Макароны по-флотски
Почти каждый день после уроков я спешила поскорее на троллейбус. Путь был длинным, сначала свернуть во двор школы, потом идти по дворам наискосок минут семь. Между домов всегда был ветер, а зимой еще и скользко, как на катке. Если не сильно торопиться, то можно было идти длинным путем, по односторонней улице с красивым названием Ла Рошель. Тогда в самом конце можно было поглазеть на витрины мебельного магазина, а потом обязательно на несколько минуток заскочить в зоомагазин. Там хомяки и птицы задорно ковырялись в своих меховых шкурках и цветастых перьях. Предлог был почти всегда - у меня дома был хомяк, и я могла зайти купить ему витаминов. Два рубля за штучку.
Потом был очень нервный участок. Дело в том, что до остановки надо было идти в небольшую гору, и где-то около трех минут. Нервно было всегда, потому что еще в самом начале пути можно было оглянуться и посмотреть, не едет ли троллейбус. И если его было видно, то приходилось бежать, сломя голову. Рюкзак прыгал на спине, шапка норовила слезть, а пальто запутаться в коленях.
Троллейбусу тоже было нелегко - ехать надо было в гору, к тому же, перед остановкой был пешеходный переход. Если везло, то он приостанавливался там и можно было слегка сбавить скорость гонки.
Потом, если маршрут был пройден успешно, я залезала в троллейбус и ехала ровно одну остановку - до кинотеатра "Сампо". Вообще, до моего дома ехать надо было до конечной, еще 5 остановок, но на этой остановке жила (точнее, работала) моя бабушка.
Мне тогда казалось, что у нее лучшая в мире работа - она была продавцом в ларьке "Союзпечать".
Особенно радостно было спешить к бабушке на работу зимой: мороз, снег, я вываливаюсь из троллейбуса с рюкзаком на спине и через десять шагов уже открываю дверь ларька - оттуда веет теплом (масляный обогреватель, чтоб не мерзли ноги) и пахнет канцелярией - чернилами шариковых ручек, листами школьных тетрадей (они были светло-зеленого цвета, на 12 или 24 листа, с прочерченными красными полями и разлинованной клеткой или же линейкой). Еще у бабушки продавались газеты всех видов и журналы. Также были наклейки и раскраски. Все это мне можно было осторожно посмотреть, почитать, расставить по местам. Иногда мне позволяли помочь рассчитать клиентов. Я садилась на бабушкин теплый стул, подкладывала под попу книги, чтобы быть на уровне окошка, и бралась за деревянные счеты. Бабушка садилась сзади в это время и пила чай. Я могла проводить в ларьке несколько часов - до окончания смены бабушки. Иногда делала там же домашние задания, потом, в шесть часов вечера, мы с ней закрывали ларек вместе и шли в горку к ней домой. Дома у бабушки всегда было тепло. На стеллаже до самого потолка были книги, над ними как что-то очень ценное, накрытая желтой бархатной настилкой, возвышалась дедова гармонь.
На ужин чаще всего бабушка готовила макароны по-флотски: доставала сваренные вчера макароны, обжаривала их на сковороде с кусочками докторской колбасы. И колбаса и макароны получались с хрустящей корочкой. Я все это благолепие заедала черным хлебом и запивала стаканом холодного молока.
Потом мы усаживались пить чай. Я доставала себе большую кружку деда с парусником, в нее бабушка наливала черный-черный чай из самовара. Горячий. К чаю всегда были печеньки и конфеты. Я смотрела на картинку парусника на кружке и сравнивала ее с парусником, который висел на стене.
Зимой в нашем городе темнеет рано, чуть за полдень, поэтому вечером казалось, что мы полуночничаем, хотя было всего ничего - около шести.
После ужина мы шли в гостиную (она же спальня - квартира была однокомнатной, с большой лоджией, которую дедушка обил светлым деревом сам), там я брала со стеллаже какую-нибудь книгу, а бабушка включала телевизор иди доставала любимую газету про народные средства лечения. Дедушка зимой не работал- он был капитаном, а зимой на озере лед - не проплыть. Но очень часто он ходил на зимнюю рыбалку. Приходил поздно-поздно, с большом шарабаном за спиной, в ватнике и огромных сапогах с длинными голенищами. Как только он входил, кошка металась с балкона прямиком в другой конец квартиры, к входной двери, и начинала нарезать ласковые круги вокруг деда и его шарабана. Мне всегда казалось, что кошка могла видеть насквозь и всегда знала, каков был улов.
Бабушка в это время торопилась на кухню- сообразить дедушке еды и горячего чаю.
