В марте я взяла лучшее интервью в своей жизни. Прочитайте, и вы поймете, почему. Мне очень хотелось выложить его именно к 9 мая.
Его героической биографии хватило бы на пять человек. Михаил Михайлович Бобров – действительно человек-легенда. 18-летним мальчишкой в блокаду он маскировал высотные доминанты Петербурга – Исаакий, Адмиралтейство, шпиль Петропавловской крепости. В 19 лет командовал горно-разведывательным отрядом из 500 человек на Кавказе. После войны работал тренером, воспитал немало чемпионов. Тренировал национальную сборную Исландии по легкой атлетике. Профессор, автор более 60 научных работ. Действительный член Академии туризма, Географического общества России. И это еще малая часть списка всех его регалий. В свои без малого 88 лет он практически не утратил активности, а встретиться с ним было не легче, чем с президентом – Михаил Михайлович постоянно занят.
Бонзай: С чего началось ваше увлечение альпинизмом?
Михаил Бобров: Я в юности занимался горнолыжным спортом, мальчишкой стал чемпионом Ленинграда по горным лыжам. А потом наслушался рассказов о горах и в 1940 году поехал в альпинистский лагерь в Кабардино-Балкарию. Увидел горы, обомлел и припаялся к ним на всю жизнь. Было мне тогда 16 лет. Инструкторам я понравился, и они меня направили в школу инструкторов. Вместо одной смены я остался на все четыре. Такя стал спортсменом-альпинистом. И на Закавказский фронт я попал как инструктор альпинизма.
Б.: А на фронт как попали?
М.Б.: Когда война началась, я работал на заводе. Мы закончили 10 классов и ушли на завод – все стремились помочь оборонной промышленности страны, чувствовали, что что-то надвигается. Ну, потом удалось прорваться добровольцем в специализированный разведывательно-диверсионный отряд. Не брали меня в военкомате – 17 лет всего. Пришлось поплакаться, да и ребята старшие заступились. Первые боевые действия были очень тяжелые, на пятом переходе линии фронта меня контузило. Я оказался в госпитале. Лежал в тронном зале Павла I в Инженерном замке.
Б.: Как вы оказались в отряде альпинистов, которые маскировали памятники Петербурга?
М.Б.: В госпитале меня нашли друзья, которые сказали, что собирается команда альпинистов для маскировки этих всех зданий – высотных доминант. Ведь все наши золотые шпили икупола служили ориентиром для фашистских орудий. Благодаря им они очень прицельно стреляли по городу. Было много потерь, много разрушений. Наши разведчики проникли на территорию фашистов, захватили двух артиллерийских офицеров, и в их планшетах были панорамные фотографии Ленинграда, снятые с высоты. Все доминанты были привязкой для обстрелов. На картах указывалось, сколько от них метров до стратегически важных зданий – военных и гражданских. Разрушения поэтому были большие. Встал вопрос, как скрыть доминанты. Было много предложений: пытались маскировать с помощью воздушных аэростатов – ничего не получилось, строить леса было нереально – во-первых, они бы сгорели от зажигательных бомб, а во-вторых,в городе не было рабочих рук.И вот меня отыскал мой друг Алоиз Земба. До этого уже нашли альпинисток Оленьку Фирсову и Аллочку Пригожеву. Вчетвером мы и замаскировали все золотые доминанты. Прекратился прицельный обстрел, было спасено много человеческих жизней и архитектурных памятников.
Б.: А когда вымаскировали доминанты, вы о чем больше думали – о том, что спасаете жизни или жемчужины архитектуры?
М.Б.: Я думал о том, чтобы поскорее выполнить приказ. К сожалению, наша бригада стала разваливаться – в очень тяжелом состоянии эвакуировался Алоиз Земба, у него началась цинга, и он умер уже по дороге на Ладожской трассе. Оленька Фирсова заболела. Аллочка умерла. Но мы успели замаскировать Исаакиевский собор, Адмиралтейство,Инженерный замок и шпиль Петропавловского собора. Два объекта мы красили – Исаакиевский собор и шпиль Петропавловки, потому что там особое, червонное золото, с него смывается краска. А шпили Адмиралтейства, Инженерного замка, купола Предтеченской церкви, Никольского Морского собора покрыты сусальнымзолотом. Там приходилось шить чехлы.
Б.: Что было самым сложным?
