Отец забывает
В. Ливингстон Ларнед
«Послушай, сын, я говорю это сейчас, когда ты спишь. Щека лежит на маленькой ручонке, светлые кудри прилипли к влажному лбу. Я тайком прокрался в твою комнату. Всего несколько минут назад, когда я сидел с газетой в библиотеке, меня охватила волна раскаяния. Я пришел в твою спальню с повинной.
Я подумал о том, что был слишком строг с тобой. Я отругал тебя, когда ты собирался в школу, потому что ты едва ли коснулся лица полотенцем. Я отчитал тебя за то, что ты не чистишь ботинки, зло прикрикнул на тебя, когда ты бросил вещи на пол.
За завтраком я тоже нашел, за что тебя поругать. Ты что-то пролил, глотал пищу большими кусками, клал локти на стол и намазывал слишком много масла на хлеб. А когда я спешил на поезд, а ты, уходя гулять, обернулся, помахал мне рукой и крикнул: «До свидания, папочка!» - я, нахмурившись, бросил в ответ: «Расправь плечи, не сутулься».
Вечером повторилось то же самое. Проходя мимо, я увидел, как ты, стоя на колени, играешь в шарики. На чулках уже образовались дырки. Я унизил тебя при твоих друзьях, когда ты брел впереди меня по направлению к дому. Чулки были дорогими, если бы ты сам заплатил за них, то был бы более аккуратным. Слушай сын, что говорит тебе отец.
Помнишь, как позже, когда я читал, сидя в библиотеке, то робко вошел и посмотрел на меня с какой-то болью в глазах. Я бросил на тебя взгляд поверх газеты, нетерпеливый и недовольный, что мне мешают. Ты нерешительно стоял в дверях. «Чего ты хочешь», - пробурчал я.
Ты, ничего не сказав, стремительно бросился ко мне, обвил руками мою шею и поцеловал. И твои ручонки сжались с любовью, которую Бог разжег в твоем сердце и которую не может осушить даже пренебрежение. А потом ты ушел, и я слышал, как ты поднимался по ступенькам.
И в этот момент, сынок, газета упала у меня из рук, и жуткий, парализующий страх охватил меня. Что же сделала со мной привычка? Привычка отчитывать, выискивать ошибки, делать замечания. Это моя награда тебе за то, что ты мальчишка. Это не потому, что я не люблю тебя, а потому, что слишком многого жду от ребенка. Я оцениваю тебя мерками своих лет.
А в тебе, в твоем характере так много хорошего, замечательного, искреннего. Твое маленькое сердечко похоже на огромный диск солнца, встающего над дикими холмами. Я увидел это в твоем внезапном порыве, когда ты подбежал и поцеловал меня перед сном. И сегодня больше ничего не имеет значения, сынок. Я пришел в темноте к твоей кровати и, пристыженный, встал на колени.
Это недостаточное искупление. Я знаю, что ты не понял бы все то, что я сейчас тебе говорю, в часы бодрствования. Но завтра я буду настоящим отцом. Я буду твоим настоящим другом, буду страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься. Я прикушу язык, когда с него будут готовы сорваться нетерпеливые слова. И буду повторять как заклинание: «Это всего лишь мальчик, маленький мальчик!»
Боюсь, я представлял тебя взрослым мужчиной. Теперь, когда смотрю на тебя, сынок, устало свернувшегося в своей кроватке, я вижу, что ты все еще ребенок. Еще вчера мать носила тебя на руках, и твоя головка лежала у нее на плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.»
В. Ливингстон Ларнед
«Послушай, сын, я говорю это сейчас, когда ты спишь. Щека лежит на маленькой ручонке, светлые кудри прилипли к влажному лбу. Я тайком прокрался в твою комнату. Всего несколько минут назад, когда я сидел с газетой в библиотеке, меня охватила волна раскаяния. Я пришел в твою спальню с повинной.
Я подумал о том, что был слишком строг с тобой. Я отругал тебя, когда ты собирался в школу, потому что ты едва ли коснулся лица полотенцем. Я отчитал тебя за то, что ты не чистишь ботинки, зло прикрикнул на тебя, когда ты бросил вещи на пол.