От воспоминаний про те зимние вечера у дедов мне до сих пор веет теплом той однокомнатной квартиры, запахом "примы" из ванной, где дел курил, и слышно довольной урчание Машки, заглатывающей жадно сведавшую рыбку в углу кухни, пока дед молча ест те самые макароны по-флотски.
Почти каждый день после уроков я спешила поскорее на троллейбус. Путь был длинным, сначала свернуть во двор школы, потом идти по дворам наискосок минут семь. Между домов всегда был ветер, а зимой еще и скользко, как на катке. Если не сильно торопиться, то можно было идти длинным путем, по односторонней улице с красивым названием Ла Рошель. Тогда в самом конце можно было поглазеть на витрины мебельного магазина, а потом обязательно на несколько минуток заскочить в зоомагазин. Там хомяки и птицы задорно ковырялись в своих меховых шкурках и цветастых перьях. Предлог был почти всегда - у меня дома был хомяк, и я могла зайти купить ему витаминов. Два рубля за штучку.
Потом был очень нервный участок. Дело в том, что до остановки надо было идти в небольшую гору, и где-то около трех минут. Нервно было всегда, потому что еще в самом начале пути можно было оглянуться и посмотреть, не едет ли троллейбус. И если его было видно, то приходилось бежать, сломя голову. Рюкзак прыгал на спине, шапка норовила слезть, а пальто запутаться в коленях.
Троллейбусу тоже было нелегко - ехать надо было в гору, к тому же, перед остановкой был пешеходный переход. Если везло, то он приостанавливался там и можно было слегка сбавить скорость гонки.
Потом, если маршрут был пройден успешно, я залезала в троллейбус и ехала ровно одну остановку - до кинотеатра "Сампо". Вообще, до моего дома ехать надо было до конечной, еще 5 остановок, но на этой остановке жила (точнее, работала) моя бабушка.
Мне тогда казалось, что у нее лучшая в мире работа - она была продавцом в ларьке "Союзпечать".
Особенно радостно было спешить к бабушке на работу зимой: мороз, снег, я вываливаюсь из троллейбуса с рюкзаком на спине и через десять шагов уже открываю дверь ларька - оттуда веет теплом (масляный обогреватель, чтоб не мерзли ноги) и пахнет канцелярией - чернилами шариковых ручек, листами школьных тетрадей (они были светло-зеленого цвета, на 12 или 24 листа, с прочерченными красными полями и разлинованной клеткой или же линейкой). Еще у бабушки продавались газеты всех видов и журналы. Также были наклейки и раскраски. Все это мне можно было осторожно посмотреть, почитать, расставить по местам. Иногда мне позволяли помочь рассчитать клиентов. Я садилась на бабушкин теплый стул, подкладывала под попу книги, чтобы быть на уровне окошка, и бралась за деревянные счеты. Бабушка садилась сзади в это время и пила чай. Я могла проводить в ларьке несколько часов - до окончания смены бабушки. Иногда делала там же домашние задания, потом, в шесть часов вечера, мы с ней закрывали ларек вместе и шли в горку к ней домой. Дома у бабушки всегда было тепло. На стеллаже до самого потолка были книги, над ними как что-то очень ценное, накрытая желтой бархатной настилкой, возвышалась дедова гармонь.
На ужин чаще всего бабушка готовила макароны по-флотски: доставала сваренные вчера макароны, обжаривала их на сковороде с кусочками докторской колбасы. И колбаса и макароны получались с хрустящей корочкой. Я все это благолепие заедала черным хлебом и запивала стаканом холодного молока.
Потом мы усаживались пить чай. Я доставала себе большую кружку деда с парусником, в нее бабушка наливала черный-черный чай из самовара. Горячий. К чаю всегда были печеньки и конфеты. Я смотрела на картинку парусника на кружке и сравнивала ее с парусником, который висел на стене.
Зимой в нашем городе темнеет рано, чуть за полдень, поэтому вечером казалось, что мы полуночничаем, хотя было всего ничего - около шести.
После ужина мы шли в гостиную (она же спальня - квартира была однокомнатной, с большой лоджией, которую дедушка обил светлым деревом сам), там я брала со стеллаже какую-нибудь книгу, а бабушка включала телевизор иди доставала любимую газету про народные средства лечения. Дедушка зимой не работал- он был капитаном, а зимой на озере лед - не проплыть. Но очень часто он ходил на зимнюю рыбалку. Приходил поздно-поздно, с большом шарабаном за спиной, в ватнике и огромных сапогах с длинными голенищами. Как только он входил, кошка металась с балкона прямиком в другой конец квартиры, к входной двери, и начинала нарезать ласковые круги вокруг деда и его шарабана. Мне всегда казалось, что кошка могла видеть насквозь и всегда знала, каков был улов.