М.Б.: Шпиль Петропавловки. Мы попали в сорокоградусные морозы, причем были уже вдвоем с Алоизом.На Петропавловском шпиле мы закончили свои дела. А потом уже Оля Фирсова немножко поправилась и продолжила летом 1942 года. Собрала вторую бригаду. Новые ребята поправляли обветшалые чехлы, поддерживали все в порядке.
Б.: А что вы испытали, когда впервые увидели после войны те памятники, которые вы спасали, уже без чехлов и краски ?
М.Б.: Этим тоже занималась Оля Фирсова. Готовились к первомайским праздникам, курсанты военных училищ репетировали парад на Дворцовой площади. Когда они увидели, как спадает чехол со шпиля Адмиралтейства – что там творилось! Все фуражки и бескозырки полетели в воздух. Я вернулся в Ленинград после войны в 1945 году.Тогда был открыт как раз только шпиль Адмиралтейства. Конечно, все эти доминанты – это мои родные дети. Я за них вответе. Это самое близкое, что может быть.
Б.: Что вы чувствуете, когда сейчас разрушают исторические памятники Петербурга?
М.Б.: Это какая-то кутерьма. Вроде есть и хорошие чиновники, которые ведают охраной памятников,но то ли через их головы что-то делают… Реставрировать-то дома тоже надо. А у нас чуть дотронулись до дома, сразу начинают шуметь. Хорошо, что Матвиенко сейчас вступила в диалог с известными людьми, которые стоят на защите нашего наследия. Конечно, когда в центре города появляются здания из стекла и бетона –это ужас!
Б.: После окончания работы по маскировке доминант вы вернулись на фронт?
М.Б.: Немцы подходили к Центральным перевалам Кавказа. Требовались альпинисты. Их искали повсюду. Нашли и меня. Так я попал в горно-разведывательный отряд. Воевал против отборного отряда «Эдельвейс».
Б.: Я в одном из ваших интервью читала, что с некоторыми бойцами этого отряда вы были знакомы еще до войны…
М.Б.: До войны приезжало много немцев-туристов. Особенно австрийцы – они увлекались альпинизмом, горнолыжным спортом. Многие работали инструкторами в альпинистских лагерях. А потом мы отказались по разные стороны фронта. В плен брали знакомыхребят.
Б.: И каково было отношение?
М.Б.: Профессиональное.Знаете, много было случаев, когда наши подводники или летчики попадали внемецкий плен. И таких издевательств, как с другими военнопленными, не было.Пытались даже перенять технику.У меня был случай, когда мы с одним из таких военнопленных, Отто Бауэром, встретились на Олимпийских играх уже после войны.
Б.: Расскажите!
М.Б.: Это были XVII Олимпийские игры в Риме. Где-то за три дня до начала игр мы пришли на площадь Святого Петра, на выступление Папы Римского Иоанна XXIII перед участниками игр и туристами. Толпились люди. Я стоял поодаль группки немцев, они были одеты в васильковые костюмы. Среди них выделялся один красивый мужчина с проседью. Когда он меня увидел, то кивнул. Я на всякий случай ответил. Потом он, видимо, хотел ко мне подойти, но толпа нас друг от друга оттеснила. На открытии мы встретились снова, немец помахал мне рукой. Я думаю:«Чего он мне машет?» Но снова ответил. Затем начались соревнования, было уже недо него. Мы очень удачно выступили и получили приглашение на футбольный матч. Играли команды Германии и Италии. И тут я снова встретил этого немца. Мы наконец-то смогли поговорить. Говорил он на неплохом русском языке. Стали вспоминать, откуда мы друг друга знаем. Может, на соревнованиях виделись? Но его вид спорта – академическая гребля, а я тогда уже занялся современным пятиборьем. Потом он говорит: «Мы люди такого поколения… Наверное, вы воевали?». И так, слово за слово он мне рассказывает о том, что попал на Кавказе на Местийском перевале в плен. И я сразу вспомнил и воскликнул: «Отто,это вы?!» Ну, тут уже и он кричит: «Майн Готт, Михель!» И мы побратались.
