"не думай обо мне плохо, пожалуйста не думай, этого уже не вытерпеть. ты знаешь, как тяжело мне дается молчание, это же словно стеклом по стеклу – просто в кровь-в пепел, в голове тысячи рифм и тысячи форм, пока тебя не увидишь, а как увидишь, так все растеряешь. ты же растрезвонишь всем обо мне, распоешься соловьем диким, как будто мне надо это, как будто надо.
я же молчу, я замолчиваю тебя потихоньку каждый день, каждую минуту, а ты прорываешься воскликами подруг и мамы, что вот, он я! посмотрите на меня! ты кричишь воплями, надеясь, что я услышу и почувствую что-то, но я не чувствую этого. я ничего уже давно не чувствую, а может быть просто перевынесла, перелилась вся давно. нет, но не думай обо мне плохо. ты думаешь,вот почему, и отчего я так прошу? потому что уже невмоготу ждать. с тех пор,как китель твой соскользнул так неслышно и тихо, что дыхание мое даже не переменилось, что даже сердце не услышало этого, так может я уже совсем потерянная стала меж этих всех твоих кулис и мрачных обоев с синими каемками? может это просто череда твоих лишних людей, которую возглавляю я. И я сияю посреди парадов красными звездами побед и поражений, потому что в кровь, потому что почти на избытке, на изнеможении. CUT
просто прошу как в последний раз, ведь никто не знает, вчера первая в списках, завтра последняя, и ведь никто не попросит, никто не постучится, никто не ответит, ну я же это знаю, так скажи мне прямо сейчас, чтоты не думаешь обо мне так плохо, как я о себе сейчас? снегом в Москве скоро все заметет, не разглядеть видимого, а что невидимо так уже давно во мне, что же ворошить его, будоражить, звать к себе, так может не надо, раз уже почти поздно, раз пустыни пролегли между нам и и последние шаги твои не кажутся гулкими, а просто шагами кажутся обычными, как будто кто-то ходит по пирсу и деревянные дощечки сухонько вторят ногам: тсс, тсс, молчи, молчи, молчи... а море то, что прямо под ними засуетилось, тотчас вторит им: умалчивай об этом,умалчивай, и волнуется раз, волнуется два, волнуется три, пока в небе не закричат птицы, испугавшись звезд.
ты же знаешь, у меня это все до тошноты, словно яиц с майонезом переесть. я и без того полыхаю пожарами, что даже там, будучи так далеко ты почувствуешь запах дыма, моего дыма. это я горю. я горю. я вдыхаю то, что выдыхаю, разве с этим можно жить? я давно не слушаю море это твое, эти дощечки, они врут мне все.
Они враги мне.
я вчера долго-долго ходила по кухне, молча курила, суетливо прощалась с тобой мысленно, мысленно здоровалась, говорила с тобой, знаешь, ты мне отвечал! ты мне говорил: - милая, ты не спи! завтра отходим в девять. а я тебе: - да, я помню, я тебе все собрала, собрала тебе все уже.
и как всегда, как обычно, китель рраз и нет его на вешалке. И тебя нет больше, вот где ты опять? говорила же, не шути ты так со мной, не шути. и плохо не думай. если решишь не отвечать на письма - не отвечай, просто,мне женщина на берегу вчера сказала: что это вы, женщина, с ума-то совсем, поди сошли, ну, каждый день, ей-богу, прекращали бы уже, народ только пугаете.
А сама стоит, одинокая,и вдаль вглядывается, смотрит в пену белую и кажется ей, будто в пене той он отражается, ее умерший муж. Я не испугалась.Я в пене этой и тебя увидела. И все твои слова,мелкими камешками быстро-быстро зашевелились по дну, вот точно так же, кактогда, когда мы с тобой сидели на берегу и ты мне рассказывал про своего брата и дядю, которых тоже пена забрала.