За завтраком я тоже нашел, за что тебя поругать. Ты что-то пролил, глотал пищу большими кусками, клал локти на стол и намазывал слишком много масла на хлеб. А когда я спешил на поезд, а ты, уходя гулять, обернулся, помахал мне рукой и крикнул: «До свидания, папочка!» - я, нахмурившись, бросил в ответ: «Расправь плечи, не сутулься».
Вечером повторилось то же самое. Проходя мимо, я увидел, как ты, стоя на колени, играешь в шарики. На чулках уже образовались дырки. Я унизил тебя при твоих друзьях, когда ты брел впереди меня по направлению к дому. Чулки были дорогими, если бы ты сам заплатил за них, то был бы более аккуратным. Слушай сын, что говорит тебе отец.
Помнишь, как позже, когда я читал, сидя в библиотеке, то робко вошел и посмотрел на меня с какой-то болью в глазах. Я бросил на тебя взгляд поверх газеты, нетерпеливый и недовольный, что мне мешают. Ты нерешительно стоял в дверях. «Чего ты хочешь», - пробурчал я.
Ты, ничего не сказав, стремительно бросился ко мне, обвил руками мою шею и поцеловал. И твои ручонки сжались с любовью, которую Бог разжег в твоем сердце и которую не может осушить даже пренебрежение. А потом ты ушел, и я слышал, как ты поднимался по ступенькам.
И в этот момент, сынок, газета упала у меня из рук, и жуткий, парализующий страх охватил меня. Что же сделала со мной привычка? Привычка отчитывать, выискивать ошибки, делать замечания. Это моя награда тебе за то, что ты мальчишка. Это не потому, что я не люблю тебя, а потому, что слишком многого жду от ребенка. Я оцениваю тебя мерками своих лет.
А в тебе, в твоем характере так много хорошего, замечательного, искреннего. Твое маленькое сердечко похоже на огромный диск солнца, встающего над дикими холмами. Я увидел это в твоем внезапном порыве, когда ты подбежал и поцеловал меня перед сном. И сегодня больше ничего не имеет значения, сынок. Я пришел в темноте к твоей кровати и, пристыженный, встал на колени.
Это недостаточное искупление. Я знаю, что ты не понял бы все то, что я сейчас тебе говорю, в часы бодрствования. Но завтра я буду настоящим отцом. Я буду твоим настоящим другом, буду страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься. Я прикушу язык, когда с него будут готовы сорваться нетерпеливые слова. И буду повторять как заклинание: «Это всего лишь мальчик, маленький мальчик!»
Боюсь, я представлял тебя взрослым мужчиной. Теперь, когда смотрю на тебя, сынок, устало свернувшегося в своей кроватке, я вижу, что ты все еще ребенок. Еще вчера мать носила тебя на руках, и твоя головка лежала у нее на плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.»
Father forgets
V. Livingston Larned
“Listen, son, I say it now when you sleep. The cheek lies on the little hand, light curls stuck to the wet forehead. I sneaked into your room. Just a few minutes ago, when I was sitting with a newspaper in the library, a wave of repentance swept over me. I came to your bedroom with a confession.
I thought that I was too strict with you. I scolded you when you were going to school because you barely touched your face with a towel. I scolded you for not cleaning your shoes, angrily shouted at you when you threw things on the floor.
At breakfast, I also found, for which to scold you. You spilled something, swallowed the food in large chunks, put your elbows on the table and spread too much butter on the bread. And when I was in a hurry to get on the train, and when I left for a walk, I turned around, waved my hand and shouted: “Goodbye, Daddy!” - I frowned and threw back: “Straighten shoulders, do not slouch.”
In the evening, the same thing happened. Passing by, I saw you, kneeling, playing balls. There were already holes in the stockings. I humiliated you with your friends, when you walked ahead of me towards the house. Stockings were expensive, if you yourself paid for them, you would be more accurate. Listen son what your father says.
Remember how later, when I read, sitting in the library, I timidly entered and looked at me with some kind of pain in my eyes. I glanced at you over the newspaper, impatient and displeased that they were bothering me. You stood hesitantly in the doorway. “What do you want,” I mumbled.