А история с его пленением была такая. Это был 43 год, в начале января. Мы сопровождали разведку в Сванетию в Кабардино-Балкарию.15 человек поднимались к Местийскому перевалу по скальной гряде, чтобы не оставлять на снегу следов. Они должны были пройти перевал и сообщить нам по радио, что все в порядке. И вдруг они сообщают, что на перевале немцы готовятся к спуску в нашу сторону. Мы устроили им засаду.Сдаваться они не захотели. Бой длился минут 20. Уничтожили всех, как нам показалось. Пошли подбирать оружие, документы. Один немец сидел, держась за бедра, из которых хлестала кровь. Это был Отто Бауэр. Он сразу начал говорить,что он не нацист, а офицер, что дома у него жена и двое детей. И еще один немец был жив. Мы их как «языков» погрузили на трофейные лыжи и спустили в медсанбат. Наши врачи спасли их. Поскольку я знал немецкий, мы с Отто много общались. Все они честно рассказали, хорошие ребята оказались, нормальные. Кончилось тем, что когда они поправились, то буквально на коленях благодарили своих врачей. Потом они попали в лагерь для военнопленных, и вот спустя много лет мы с Отто встретились. Потом он приезжал в Ленинград с женой и детьми. Он умер в конце 80-х.
Б.: Я знаю, что вы воевали бок о бок с грузинами, да и вообще со многими выходцами из союзных республик. Как вы относитесь к националистическим настроениям, которые у нас сейчас нарастают?
М.Б.:Когда немцы на Кавказе спустились всторону Сухуми, по приказу Сталина было создано 512 горно-стрелковых отрядов.Нужно было их оттуда выбивать. Простые бойцы не умели драться в горах, не понимали горы. В моем отряде был весь кавказский интернационал. В основном сваны-грузины, но много и осетин, чеченцев. И это была одна большая семья, хотя некоторые вообще не говорили по-русски. Русских в отряде было 4 человека. Мне пришлось учить и грузинский, и сванский – командовать-то надо людьми! Мне едва исполнилось 19 лет, а в отряде у меня было 500 разноликих людей.
Я вам хочу сказать, что 137 Героев Советского Союза – из Грузии, примерно так же, за сотню – из Азербайджана, Армении. Они дрались не только за Кавказ, но и за всю Россию. Я не помню никаких конфликтов у нас. А как нам пом
Его героической биографии хватило бы на пять человек. Михаил Михайлович Бобров – действительно человек-легенда. 18-летним мальчишкой в блокаду он маскировал высотные доминанты Петербурга – Исаакий, Адмиралтейство, шпиль Петропавловской крепости. В 19 лет командовал горно-разведывательным отрядом из 500 человек на Кавказе. После войны работал тренером, воспитал немало чемпионов. Тренировал национальную сборную Исландии по легкой атлетике. Профессор, автор более 60 научных работ. Действительный член Академии туризма, Географического общества России. И это еще малая часть списка всех его регалий. В свои без малого 88 лет он практически не утратил активности, а встретиться с ним было не легче, чем с президентом – Михаил Михайлович постоянно занят.
Бонзай: С чего началось ваше увлечение альпинизмом?
Михаил Бобров: Я в юности занимался горнолыжным спортом, мальчишкой стал чемпионом Ленинграда по горным лыжам. А потом наслушался рассказов о горах и в 1940 году поехал в альпинистский лагерь в Кабардино-Балкарию. Увидел горы, обомлел и припаялся к ним на всю жизнь. Было мне тогда 16 лет. Инструкторам я понравился, и они меня направили в школу инструкторов. Вместо одной смены я остался на все четыре. Такя стал спортсменом-альпинистом. И на Закавказский фронт я попал как инструктор альпинизма.
Б.: А на фронт как попали?
М.Б.: Когда война началась, я работал на заводе. Мы закончили 10 классов и ушли на завод – все стремились помочь оборонной промышленности страны, чувствовали, что что-то надвигается. Ну, потом удалось прорваться добровольцем в специализированный разведывательно-диверсионный отряд. Не брали меня в военкомате – 17 лет всего. Пришлось поплакаться, да и ребята старшие заступились. Первые боевые действия были очень тяжелые, на пятом переходе линии фронта меня контузило. Я оказался в госпитале. Лежал в тронном зале Павла I в Инженерном замке.
Б.: Как вы оказались в отряде альпинистов, которые маскировали памятники Петербурга?