Только тебя она не заберет, слышишь, я хоть уже в бессознании,я сама понимаю, нормальным это вряд ли уже назовешь, но я так верю, что ты вернешься и ступишь по этим самым деревяшечкам и они бы тебе вторили: тсс, тсс,молчи об этом, молчи.
Я в Москве уже который день. Все двери закрыты. Все кассы спят. Билетов нет ни в один конец. Ряды стройны и одноцветны. Сидения маленькие и неудобные. Я сюда прихожу тоже ждать, тут люди, много людей и все ждут. Пришла сюда, села на второе место от края,потому что ты любишь сидеть у самого прохода, откинула волосы с лица,посмотрела на табло - чернь, посмотрела в окна - ни одного поезда. Каменные квадраты на полу сложились в узор, плитка на стенах слилась с вывесками закрытых магазинчиков и киосков. Зал ожидания пуст. Вчера, сегодня, завтра.
Молчаливая стала я, знаешь, раньше хоть с соседками здороваюсь, теперь - нет - лишнее, задумчивая. Письма есть твои, но редкие.Слова теплые, но мало. Наверное, самое счастливое, живое - эта недосказанность,то самое чувство, что вот-вот слетит с губ, сорвется, сольется с воздухом, станет явью, былью, станет четким. Оно, зародившееся где-то там, в глубине, о котороми не задумываешься, то самое, не высказанное, которому не дашь определения, не впишешь в словари, не подскажешь, как ответ, но оно станет спасением в раз, в один миг, как мановение волшебной палочки, как дуновение морского ветерка, как первое солнце и первый дождь. Об этом невысказанном так мало известно, что даже в голову не может прийти, что оно то самое - необходимое, жизненноважное,кислородозаменяющее.
Оно самое чистое, еще не вымученное тревогами предательств и обманов, но закалено ожиданием, растревожено легкой грустью, залито волнением судорожным и расплескано им.
И да, у меня есть оно, это самое, неслышное, тихое. Оно. Каждый день я пыталась разоблачить его, угадать в себе - тщетно. Столько времени прошло. Соседи проходят стороной, а я стала здороваться - ну вдруг, они что-то узнают о тебе. Солнца нет уже который день, но я, кажется, светлею.Почти смирившись с тем, чего не найти и не поймать, я становилась сильнее - от одной малости - твоего слова - сердце шевелилось. Я становилась сильнее, я умела летать, могла дышать под водой и решать неразрешимое. Но потом, всякий раз, в момент, когда нужно было ответить тебе, ты знаешь, я превращалась в слабую - ноги-предатели,сердце-предатель, разум-предатель.
Дни проходили молчаливыми спутниками где-то рядом, где-то близко, смешивались с общими делами, вечера заставляли ворочаться в сумраке,общаться с книгами, но все это было лишним.
Сквозь неясные сны я шептала в темноту: я жива одним тобой,одним тобой, одним тобой.
Буквы вязли в дремоте, я замолкала, сердце застывало в ожидании утра. Просыпаясь никак не отдышаться - сон тянет назад в себя,опутывая синими туманами, давая ложные надежды, не отдышаться, будто не хватает воздуха, да -там, на глубоком дне, есть что-то такое, что не ведают люди земли.
Поцелуй меня, поцелуй меня! Шепчут твои фотографии. Поют мне твои письма. Помни, помни, помни меня.
Москва тонет в снегу, я тону в своем невысказанном, подвожу итоги года, в которых явно не хватает тебя, молча режу салаты и перед глазами плывут реки, города, вереницы ночных огней, ближе.. еще ближе к тебе.
Я тебя прошу, не думай обо мне так плохо, я стараюсь, как могу, берегу тебя от этой липкой пены, так и ты сохрани мою просьбу - молчи об этом, молчи..
Твоя Вера."
