пирамиды индейцев к замку испанцев, ещё одной своего рода пирамиде, олицетворяющей общество и культуру эпохи, на меня напал какой-то парень, стремясь отобрать рюкзак. Я, конечно, с этим не согласился и, поскольку не знал испанского, вынужден был донести свою позицию языком жестов – попросту говоря, перевести ограбление в уличную драку. И мой защищённый смартфон из витражного окна в мир информации стал обычным кирпичом: я использовал его вместо кастета. Противник отступил без добычи. Подъехавшая вскоре полиция, поговорив со мной, подвезла до музея воинской славы. Кассирша недоумённо посмотрела на меня в дерьме (меня поначалу сбили с ног на довольно грязной улице) и крови на руках, лице и одежде, но продала билет. Так мой смартфон, указывавший мне путь между двумя памятниками, стал и моим проводником-защитником.
Есть в этом какой-то запах абсурда. Прекрасная трансформация оружия интеллигенции в булыжник пролетариата. Но именно так и писал Камю – абсурд становится трамплином в вечность. Не только металл, не только камень, но сама абсурдность мечты древнего человека о вечном городе должны были слиться вместе – чтобы в наши дни люди подхватили эту идею, хранили её и несли дальше. Сохранение археологии – это наш вклад в то, что наши достижения не будут забыты.
Тысячи лет развития, чудесные технологии – и всё это помогает в нужный момент найти тот самый булыжник. В этом есть какой-то налёт декаданса. Возможно, и сам Камю, писавший те строки, был отравлен бациллой материализма с её тяжелейшим симптомом – лихорадкой быстротечности. Так и я, стараясь успеть увидеть всё, попал в ситуацию, требовавшую абсурда. А сейчас я создаю новый текст, который заструится по экранам маленьках кирпичиков виртуальной пирамиды. Напоминает несколько постапокалиптичный мультфильм “Schody” 1969 года – впрочем, возможно, в нём много эха Пражской весны. Пост-модернЪ.
После замка испанцев, уже ночью, я поехал к фонтанам: в Лиме крупнейшее в мире световое представление с фонтанами. Я пошёл в это сияние струй и потоков воды, прямо всё в той же одежде, смывая с себя дерьмо и кровь. Вода текла вокруг меня, смывая наносное и лишнее, оставляя самость кирпичика судьбы среди потоков событий и явлений.
0
У записи 15 лайков,
0 репостов,
355 просмотров.
0 репостов,
355 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Илья Фомин