М.Б.: В госпитале меня нашли друзья, которые сказали, что собирается команда альпинистов для маскировки этих всех зданий – высотных доминант. Ведь все наши золотые шпили икупола служили ориентиром для фашистских орудий. Благодаря им они очень прицельно стреляли по городу. Было много потерь, много разрушений. Наши разведчики проникли на территорию фашистов, захватили двух артиллерийских офицеров, и в их планшетах были панорамные фотографии Ленинграда, снятые с высоты. Все доминанты были привязкой для обстрелов. На картах указывалось, сколько от них метров до стратегически важных зданий – военных и гражданских. Разрушения поэтому были большие. Встал вопрос, как скрыть доминанты. Было много предложений: пытались маскировать с помощью воздушных аэростатов – ничего не получилось, строить леса было нереально – во-первых, они бы сгорели от зажигательных бомб, а во-вторых,в городе не было рабочих рук.И вот меня отыскал мой друг Алоиз Земба. До этого уже нашли альпинисток Оленьку Фирсову и Аллочку Пригожеву. Вчетвером мы и замаскировали все золотые доминанты. Прекратился прицельный обстрел, было спасено много человеческих жизней и архитектурных памятников.
Б.: А когда вымаскировали доминанты, вы о чем больше думали – о том, что спасаете жизни или жемчужины архитектуры?
М.Б.: Я думал о том, чтобы поскорее выполнить приказ. К сожалению, наша бригада стала разваливаться – в очень тяжелом состоянии эвакуировался Алоиз Земба, у него началась цинга, и он умер уже по дороге на Ладожской трассе. Оленька Фирсова заболела. Аллочка умерла. Но мы успели замаскировать Исаакиевский собор, Адмиралтейство,Инженерный замок и шпиль Петропавловского собора. Два объекта мы красили – Исаакиевский собор и шпиль Петропавловки, потому что там особое, червонное золото, с него смывается краска. А шпили Адмиралтейства, Инженерного замка, купола Предтеченской церкви, Никольского Морского собора покрыты сусальнымзолотом. Там приходилось шить чехлы.
Б.: Что было самым сложным?
М.Б.: Шпиль Петропавловки. Мы попали в сорокоградусные морозы, причем были уже вдвоем с Алоизом.На Петропавловском шпиле мы закончили свои дела. А потом уже Оля Фирсова немножко поправилась и продолжила летом 1942 года. Собрала вторую бригаду. Новые ребята поправляли обветшалые чехлы, поддерживали все в порядке.
Б.: А что вы испытали, когда впервые увидели после войны те памятники, которые вы спасали, уже без чехлов и краски ?
М.Б.: Этим тоже занималась Оля Фирсова. Готовились к первомайским праздникам, курсанты военных училищ репетировали парад на Дворцовой площади. Когда они увидели, как спадает чехол со шпиля Адмиралтейства – что там творилось! Все фуражки и бескозырки полетели в воздух. Я вернулся в Ленинград после войны в 1945 году.Тогда был открыт как раз только шпиль Адмиралтейства. Конечно, все эти доминанты – это мои родные дети. Я за них вответе. Это самое близкое, что может быть.
Б.: Что вы чувствуете, когда сейчас разрушают исторические памятники Петербурга?
М.Б.: Это какая-то кутерьма. Вроде есть и хорошие чиновники, которые ведают охраной памятников,но то ли через их головы что-то делают… Реставрировать-то дома тоже надо. А у нас чуть дотронулись до дома, сразу начинают шуметь. Хорошо, что Матвиенко сейчас вступила в диалог с известными людьми, которые стоят на защите нашего наследия. Конечно, когда в центре города появляются здания из стекла и бетона –это ужас!
Б.: После окончания работы по маскировке доминант вы вернулись на фронт?
М.Б.: Немцы подходили к Центральным перевалам Кавказа. Требовались альпинисты. Их искали повсюду. Нашли и меня. Так я попал в горно-разведывательный отряд. Воевал против отборного отряда «Эдельвейс».
Б.: Я в одном из ваших интервью читала, что с некоторыми бойцами этого отряда вы были знакомы еще до войны…
М.Б.: До войны приезжало много немцев-туристов. Особенно австрийцы – они увлекались альпинизмом, горнолыжным спортом. Многие работали инструкторами в альпинистских лагерях. А потом мы отказались по разные стороны фронта. В плен брали знакомыхребят.
Б.: И каково было отношение?