я же молчу, я замолчиваю тебя потихоньку каждый день, каждую минуту, а ты прорываешься воскликами подруг и мамы, что вот, он я! посмотрите на меня! ты кричишь воплями, надеясь, что я услышу и почувствую что-то, но я не чувствую этого. я ничего уже давно не чувствую, а может быть просто перевынесла, перелилась вся давно. нет, но не думай обо мне плохо. ты думаешь,вот почему, и отчего я так прошу? потому что уже невмоготу ждать. с тех пор,как китель твой соскользнул так неслышно и тихо, что дыхание мое даже не переменилось, что даже сердце не услышало этого, так может я уже совсем потерянная стала меж этих всех твоих кулис и мрачных обоев с синими каемками? может это просто череда твоих лишних людей, которую возглавляю я. И я сияю посреди парадов красными звездами побед и поражений, потому что в кровь, потому что почти на избытке, на изнеможении. CUT
просто прошу как в последний раз, ведь никто не знает, вчера первая в списках, завтра последняя, и ведь никто не попросит, никто не постучится, никто не ответит, ну я же это знаю, так скажи мне прямо сейчас, чтоты не думаешь обо мне так плохо, как я о себе сейчас? снегом в Москве скоро все заметет, не разглядеть видимого, а что невидимо так уже давно во мне, что же ворошить его, будоражить, звать к себе, так может не надо, раз уже почти поздно, раз пустыни пролегли между нам и и последние шаги твои не кажутся гулкими, а просто шагами кажутся обычными, как будто кто-то ходит по пирсу и деревянные дощечки сухонько вторят ногам: тсс, тсс, молчи, молчи, молчи... а море то, что прямо под ними засуетилось, тотчас вторит им: умалчивай об этом,умалчивай, и волнуется раз, волнуется два, волнуется три, пока в небе не закричат птицы, испугавшись звезд.
ты же знаешь, у меня это все до тошноты, словно яиц с майонезом переесть. я и без того полыхаю пожарами, что даже там, будучи так далеко ты почувствуешь запах дыма, моего дыма. это я горю. я горю. я вдыхаю то, что выдыхаю, разве с этим можно жить? я давно не слушаю море это твое, эти дощечки, они врут мне все.
Они враги мне.
я вчера долго-долго ходила по кухне, молча курила, суетливо прощалась с тобой мысленно, мысленно здоровалась, говорила с тобой, знаешь, ты мне отвечал! ты мне говорил: - милая, ты не спи! завтра отходим в девять. а я тебе: - да, я помню, я тебе все собрала, собрала тебе все уже.
и как всегда, как обычно, китель рраз и нет его на вешалке. И тебя нет больше, вот где ты опять? говорила же, не шути ты так со мной, не шути. и плохо не думай. если решишь не отвечать на письма - не отвечай, просто,мне женщина на берегу вчера сказала: что это вы, женщина, с ума-то совсем, поди сошли, ну, каждый день, ей-богу, прекращали бы уже, народ только пугаете.
А сама стоит, одинокая,и вдаль вглядывается, смотрит в пену белую и кажется ей, будто в пене той он отражается, ее умерший муж. Я не испугалась.Я в пене этой и тебя увидела. И все твои слова,мелкими камешками быстро-быстро зашевелились по дну, вот точно так же, кактогда, когда мы с тобой сидели на берегу и ты мне рассказывал про своего брата и дядю, которых тоже пена забрала.
Только тебя она не заберет, слышишь, я хоть уже в бессознании,я сама понимаю, нормальным это вряд ли уже назовешь, но я так верю, что ты вернешься и ступишь по этим самым деревяшечкам и они бы тебе вторили: тсс, тсс,молчи об этом, молчи.
Я в Москве уже который день. Все двери закрыты. Все кассы спят. Билетов нет ни в один конец. Ряды стройны и одноцветны. Сидения маленькие и неудобные. Я сюда прихожу тоже ждать, тут люди, много людей и все ждут. Пришла сюда, села на второе место от края,потому что ты любишь сидеть у самого прохода, откинула волосы с лица,посмотрела на табло - чернь, посмотрела в окна - ни одного поезда. Каменные квадраты на полу сложились в узор, плитка на стенах слилась с вывесками закрытых магазинчиков и киосков. Зал ожидания пуст. Вчера, сегодня, завтра.
