Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Заболоцкий
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Заболоцкий
Among other children playing
She resembles a frog.
Tucked into shorts thin shirt,
Rings reddish curls
Scattered, mouth long, teeth crooked,
Facial features are sharp and ugly.
Two boys, peers,
Fathers bought a bicycle.
Today boys, taking their time for dinner,
Chase around the yard, forgetting about her,
She runs after them on the trail.
Someone else's joy is just like its own,
Tomit her and out of the heart breaks,
And the girl exults and laughs,
Overcome with happiness of being.
Neither the shadow of envy nor the intent of the evil
Still does not know this creature.
Everything is so immensely new to her
So all that is alive for others is dead!
And I do not want to think, watching
What will be the day when she, sobbing,
Will see with horror that among friends
She's just a poor plain woman!
I want to believe that the heart is not a toy,
Break it barely suddenly!
I want to believe that this flame is pure,
Which burns in its depths,
All my pain alone sore
And melt the heaviest stone!
And let her features naughty
And she has nothing to seduce the imagination, -
Infant Grace of Soul
Already seen in any of its movement.
And if so, what is beauty
And why do people deify her?
The vessel is she, in which emptiness,
Or the fire flickering in the vessel?
Zabolotsky
She resembles a frog.
Tucked into shorts thin shirt,
Rings reddish curls
Scattered, mouth long, teeth crooked,
Facial features are sharp and ugly.
Two boys, peers,
Fathers bought a bicycle.
Today boys, taking their time for dinner,
Chase around the yard, forgetting about her,
She runs after them on the trail.
Someone else's joy is just like its own,
Tomit her and out of the heart breaks,
And the girl exults and laughs,
Overcome with happiness of being.
Neither the shadow of envy nor the intent of the evil
Still does not know this creature.
Everything is so immensely new to her
So all that is alive for others is dead!
And I do not want to think, watching
What will be the day when she, sobbing,
Will see with horror that among friends
She's just a poor plain woman!
I want to believe that the heart is not a toy,
Break it barely suddenly!
I want to believe that this flame is pure,
Which burns in its depths,
All my pain alone sore
And melt the heaviest stone!
And let her features naughty
And she has nothing to seduce the imagination, -
Infant Grace of Soul
Already seen in any of its movement.
And if so, what is beauty
And why do people deify her?
The vessel is she, in which emptiness,
Or the fire flickering in the vessel?
Zabolotsky
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Наталья Малышева