М.Б.: Профессиональное.Знаете, много было случаев, когда наши подводники или летчики попадали внемецкий плен. И таких издевательств, как с другими военнопленными, не было.Пытались даже перенять технику.У меня был случай, когда мы с одним из таких военнопленных, Отто Бауэром, встретились на Олимпийских играх уже после войны.
Б.: Расскажите!
М.Б.: Это были XVII Олимпийские игры в Риме. Где-то за три дня до начала игр мы пришли на площадь Святого Петра, на выступление Папы Римского Иоанна XXIII перед участниками игр и туристами. Толпились люди. Я стоял поодаль группки немцев, они были одеты в васильковые костюмы. Среди них выделялся один красивый мужчина с проседью. Когда он меня увидел, то кивнул. Я на всякий случай ответил. Потом он, видимо, хотел ко мне подойти, но толпа нас друг от друга оттеснила. На открытии мы встретились снова, немец помахал мне рукой. Я думаю:«Чего он мне машет?» Но снова ответил. Затем начались соревнования, было уже недо него. Мы очень удачно выступили и получили приглашение на футбольный матч. Играли команды Германии и Италии. И тут я снова встретил этого немца. Мы наконец-то смогли поговорить. Говорил он на неплохом русском языке. Стали вспоминать, откуда мы друг друга знаем. Может, на соревнованиях виделись? Но его вид спорта – академическая гребля, а я тогда уже занялся современным пятиборьем. Потом он говорит: «Мы люди такого поколения… Наверное, вы воевали?». И так, слово за слово он мне рассказывает о том, что попал на Кавказе на Местийском перевале в плен. И я сразу вспомнил и воскликнул: «Отто,это вы?!» Ну, тут уже и он кричит: «Майн Готт, Михель!» И мы побратались.
А история с его пленением была такая. Это был 43 год, в начале января. Мы сопровождали разведку в Сванетию в Кабардино-Балкарию.15 человек поднимались к Местийскому перевалу по скальной гряде, чтобы не оставлять на снегу следов. Они должны были пройти перевал и сообщить нам по радио, что все в порядке. И вдруг они сообщают, что на перевале немцы готовятся к спуску в нашу сторону. Мы устроили им засаду.Сдаваться они не захотели. Бой длился минут 20. Уничтожили всех, как нам показалось. Пошли подбирать оружие, документы. Один немец сидел, держась за бедра, из которых хлестала кровь. Это был Отто Бауэр. Он сразу начал говорить,что он не нацист, а офицер, что дома у него жена и двое детей. И еще один немец был жив. Мы их как «языков» погрузили на трофейные лыжи и спустили в медсанбат. Наши врачи спасли их. Поскольку я знал немецкий, мы с Отто много общались. Все они честно рассказали, хорошие ребята оказались, нормальные. Кончилось тем, что когда они поправились, то буквально на коленях благодарили своих врачей. Потом они попали в лагерь для военнопленных, и вот спустя много лет мы с Отто встретились. Потом он приезжал в Ленинград с женой и детьми. Он умер в конце 80-х.
Б.: Я знаю, что вы воевали бок о бок с грузинами, да и вообще со многими выходцами из союзных республик. Как вы относитесь к националистическим настроениям, которые у нас сейчас нарастают?
М.Б.:Когда немцы на Кавказе спустились всторону Сухуми, по приказу Сталина было создано 512 горно-стрелковых отрядов.Нужно было их оттуда выбивать. Простые бойцы не умели драться в горах, не понимали горы. В моем отряде был весь кавказский интернационал. В основном сваны-грузины, но много и осетин, чеченцев. И это была одна большая семья, хотя некоторые вообще не говорили по-русски. Русских в отряде было 4 человека. Мне пришлось учить и грузинский, и сванский – командовать-то надо людьми! Мне едва исполнилось 19 лет, а в отряде у меня было 500 разноликих людей.
Я вам хочу сказать, что 137 Героев Советского Союза – из Грузии, примерно так же, за сотню – из Азербайджана, Армении. Они дрались не только за Кавказ, но и за всю Россию. Я не помню никаких конфликтов у нас. А как нам пом
In March, I did the best interview of my life. Read on and you will see why. I really wanted to post it by May 9th.