Молчаливая стала я, знаешь, раньше хоть с соседками здороваюсь, теперь - нет - лишнее, задумчивая. Письма есть твои, но редкие.Слова теплые, но мало. Наверное, самое счастливое, живое - эта недосказанность,то самое чувство, что вот-вот слетит с губ, сорвется, сольется с воздухом, станет явью, былью, станет четким. Оно, зародившееся где-то там, в глубине, о котороми не задумываешься, то самое, не высказанное, которому не дашь определения, не впишешь в словари, не подскажешь, как ответ, но оно станет спасением в раз, в один миг, как мановение волшебной палочки, как дуновение морского ветерка, как первое солнце и первый дождь. Об этом невысказанном так мало известно, что даже в голову не может прийти, что оно то самое - необходимое, жизненноважное,кислородозаменяющее.
Оно самое чистое, еще не вымученное тревогами предательств и обманов, но закалено ожиданием, растревожено легкой грустью, залито волнением судорожным и расплескано им.
И да, у меня есть оно, это самое, неслышное, тихое. Оно. Каждый день я пыталась разоблачить его, угадать в себе - тщетно. Столько времени прошло. Соседи проходят стороной, а я стала здороваться - ну вдруг, они что-то узнают о тебе. Солнца нет уже который день, но я, кажется, светлею.Почти смирившись с тем, чего не найти и не поймать, я становилась сильнее - от одной малости - твоего слова - сердце шевелилось. Я становилась сильнее, я умела летать, могла дышать под водой и решать неразрешимое. Но потом, всякий раз, в момент, когда нужно было ответить тебе, ты знаешь, я превращалась в слабую - ноги-предатели,сердце-предатель, разум-предатель.
Дни проходили молчаливыми спутниками где-то рядом, где-то близко, смешивались с общими делами, вечера заставляли ворочаться в сумраке,общаться с книгами, но все это было лишним.
Сквозь неясные сны я шептала в темноту: я жива одним тобой,одним тобой, одним тобой.
Буквы вязли в дремоте, я замолкала, сердце застывало в ожидании утра. Просыпаясь никак не отдышаться - сон тянет назад в себя,опутывая синими туманами, давая ложные надежды, не отдышаться, будто не хватает воздуха, да -там, на глубоком дне, есть что-то такое, что не ведают люди земли.
Поцелуй меня, поцелуй меня! Шепчут твои фотографии. Поют мне твои письма. Помни, помни, помни меня.
Москва тонет в снегу, я тону в своем невысказанном, подвожу итоги года, в которых явно не хватает тебя, молча режу салаты и перед глазами плывут реки, города, вереницы ночных огней, ближе.. еще ближе к тебе.
Я тебя прошу, не думай обо мне так плохо, я стараюсь, как могу, берегу тебя от этой липкой пены, так и ты сохрани мою просьбу - молчи об этом, молчи..
Твоя Вера."
"do not think badly of me, please do not think of this, you can’t bear it anymore. You know how hard silence is given to me, it's like glass on glass - just blood-to-ashes, thousands of rhymes and thousands of forms in your head until you you will see, and as you will see, you will lose everything. You will smash everyone about me, you will be a wild nightingale, as if I need it, as if I should.
