- Слушай, нет, так не пойдёт, - хмурится...

- Слушай, нет, так не пойдёт, - хмурится русоволосый мужчина, придирчиво рассматривая результат. – Надо как-то по-другому.
Ему навстречу по пустому тротуару медленно идёт девушка, смущённо опустив голову. Ну не получается у неё сделать так, как он говорит: нужно легко, а выходит вызывающе, нужно смешно, а на деле – нелепо. Ей кажется, что вот этот жест передаёт свободу движения, а Квентин говорит, что она идёт как связанная.

[]- Попробуй просто постоять. Покачаться с пятки на носок, - Квентин берёт её за кончики пальцев, слегка сжимает их, улыбается. – Просто делай так, как тебе нравится. Попытайся поймать свой собственный ритм.
Если бы ещё Бьянка знала, какой у неё «собственный ритм». Ей вечно не хватает времени, так что, видимо, какой-то слишком медленный. Большой город, увы, не располагает к созерцанию, на него тратятся драгоценные секунды, за которые ты успел бы отправить письмо по работе или в последний момент заскочить на подножку уходящего трамвая.
- Знаешь, в моём родном городе летом почти так же, как здесь, море плещется над самым ухом, особенно вечером, когда город перестаёт его заглушать, - вдруг мечтательно улыбается мужчина, вспоминая, видимо, далёкое тёплое море.
- Только тут нет моря, - вздыхает Бьянка. Она очень много отдала бы за то, чтобы оно здесь было, но увы. – И такой жары раньше не было, всего пару последних лет, наверное. А откуда ты родом?
- Потом расскажу, - голова запрокинута наверх, в синюю теплоту, только кончики губ выдают ещё более широкую хозяйскую улыбку. – А здесь я как раз пару лет, так что мне, видимо, не с чем сравнивать. Для меня этот город – город у моря. Но вернёмся к твоей походке.
Они уже долго спорят, что должно быть сначала - ощущение свободы или внешние её проявления.
 - Бывает же, что настроение паршивое, а когда заставишь себя улыбаться, пусть через силу, назло, внутри всё постепенно выправляется, разве тут нельзя так же? - упрямится Бьянка, то и дело теряя равновесие и соступая с бордюра на тротуар. От этого она сердится ещё больше и продолжает спорить ещё яростнее.
 - Можно, но тебе не кажется, что наоборот оно всё-таки правильней будет? - Квентин тоже упорствует, ему кажется, что если сейчас ей разрешить идти внутрь извне, а не изнутри наружу, что-то очень важное пойдёт для неё не так. - Ведь тебе же сначала становится смешно, а потом ты смеёшься, а не наоборот.
 - Одновременно, - не сдаётся Бьянка, жмурясь от летящего прямо в лицо тополиного пуха. Воздух от него делается ещё теплее и легче, белые пушинки вылетают прямо из-под ног, от раскалённого асфальта, и уносятся вертикально вверх, туда, куда и ей бы хотелось тоже...Как будто море дышит где-то совсем близко.
 - Ничего не напоминает? - вкрадчиво спрашивает Квентин, глядя, как Бьянка задумчиво снимает с чёлки прибившуюся пушинку и, положив на ладонь, готовится её сдуть. - Обернись.
 Девушка оборачивается, недоумевая, что же такого интересного она могла не заметить на привычной маленькой площади у станции подземки, с давно знакомым памятником кому-то из великих писателей посередине и цветными шапками уличных кафе по краям.
 Всё как всегда, только на долю секунды ей как будто привиделось...

Быстро-быстро, ярко-ярко тает вечность на странице - еле различает лица дождь на площади Сан-Марко. Разбивая в брызги небо, лето радугой хохочет – вновь не сосчитало строчек, вот кому-то будет ребус! Капли-искры, люди-птицы, камень-слон и сердце-слово - потешаясь, солнце снова воплощает небылицы, приглашая усомниться, раствориться, воплотиться: сон из радуги и ситца, танцовщица, дьяволица! Да, Вселенная смеётся, ей всё можно, её простится – будут снова дни, как птицы, сны, как судьбы, ветры - лица...

Нет, она даже не помнит - ничего помнить. Она никогда не видела эту площадь, только далёкая память о тёплом скрипучем голосе раз за разом подкидывала ей образ залитой солнцем площади, где так хорошо раскинуть руки и кружиться, где пахнет морем и летают белоснежные голуби. Детство Бьянки прошло «с итальянским акцентом», как любила шутить мама, сама итальянка уже только на четверть, давно забывшая за ненадобностью звонкий язык, привезённый когда-то из далёкого далека красивой смуглой женщиной. Свою дочь она когда-то отдала на воспитание своей же бабушке, очень крепкой для столь преклонного возраста и звания - прабабушка. Бьянка наизусть знала все её рассказы о далёкой Италии, но больше всего почему-то любила историю о том, как тогда ещё юная темноглазая девушка, единственный раз в жизни приехав в Венецию и потерявшись там, попала под дождь на площади святого Марка, как ей вдруг сделалось хорошо и легко отчего-то и она начала танцевать...Как вокруг неё летали белые голуби и аплодировали прохожие из-под зонтиков уличных кафе, и как потом вымытая площадь сияла солнцем, а в воздухе пахло морем...
 - Это же не?..- только и смогла выговорить девушка, бестолково таращась на снова просто памятник и снова просто площадь, от которой до моря несколько тысяч километров.
 - Да, это она. Я просто, знаешь ли, родом из Венеции, - улыбнулся Квентин и вмиг действительно стал похож на итальянца, хотя раньше волосы у него были русые, а глаза светлые, как почти у всех здесь. Но Бьянка сразу поверила, что именно такой он - настоящий.
 Девушка сама не знала, зачем, просто побежала, потому что ей ужасно захотелось - вниз по улице, за угол старого кирпичного дома, через пустой поздним летним вечером перекрёсток, ещё один поворот, а до следующего - не добежать совсем чуть-чуть, и смотреть, как уже малиновые лучи мягко ложатся на белые шпили какой-то высотки. И не важно, что с другой, привычной стороны, она, наверное, вполне узнаваема и характерна для этого города. Но даже с детства знакомый город ощущается совсем иначе, когда...
 ...Бьянка шла обратно. Она шла по бордюру, легко и не соступая, даже не думая о том, где и как идёт. Она ловила пальцами тополиные пушинки, сдувала их горстями с ладоней и загадывала всё время одно и то же желание: "Пусть всё будет хорошо". У неё, у города, у людей, проходящих мимо и сидящих дома, у дворовых кошек и собак - у всех. Бьянка надеялась, что Квентин всё ещё ждёт её на площади святого...нет...хотя да, на площади святого Марка. Его, конечно же, не было. Бьянка уже только смутно помнила, как разговорилась на улице с улыбчивым незнакомцем, почему он начал рассказывать ей о её же родном городе вещи, которых она никогда даже не слышала, как привёл на эту площадь, а когда она пошла рядом с ним по бордюру, сказал, что так не пойдёт и что её летняя походка должна быть совсем иной...
 - Старая Сильвия всегда звала правнучку Бьянкой, хотя совершенно непонятно, чем ей не угодило красивое и очень католическое имя Мария, специально выбранное внучкой для дочери, - сам себе заметил Квентин. Он привык говорить сам с собой, духи лета вообще не очень любят, когда их замечают люди. Им так проще не привыкать, наверное.
Он стоял посреди пустой аллеи и смотрел, как, слегка пружиня и восторженно вертя головой, удалялась от него тонкая фигурка, а навстречу ей шумело откуда-то с соседней улицы настоящее море, кидаясь тополиными брызгами в мостовую.