His heroic biography would be enough for five people. Mikhail Mikhailovich Bobrov is truly a man of legend. As an 18-year-old boy, during the blockade, he masked the high-rise dominants of St. Petersburg - Isaac, the Admiralty, the spire of the Peter and Paul Fortress. At the age of 19, he commanded a mountain reconnaissance detachment of 500 people in the Caucasus. After the war, he worked as a coach, brought up many champions. Coached the Icelandic national track and field team. Professor, author of over 60 scientific papers. Member of the Academy of Tourism, Geographical Society of Russia. And this is still a small part of the list of all his regalia. At almost 88 years old, he practically did not lose activity, and meeting with him was no easier than meeting with the president - Mikhail Mikhailovich is constantly busy.
Bonsai: How did your passion for mountaineering begin?
Mikhail Bobrov: In my youth I was engaged in alpine skiing, as a boy I became the champion of Leningrad in alpine skiing. And then I heard a lot of stories about the mountains and in 1940 I went to a climbing camp in Kabardino-Balkaria. I saw the mountains, was stunned and soldered to them for life. I was then 16 years old. The instructors liked me, and they sent me to the instructor school. Instead of one shift, I stayed for all four. Takya became an athlete-climber. And I got to the Transcaucasian front as a mountaineering instructor.
B: How did you get to the front?
MB: When the war began, I worked at a factory. We finished 10 classes and went to the factory - everyone tried to help the country's defense industry, we felt that something was coming. Well, then I managed to break through as a volunteer into a specialized reconnaissance and sabotage detachment. They did not take me to the military registration and enlistment office - only 17 years. I had to cry, and the older guys stood up. The first hostilities were very difficult, at the fifth crossing of the front line I was concussed. I ended up in the hospital. He lay in the throne room of Paul I in the Engineering Castle.
B .: How did you end up in the group of climbers who were masking the monuments of St. Petersburg?
MB: Friends found me in the hospital, who said that a team of climbers was gathering to camouflage all these buildings - high-rise dominants. After all, all our golden spiers and domes served as a guideline for the fascist weapons. Thanks to them, they shot very aimed at the city. There were many losses, a lot of destruction. Our scouts infiltrated the territory of the Nazis, captured two artillery officers, and in their tablets were panoramic photographs of Leningrad taken from a height. All dominants were the target for the shelling. The maps indicated how many meters from them to strategically important buildings - military and civil. The destruction was therefore great. The question arose of how to hide the dominants. There were many suggestions: they tried to mask with the help of air balloons - nothing worked, it was unrealistic to build forests - firstly, they would have burned out from incendiary bombs, and secondly, there were no workers in the city. And my friend Alois found me Zemba. Before that, climbers Olenka Firsova and Allochka Prigozheva had already been found. The four of us masked all the golden dominants. Targeted shelling stopped, many human lives and architectural monuments were saved.
B: And when you disguised the dominants, what did you think more about - that you were saving lives or the pearls of architecture?
MB: I was thinking about how to fulfill the order as soon as possible. Unfortunately, our brigade began to fall apart - Aloiz Zemba was evacuated in a very critical condition, he developed scurvy, and he died on the way on the Ladoga highway. Olenka Firsova fell ill. Allochka is dead. But we managed to disguise St. Isaac's Cathedral, the Admiralty, the Engineer's Castle and the spire of the Peter and Paul Cathedral. We painted two objects - St. Isaac's Cathedral and the spire of Peter and Paul, because there is special, pure gold, paint is washed off from it. And the spiers of the Admiralty, the Engineer's Castle, the domes of the Baptist Church, the Nikolsky Naval Cathedral are covered with gold leaf. There they had to sew covers.
B: What was the most difficult thing?
M.B .: The spire of Peter and Paul. We got into frosts of forty degrees, and we were already alone with Alois. At the Peter and Paul spire we finished our business. And then Olya Firsova recovered a little and continued in the summer of 1942. I gathered the second brigade. The new guys were fixing dilapidated covers, keeping everything in order.
B .: And what did you experience when you first saw after the war those monuments that you saved, already without covers and paint?