I am silent, I silently silence you every day, every minute, and you break through with exclamations of your girlfriends and mother, that, here I am! look at me! you scream, hoping that I will hear and feel something, but I do not feel it. I haven’t felt anything for a long time, and maybe I just picked it up, the whole thing has been overflown. No, but don't think badly of me. Why do you think that is why I ask? because it is already unbearable to wait. since your tunic slipped off so quietly and quietly that my breath didn’t even change, that even my heart didn’t hear it, so maybe I was completely lost between these scenes of yours and dark wallpaper with blue rims? maybe it's just a string of your extra people, which I head. And I am shining in the midst of parades with red stars of victories and defeats, because it is in the blood, because it is almost abundant, exhausted. CUT
just ask for the last time, because no one knows yesterday, the first one on the list, tomorrow is the last, and no one will ask, no one will knock, no one will answer, well, I know that, so tell me right now that you don’t think about I feel as bad as I am about myself now? snow in Moscow soon will sweep away everything, not to see the visible, and what has been invisible so long ago in me, what to stir it up, to disturb, to call to you, it may not be necessary, since it is already almost late, since the desert is between us and the last steps yours do not seem hollow, but just seem ordinary steps, as if someone walks along the pier and wooden boards echoing their feet: hush, hush, be silent, be silent, keep quiet ... and the sea is right under them, and immediately repeats them: keep silent about it, keep silent, and worry once, worry two, worry three, until you scream in the sky at bird, frightened by the stars.
you know, I have it all nausea, like eggs with mayonnaise to eat. I am already burning with fires, that even there, being so far away you will smell the smoke, my smoke. i'm on fire i am burning I breathe in what I breathe out, how can I live with it? I have not listened to the sea for a long time, this is yours, these plates, they lie to me
They are enemies to me.
I walked around the kitchen for a long time yesterday, I silently smoked, fussily said goodbye to you mentally, mentally greeted me, talked to you, you know, you answered me! You said to me: - Honey, you do not sleep! tomorrow we leave at nine. and I tell you: - yes, I remember, I collected everything for you, collected everything for you already.
and as always, as usual, the jacket is rraz and is not on the hanger. And you are no more, here you are again? she said, do not joke you so with me, do not joke. and do not think badly. if you decide not to respond to letters - do not answer, simply, a woman on the beach told me yesterday: that you, a woman, are completely crazy, go, well, every day, by God, you would stop already, you only frighten people .
And she stands alone, and peers into the distance, looks at the white foam and it seems to her that she is reflected in the foam of that, her dead husband. I was not scared. I saw it in the foam. And all your words, small stones quickly began to move along the bottom, just like when we were sitting on the beach and you told me about your brother and uncle, who also took the foam.
Only she will not take you, you hear, even though I’m already in unconsciousness, I understand it myself, I’d hardly call it normal, but I believe that you will return and step on these very wooden trees and they would echo you: shh, tss, be quiet about it, be silent.
I'm in Moscow already a day. All doors are closed. All ticket offices are asleep. There are no tickets at one end. Rows slender and monochrome. The seats are small and uncomfortable. I come here to wait too, here are people, many people and everyone is waiting. I came here, sat in the second place from the edge, because you like to sit at the very aisle, pulled your hair back from your face, looked at the scoreboard - the mob, looked through the windows - not a single train. Stone squares on the floor folded into a pattern, tiles on the walls merged with signs of closed shops and kiosks. The waiting room is empty. Yesterday Today Tomorrow.