You, without saying anything, promptly rushed to me, wrapped your arms around my neck and kissed me. And your little hands have shrunk with love that God has kindled in your heart and which even neglect cannot dry out. And then you left, and I heard you going up the steps.
And at that moment, son, the newspaper fell out of my hands, and a terrible, paralyzing fear seized me. What did the habit do to me? Habit chastise, search for mistakes, make comments. This is my reward to you for being a boy. This is not because I do not love you, but because I expect too much from a child. I value you as the yardstick of my age.
And in you, in your character there are so many good, wonderful, sincere. Your little heart looks like a huge disk of the sun rising above the wild hills. I saw it in your sudden rush when you ran up and kissed me before bedtime. And today nothing else matters, son. I came in the dark to your bed and, ashamed, knelt down.
This is an insufficient atonement. I know that you would not understand everything that I am telling you now, during the hours of wakefulness. But tomorrow I will be a real father. I will be your true friend, will suffer when you suffer, and laugh when you laugh. I will bite my tongue when impatient words are ready to break off. And I will repeat as a spell: "It's just a boy, little boy!"
I'm afraid I represented you as an adult man. Now, when I look at you, son, curled up tiredly in his crib, I see that you are still a child. Yesterday your mother carried you in her arms, and your head lay on her shoulder. I demanded too much, too much. "
V. Livingston Larned
“Listen, son, I say it now when you sleep. The cheek lies on the little hand, light curls stuck to the wet forehead. I sneaked into your room. Just a few minutes ago, when I was sitting with a newspaper in the library, a wave of repentance swept over me. I came to your bedroom with a confession.
I thought that I was too strict with you. I scolded you when you were going to school because you barely touched your face with a towel. I scolded you for not cleaning your shoes, angrily shouted at you when you threw things on the floor.
At breakfast, I also found, for which to scold you. You spilled something, swallowed the food in large chunks, put your elbows on the table and spread too much butter on the bread. And when I was in a hurry to get on the train, and when I left for a walk, I turned around, waved my hand and shouted: “Goodbye, Daddy!” - I frowned and threw back: “Straighten shoulders, do not slouch.”
In the evening, the same thing happened. Passing by, I saw you, kneeling, playing balls. There were already holes in the stockings. I humiliated you with your friends, when you walked ahead of me towards the house. Stockings were expensive, if you yourself paid for them, you would be more accurate. Listen son what your father says.
Remember how later, when I read, sitting in the library, I timidly entered and looked at me with some kind of pain in my eyes. I glanced at you over the newspaper, impatient and displeased that they were bothering me. You stood hesitantly in the doorway. “What do you want,” I mumbled.
You, without saying anything, promptly rushed to me, wrapped your arms around my neck and kissed me. And your little hands have shrunk with love that God has kindled in your heart and which even neglect cannot dry out. And then you left, and I heard you going up the steps.
And at that moment, son, the newspaper fell out of my hands, and a terrible, paralyzing fear seized me. What did the habit do to me? Habit chastise, search for mistakes, make comments. This is my reward to you for being a boy. This is not because I do not love you, but because I expect too much from a child. I value you as the yardstick of my age.
And in you, in your character there are so many good, wonderful, sincere. Your little heart looks like a huge disk of the sun rising above the wild hills. I saw it in your sudden rush when you ran up and kissed me before bedtime. And today nothing else matters, son. I came in the dark to your bed and, ashamed, knelt down.
This is an insufficient atonement. I know that you would not understand everything that I am telling you now, during the hours of wakefulness. But tomorrow I will be a real father. I will be your true friend, will suffer when you suffer, and laugh when you laugh. I will bite my tongue when impatient words are ready to break off. And I will repeat as a spell: "It's just a boy, little boy!"
I'm afraid I represented you as an adult man. Now, when I look at you, son, curled up tiredly in his crib, I see that you are still a child. Yesterday your mother carried you in her arms, and your head lay on her shoulder. I demanded too much, too much. "
У записи 21 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Машка T-A