Бабушка в это время торопилась на кухню- сообразить дедушке еды и горячего чаю.
От воспоминаний про те зимние вечера у дедов мне до сих пор веет теплом той однокомнатной квартиры, запахом "примы" из ванной, где дел курил, и слышно довольной урчание Машки, заглатывающей жадно сведавшую рыбку в углу кухни, пока дед молча ест те самые макароны по-флотски.
Naval pasta
Almost every day after school, I hurried to the trolleybus. The path was long, first turn into the school courtyard, then walk across the courtyards diagonally for seven minutes. There was always wind between the houses, and in winter it was also slippery, like on a skating rink. If you didn't hurry too much, you could walk a long way, along a one-way street with the beautiful name of La Rochelle. Then at the very end you could gaze at the windows of a furniture store, and then be sure to drop into a pet store for a few minutes. There, hamsters and birds fervently poked around in their fur skins and colorful feathers. There was almost always an excuse - I had a hamster at home, and I could go to buy him vitamins. Two rubles a thing.
Then there was a very nervous part. The fact is that before the stop it was necessary to go up a small mountain, and somewhere about three minutes. It was always nervous, because even at the very beginning of the journey one could look back and see if the trolleybus was going. And if he could be seen, then he had to run at breakneck speed. The backpack jumped on its back, the hat strove to peel off, and the coat got tangled in the knees.
It was not easy for the trolleybus either - it had to go uphill, moreover, there was a pedestrian crossing before the stop. If he was lucky, he would stop there and it was possible to slightly slow down the race speed.
Then, if the route was passed successfully, I got on the trolleybus and drove exactly one stop - to the Sampo cinema. In general, it was necessary to go to my house until the final one, 5 more stops, but my grandmother lived (more precisely, worked) at this stop.
It seemed to me then that she had the best job in the world - she was a salesman in the Soyuzpechat stall.
It was especially joyful to rush to my grandmother for work in winter: frost, snow, I tumble out of the trolleybus with a backpack on my back and after ten steps I already open the stall door - it blows warmth from there (an oil heater so that my feet don't get cold) and smells like office supplies - ballpoint pen ink , sheets of school notebooks (they were light green, 12 or 24 sheets, with drawn red margins and a lined cell or ruler). Even my grandmother sold all kinds of newspapers and magazines. There were also stickers and coloring pages. I could carefully look at all this, read it, put it in its places. Sometimes I was allowed to help calculate clients. I sat on my grandmother's warm chair, put books under my butt so that I could be at the level of the window, and took up the wooden abacus. Grandmother sat in the back at this time and drank tea. I could spend several hours in the stall - until the end of my grandmother's shift. Sometimes I did homework there, then, at six o'clock in the evening, we closed the stall together and walked up the hill to her house. At my grandmother's home it was always warm. There were books on the shelf up to the ceiling, above them, like something very valuable, covered with yellow velvet flooring, towered the grandfather's accordion.
For dinner, my grandmother most often cooked pasta in a navy way: she took out the pasta cooked yesterday, fried them in a pan with pieces of doctor's sausage. Both the sausage and pasta were crispy. I seized all this beauty with black bread and washed it down with a glass of cold milk.
Then we sat down to drink tea. I got myself a large mug of my grandfather with a sailboat, into which my grandmother poured black-black tea from a samovar. Hot. There were always cookies and sweets for tea. I looked at the picture of a sailboat on a mug and compared it to a sailboat that hung on the wall.
In winter, it gets dark in our city early, a little after noon, so in the evening it seemed that we were midnight, although there was only nothing - about six.
After dinner, we went to the living room (it’s a bedroom - the apartment was one-room, with a large loggia, which grandfather had covered with a light tree himself), there I took some book from the rack, and my grandmother turned on the TV, or took out my favorite newspaper about folk remedies. Grandfather did not work in winter - he was a captain, and in winter there is ice on the lake - you cannot swim. But very often he went ice fishing. He came late, late, with a big chaise behind his back, in a quilted jacket and huge boots with long tops. As soon as he entered, the cat rushed from the balcony straight to the other end of the apartment, to the front door, and began to cut affectionate circles around the grandfather and his chaise. It always seemed to me that the cat could see right through and always knew what the catch was.
At this time, grandmother was in a hurry to the kitchen - to figure out food and hot tea for grandfather.
