Этот июнь, которому остался всего один день, я запомню, наверное, навсегда. Он был как волна, как цунами, которое толкает в спину, затягивает в водоворот, лишь иногда давая вынырнуть на короткий миг, вдохнуть - и снова в пучину.
В этом июне было ощущение полного износа, тревоги - да даже и страха. Сможем ли мы, потянем ли мы все, что задумали, что хотели сделать? Получится ли главное - хотя бы на чуть-чуть вернуть из тумана давней войны память о наших мужиках, о солдатах, многих из которых мы уже никогда не найдем?
В этом июне были слезы в глазах, когда над старым полем боя звучали "Журавли", из папоротника и черники поднимались парни в военной форме, снимали каски, пилотки и молча стояли, пока не затихла музыка.
В этом июне была горечь и опустошение, когда вандалы разгромили памятный знак, который мы всего две недели назад поставили на болоте близ Мусталампи. Было разочарование и желание отказаться навсегда продолжать что-либо делать для людей, у которых нет памяти.
И было чудо, которое в один миг расставило все по своим местам, подвело черту под сомнениями и унынием. На дне старой воронки неподалеку от нашего разгромленного памятника среди других солдатских вещей мы нашли старинное православное распятие. В тот самый день, когда узнали о том, что памятник солдатам поврежден. В тот самый час, когда я уже опустил руки и решил отказаться от всего, чем занимался до этого.
Дело не в том, верующий ли я человек или нет. Дело не в догматах и канонах. Просто именно в тот самый момент, когда мы смыли со старинного креста болотную тину и грязь, мне опять показалось, что из-за старых фронтовых деревьев смотрят на меня люди в военной форме. Смотрят, молчат и ждут.
Все продолжается.
В этом июне было ощущение полного износа, тревоги - да даже и страха. Сможем ли мы, потянем ли мы все, что задумали, что хотели сделать? Получится ли главное - хотя бы на чуть-чуть вернуть из тумана давней войны память о наших мужиках, о солдатах, многих из которых мы уже никогда не найдем?
В этом июне были слезы в глазах, когда над старым полем боя звучали "Журавли", из папоротника и черники поднимались парни в военной форме, снимали каски, пилотки и молча стояли, пока не затихла музыка.
В этом июне была горечь и опустошение, когда вандалы разгромили памятный знак, который мы всего две недели назад поставили на болоте близ Мусталампи. Было разочарование и желание отказаться навсегда продолжать что-либо делать для людей, у которых нет памяти.
И было чудо, которое в один миг расставило все по своим местам, подвело черту под сомнениями и унынием. На дне старой воронки неподалеку от нашего разгромленного памятника среди других солдатских вещей мы нашли старинное православное распятие. В тот самый день, когда узнали о том, что памятник солдатам поврежден. В тот самый час, когда я уже опустил руки и решил отказаться от всего, чем занимался до этого.
Дело не в том, верующий ли я человек или нет. Дело не в догматах и канонах. Просто именно в тот самый момент, когда мы смыли со старинного креста болотную тину и грязь, мне опять показалось, что из-за старых фронтовых деревьев смотрят на меня люди в военной форме. Смотрят, молчат и ждут.
Все продолжается.
This June, which has only one day left, I will probably remember forever. He was like a wave, like a tsunami, which pushes in the back, pulls into a whirlpool, only sometimes letting him emerge for a short moment, inhale - and again into the abyss.
This June there was a feeling of complete wear and tear, anxiety - and even fear. Can we, can we pull everything that we have in mind, what we wanted to do? Will the main thing be possible - at least a little bit to return from the fog of the old war the memory of our men, of the soldiers, many of whom we will never find?
This June, there were tears in my eyes, when "Cranes" sounded over the old battlefield, guys in military uniform rose from ferns and blueberries, took off their helmets, caps and stood silently until the music died down.
There was bitterness and devastation this June when vandals smashed the memorial that we put up in a swamp near Mustalampi just two weeks ago. There was disappointment and a desire to refuse forever to continue doing anything for people who have no memory.
And there was a miracle that in an instant put everything in its place, drew the line under doubts and despondency. At the bottom of an old crater, not far from our destroyed monument, among other soldiers' belongings, we found an old Orthodox crucifix. On the very day when they learned that the monument to the soldiers was damaged. At the very hour when I had already dropped my hands and decided to give up everything that I had been doing before.
It's not about whether I am a believer or not. It's not about dogmas and canons. It's just that at the very moment when we washed off the swamp mud and mud from the ancient cross, it seemed to me again that from behind the old front-line trees people in military uniform were looking at me. They look, are silent and wait.
Everything continues.
This June there was a feeling of complete wear and tear, anxiety - and even fear. Can we, can we pull everything that we have in mind, what we wanted to do? Will the main thing be possible - at least a little bit to return from the fog of the old war the memory of our men, of the soldiers, many of whom we will never find?
This June, there were tears in my eyes, when "Cranes" sounded over the old battlefield, guys in military uniform rose from ferns and blueberries, took off their helmets, caps and stood silently until the music died down.
There was bitterness and devastation this June when vandals smashed the memorial that we put up in a swamp near Mustalampi just two weeks ago. There was disappointment and a desire to refuse forever to continue doing anything for people who have no memory.
And there was a miracle that in an instant put everything in its place, drew the line under doubts and despondency. At the bottom of an old crater, not far from our destroyed monument, among other soldiers' belongings, we found an old Orthodox crucifix. On the very day when they learned that the monument to the soldiers was damaged. At the very hour when I had already dropped my hands and decided to give up everything that I had been doing before.
It's not about whether I am a believer or not. It's not about dogmas and canons. It's just that at the very moment when we washed off the swamp mud and mud from the ancient cross, it seemed to me again that from behind the old front-line trees people in military uniform were looking at me. They look, are silent and wait.
Everything continues.
У записи 277 лайков,
17 репостов,
4633 просмотров.
17 репостов,
4633 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Сергей Загацкий