MB: Olya Firsova did this too. Preparing for the May Day holidays, cadets of military schools rehearsed the parade on Palace Square. When they saw the cover fall off the spire of the Admiralty - what was going on there! All caps and peakless caps flew into the air. I returned to Leningrad after the war in 1945, when only the spire of the Admiralty was opened. Of course, all these dominants are my own children. I answer for them. This is the closest that
His heroic biography would be enough for five people. Mikhail Mikhailovich Bobrov is truly a man of legend. As an 18-year-old boy, during the blockade, he masked the high-rise dominants of St. Petersburg - Isaac, the Admiralty, the spire of the Peter and Paul Fortress. At the age of 19, he commanded a mountain reconnaissance detachment of 500 people in the Caucasus. After the war, he worked as a coach, brought up many champions. Coached the Icelandic national track and field team. Professor, author of over 60 scientific papers. Member of the Academy of Tourism, Geographical Society of Russia. And this is still a small part of the list of all his regalia. At almost 88 years old, he practically did not lose activity, and meeting with him was no easier than meeting with the president - Mikhail Mikhailovich is constantly busy.
Bonsai: How did your passion for mountaineering begin?
Mikhail Bobrov: In my youth I was engaged in alpine skiing, as a boy I became the champion of Leningrad in alpine skiing. And then I heard a lot of stories about the mountains and in 1940 I went to a climbing camp in Kabardino-Balkaria. I saw the mountains, was stunned and soldered to them for life. I was then 16 years old. The instructors liked me, and they sent me to the instructor school. Instead of one shift, I stayed for all four. Takya became an athlete-climber. And I got to the Transcaucasian front as a mountaineering instructor.
B: How did you get to the front?
MB: When the war began, I worked at a factory. We finished 10 classes and went to the factory - everyone tried to help the country's defense industry, we felt that something was coming. Well, then I managed to break through as a volunteer into a specialized reconnaissance and sabotage detachment. They did not take me to the military registration and enlistment office - only 17 years. I had to cry, and the older guys stood up. The first hostilities were very difficult, at the fifth crossing of the front line I was concussed. I ended up in the hospital. He lay in the throne room of Paul I in the Engineering Castle.
B .: How did you end up in the group of climbers who were masking the monuments of St. Petersburg?
MB: Friends found me in the hospital, who said that a team of climbers was gathering to camouflage all these buildings - high-rise dominants. After all, all our golden spiers and domes served as a guideline for the fascist weapons. Thanks to them, they shot very aimed at the city. There were many losses, a lot of destruction. Our scouts infiltrated the territory of the Nazis, captured two artillery officers, and in their tablets were panoramic photographs of Leningrad taken from a height. All dominants were the target for the shelling. The maps indicated how many meters from them to strategically important buildings - military and civil. The destruction was therefore great. The question arose of how to hide the dominants. There were many suggestions: they tried to mask with the help of air balloons - nothing worked, it was unrealistic to build forests - firstly, they would have burned out from incendiary bombs, and secondly, there were no workers in the city. And my friend Alois found me Zemba. Before that, climbers Olenka Firsova and Allochka Prigozheva had already been found. The four of us masked all the golden dominants. Targeted shelling stopped, many human lives and architectural monuments were saved.
B: And when you disguised the dominants, what did you think more about - that you were saving lives or the pearls of architecture?
MB: I was thinking about how to fulfill the order as soon as possible. Unfortunately, our brigade began to fall apart - Aloiz Zemba was evacuated in a very critical condition, he developed scurvy, and he died on the way on the Ladoga highway. Olenka Firsova fell ill. Allochka is dead. But we managed to disguise St. Isaac's Cathedral, the Admiralty, the Engineer's Castle and the spire of the Peter and Paul Cathedral. We painted two objects - St. Isaac's Cathedral and the spire of Peter and Paul, because there is special, pure gold, paint is washed off from it. And the spiers of the Admiralty, the Engineer's Castle, the domes of the Baptist Church, the Nikolsky Naval Cathedral are covered with gold leaf. There they had to sew covers.
B: What was the most difficult thing?
M.B .: The spire of Peter and Paul. We got into frosts of forty degrees, and we were already alone with Alois. At the Peter and Paul spire we finished our business. And then Olya Firsova recovered a little and continued in the summer of 1942. I gathered the second brigade. The new guys were fixing dilapidated covers, keeping everything in order.
B .: And what did you experience when you first saw after the war those monuments that you saved, already without covers and paint?
MB: Olya Firsova did this too. Preparing for the May Day holidays, cadets of military schools rehearsed the parade on Palace Square. When they saw the cover fall off the spire of the Admiralty - what was going on there! All caps and peakless caps flew into the air. I returned to Leningrad after the war in 1945, when only the spire of the Admiralty was opened. Of course, all these dominants are my own children. I answer for them. This is the closest that
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Емельянова