From the memories of those winter evenings at my grandfathers, I still breathe with the warmth of that one-room apartment, the smell of "prima" from the bathroom, where I smoked, and I can hear the satisfied rumbling of Masha, who eagerly swallows the fish in the corner of the kitchen while the grandfather silently eats those very pasta in a navy way.
Almost every day after school, I hurried to the trolleybus. The path was long, first turn into the school courtyard, then walk across the courtyards diagonally for seven minutes. There was always wind between the houses, and in winter it was also slippery, like on a skating rink. If you didn't hurry too much, you could walk a long way, along a one-way street with the beautiful name of La Rochelle. Then at the very end you could gaze at the windows of a furniture store, and then be sure to drop into a pet store for a few minutes. There, hamsters and birds fervently poked around in their fur skins and colorful feathers. There was almost always an excuse - I had a hamster at home, and I could go to buy him vitamins. Two rubles a thing.
Then there was a very nervous part. The fact is that before the stop it was necessary to go up a small mountain, and somewhere about three minutes. It was always nervous, because even at the very beginning of the journey one could look back and see if the trolleybus was going. And if he could be seen, then he had to run at breakneck speed. The backpack jumped on its back, the hat strove to peel off, and the coat got tangled in the knees.
It was not easy for the trolleybus either - it had to go uphill, moreover, there was a pedestrian crossing before the stop. If he was lucky, he would stop there and it was possible to slightly slow down the race speed.
Then, if the route was passed successfully, I got on the trolleybus and drove exactly one stop - to the Sampo cinema. In general, it was necessary to go to my house until the final one, 5 more stops, but my grandmother lived (more precisely, worked) at this stop.
It seemed to me then that she had the best job in the world - she was a salesman in the Soyuzpechat stall.
It was especially joyful to rush to my grandmother for work in winter: frost, snow, I tumble out of the trolleybus with a backpack on my back and after ten steps I already open the stall door - it blows warmth from there (an oil heater so that my feet don't get cold) and smells like office supplies - ballpoint pen ink , sheets of school notebooks (they were light green, 12 or 24 sheets, with drawn red margins and a lined cell or ruler). Even my grandmother sold all kinds of newspapers and magazines. There were also stickers and coloring pages. I could carefully look at all this, read it, put it in its places. Sometimes I was allowed to help calculate clients. I sat on my grandmother's warm chair, put books under my butt so that I could be at the level of the window, and took up the wooden abacus. Grandmother sat in the back at this time and drank tea. I could spend several hours in the stall - until the end of my grandmother's shift. Sometimes I did homework there, then, at six o'clock in the evening, we closed the stall together and walked up the hill to her house. At my grandmother's home it was always warm. There were books on the shelf up to the ceiling, above them, like something very valuable, covered with yellow velvet flooring, towered the grandfather's accordion.
For dinner, my grandmother most often cooked pasta in a navy way: she took out the pasta cooked yesterday, fried them in a pan with pieces of doctor's sausage. Both the sausage and pasta were crispy. I seized all this beauty with black bread and washed it down with a glass of cold milk.
Then we sat down to drink tea. I got myself a large mug of my grandfather with a sailboat, into which my grandmother poured black-black tea from a samovar. Hot. There were always cookies and sweets for tea. I looked at the picture of a sailboat on a mug and compared it to a sailboat that hung on the wall.
In winter, it gets dark in our city early, a little after noon, so in the evening it seemed that we were midnight, although there was only nothing - about six.
After dinner, we went to the living room (it’s a bedroom - the apartment was one-room, with a large loggia, which grandfather had covered with a light tree himself), there I took some book from the rack, and my grandmother turned on the TV, or took out my favorite newspaper about folk remedies. Grandfather did not work in winter - he was a captain, and in winter there is ice on the lake - you cannot swim. But very often he went ice fishing. He came late, late, with a big chaise behind his back, in a quilted jacket and huge boots with long tops. As soon as he entered, the cat rushed from the balcony straight to the other end of the apartment, to the front door, and began to cut affectionate circles around the grandfather and his chaise. It always seemed to me that the cat could see right through and always knew what the catch was.
At this time, grandmother was in a hurry to the kitchen - to figure out food and hot tea for grandfather.
From the memories of those winter evenings at my grandfathers, I still breathe with the warmth of that one-room apartment, the smell of "prima" from the bathroom, where I smoked, and I can hear the satisfied rumbling of Masha, who eagerly swallows the fish in the corner of the kitchen while the grandfather silently eats those very pasta in a navy way.
У записи 11 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ксения Кубасова