I became silent, you know, before I even say hello to my neighbors, now — no — superfluous, thoughtful. Letters are yours, but rare. Words are warm, but few. Probably the happiest, the most alive - this understatement, the very feeling that it is about to fall off the lips, break down, merge with the air, become reality, come true, and become clear. It originated somewhere in the depths that you don’t think about, the very thing that wasn’t expressed, which cannot be defined, cannot be entered into dictionaries, can not be prompted as an answer, but it will be a salvation at once, in an instant, as a wave of a magic wand, like a whiff of sea breeze, like the first sun and the first rain. So little is known about this unspoken that it cannot even occur to the head that it is the very thing necessary, vital
I am silent, I silently silence you every day, every minute, and you break through with exclamations of your girlfriends and mother, that, here I am! look at me! you scream, hoping that I will hear and feel something, but I do not feel it. I haven’t felt anything for a long time, and maybe I just picked it up, the whole thing has been overflown. No, but don't think badly of me. Why do you think that is why I ask? because it is already unbearable to wait. since your tunic slipped off so quietly and quietly that my breath didn’t even change, that even my heart didn’t hear it, so maybe I was completely lost between these scenes of yours and dark wallpaper with blue rims? maybe it's just a string of your extra people, which I head. And I am shining in the midst of parades with red stars of victories and defeats, because it is in the blood, because it is almost abundant, exhausted. CUT
just ask for the last time, because no one knows yesterday, the first one on the list, tomorrow is the last, and no one will ask, no one will knock, no one will answer, well, I know that, so tell me right now that you don’t think about I feel as bad as I am about myself now? snow in Moscow soon will sweep away everything, not to see the visible, and what has been invisible so long ago in me, what to stir it up, to disturb, to call to you, it may not be necessary, since it is already almost late, since the desert is between us and the last steps yours do not seem hollow, but just seem ordinary steps, as if someone walks along the pier and wooden boards echoing their feet: hush, hush, be silent, be silent, keep quiet ... and the sea is right under them, and immediately repeats them: keep silent about it, keep silent, and worry once, worry two, worry three, until you scream in the sky at bird, frightened by the stars.
you know, I have it all nausea, like eggs with mayonnaise to eat. I am already burning with fires, that even there, being so far away you will smell the smoke, my smoke. i'm on fire i am burning I breathe in what I breathe out, how can I live with it? I have not listened to the sea for a long time, this is yours, these plates, they lie to me
They are enemies to me.
I walked around the kitchen for a long time yesterday, I silently smoked, fussily said goodbye to you mentally, mentally greeted me, talked to you, you know, you answered me! You said to me: - Honey, you do not sleep! tomorrow we leave at nine. and I tell you: - yes, I remember, I collected everything for you, collected everything for you already.
and as always, as usual, the jacket is rraz and is not on the hanger. And you are no more, here you are again? she said, do not joke you so with me, do not joke. and do not think badly. if you decide not to respond to letters - do not answer, simply, a woman on the beach told me yesterday: that you, a woman, are completely crazy, go, well, every day, by God, you would stop already, you only frighten people .
And she stands alone, and peers into the distance, looks at the white foam and it seems to her that she is reflected in the foam of that, her dead husband. I was not scared. I saw it in the foam. And all your words, small stones quickly began to move along the bottom, just like when we were sitting on the beach and you told me about your brother and uncle, who also took the foam.
Only she will not take you, you hear, even though I’m already in unconsciousness, I understand it myself, I’d hardly call it normal, but I believe that you will return and step on these very wooden trees and they would echo you: shh, tss, be quiet about it, be silent.
I'm in Moscow already a day. All doors are closed. All ticket offices are asleep. There are no tickets at one end. Rows slender and monochrome. The seats are small and uncomfortable. I come here to wait too, here are people, many people and everyone is waiting. I came here, sat in the second place from the edge, because you like to sit at the very aisle, pulled your hair back from your face, looked at the scoreboard - the mob, looked through the windows - not a single train. Stone squares on the floor folded into a pattern, tiles on the walls merged with signs of closed shops and kiosks. The waiting room is empty. Yesterday Today Tomorrow.
I became silent, you know, before I even say hello to my neighbors, now — no — superfluous, thoughtful. Letters are yours, but rare. Words are warm, but few. Probably the happiest, the most alive - this understatement, the very feeling that it is about to fall off the lips, break down, merge with the air, become reality, come true, and become clear. It originated somewhere in the depths that you don’t think about, the very thing that wasn’t expressed, which cannot be defined, cannot be entered into dictionaries, can not be prompted as an answer, but it will be a salvation at once, in an instant, as a wave of a magic wand, like a whiff of sea breeze, like the first sun and the first rain. So little is known about this unspoken that it cannot even occur to the head that it is the very thing necessary, vital
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Катерина Райх
