Письмо моему отцу
Вечером, в день рождения моего папы, город внезапно стал теплым. Сейчас я знаю, что я люблю.
Перед сном он играл мне песни на гитаре. Некоторые мы пели вместе. У нас была пластинка, куда мы записали нашу любимую песню. Я ее так стеснялась.
Местом моих впечатлений была папина лаборатория. Там, среди паяльников, кусочков канифоли и фосфорисцентных циферблатов он проявлял фотокарточки и, конечно, оставлял меня с собой. Только если я не буду мешать и не впущу свет. Я сидела в темноте и не впускала. Но однажды я его предала. Мне очень жаль.
Я любила ходить с ним в лес. Иногда он брал меня с собой на несколько дней. Только если я не буду капризничать. Я не капризничала. Он укладывал меня на еловые ветки поближе к костру и закрывал с головой желтым дождевым плащом.
Однажды осенью я прыгнула в дождевую яму (захотелось). Он достал меня за секунду и сказал, что больше такую идиотку никуда с собой не возьмет. Потом мы долго сушились, и он передумал.
В принципе он единственный, кто воспринимал меня всерьез. Если я говорила, что мне страшно — вдруг наша планета расколется напополам или в нас врежется астероид — он объяснял, почему это вряд ли произойдет.
Папа не верил в теорию Дарвина и думал, что вероятнее всего жизнь на планету занесли инопланетяне. Я с ним не соглашалась. Но зимними вечерами, когда мы ходили в гости к бабушке, единственное о чем, мы говорили — планеты, кометы, черные дыры.
В то время больше всего на свете я мечтала жить на кольце Сатурна и он единственный, кто был к этому лоялен.
Зимой мы поднимались ночью на крышу и смотрели в телескоп.
Я говорила, что не боюсь смерти. Потому что знала, что никогда не закончусь. А он говорил, что немножко боится.
Он не верил в Бога. И еще меньше верил в церковь.
С этим я не могла ничего поделать.
Было время, он читал мне волшебника Гудвина. Тогда я больше всего на свете мечтала о серебряных туфельках и чтобы в наших краях никогда не начался ураган.
Когда я подросла, я узнала о том, как в бермудском треугольнике исчезали корабли. И как уснул за рулем Виктор Цой. И что Фредди Меркьюри знал, что был болен спидом, когда записывал The Show Must Go On.
Моя невыносимая любовь к пластинкам, терпкому костровому чаю и загадочным историям — от него. Было разное. Сейчас я хочу помнить это.
Вечером, в день рождения моего папы, город внезапно стал теплым. Сейчас я знаю, что я люблю.
Перед сном он играл мне песни на гитаре. Некоторые мы пели вместе. У нас была пластинка, куда мы записали нашу любимую песню. Я ее так стеснялась.
Местом моих впечатлений была папина лаборатория. Там, среди паяльников, кусочков канифоли и фосфорисцентных циферблатов он проявлял фотокарточки и, конечно, оставлял меня с собой. Только если я не буду мешать и не впущу свет. Я сидела в темноте и не впускала. Но однажды я его предала. Мне очень жаль.
Я любила ходить с ним в лес. Иногда он брал меня с собой на несколько дней. Только если я не буду капризничать. Я не капризничала. Он укладывал меня на еловые ветки поближе к костру и закрывал с головой желтым дождевым плащом.
Однажды осенью я прыгнула в дождевую яму (захотелось). Он достал меня за секунду и сказал, что больше такую идиотку никуда с собой не возьмет. Потом мы долго сушились, и он передумал.
В принципе он единственный, кто воспринимал меня всерьез. Если я говорила, что мне страшно — вдруг наша планета расколется напополам или в нас врежется астероид — он объяснял, почему это вряд ли произойдет.
Папа не верил в теорию Дарвина и думал, что вероятнее всего жизнь на планету занесли инопланетяне. Я с ним не соглашалась. Но зимними вечерами, когда мы ходили в гости к бабушке, единственное о чем, мы говорили — планеты, кометы, черные дыры.
В то время больше всего на свете я мечтала жить на кольце Сатурна и он единственный, кто был к этому лоялен.
Зимой мы поднимались ночью на крышу и смотрели в телескоп.
Я говорила, что не боюсь смерти. Потому что знала, что никогда не закончусь. А он говорил, что немножко боится.
Он не верил в Бога. И еще меньше верил в церковь.
С этим я не могла ничего поделать.
Было время, он читал мне волшебника Гудвина. Тогда я больше всего на свете мечтала о серебряных туфельках и чтобы в наших краях никогда не начался ураган.
Когда я подросла, я узнала о том, как в бермудском треугольнике исчезали корабли. И как уснул за рулем Виктор Цой. И что Фредди Меркьюри знал, что был болен спидом, когда записывал The Show Must Go On.
Моя невыносимая любовь к пластинкам, терпкому костровому чаю и загадочным историям — от него. Было разное. Сейчас я хочу помнить это.
Letter to my father
On the evening of my dad's birthday, the city suddenly became warm. Now I know what I love.
Before going to bed, he played me songs on the guitar. Some we sang together. We had a record where we recorded our favorite song. I was so shy of her.
The place of my impressions was my father's laboratory. There, among soldering irons, bits of rosin, and phosphoricated dials, he developed photographs and, of course, left me with him. Only if I don't interfere and let the light in. I sat in the dark and did not let me in. But one day I betrayed him. I'm sorry.
I loved going to the forest with him. Sometimes he took me with him for a few days. Only if I am not capricious. I was not capricious. He laid me down on spruce branches close to the fire and covered me with a yellow raincoat.
One fall I jumped into a rain pit (I wanted to). He got me out in a second and said that he wouldn't take such an idiot anywhere else with him. Then we dried for a long time, and he changed his mind.
In principle, he is the only one who took me seriously. If I said that I was scared - suddenly our planet would split in half or an asteroid would crash into us - he explained why this was unlikely to happen.
The Pope did not believe in Darwin's theory and thought that aliens most likely brought life to the planet. I didn't agree with him. But on winter evenings, when we went to visit my grandmother, the only thing we talked about was planets, comets, black holes.
At that time, more than anything else, I dreamed of living on the ring of Saturn, and he is the only one who was loyal to this.
In winter, we went up to the roof at night and looked through a telescope.
I said I was not afraid of death. Because I knew I would never end. And he said that he was a little afraid.
He didn't believe in God. And he believed even less in the church.
I couldn't help it.
There was a time when he read me the wizard Goodwin. Then I dreamed more than anything else about silver shoes and so that a hurricane would never start in our area.
As I grew up, I learned about how ships disappeared in the Bermuda Triangle. And how Viktor Tsoi fell asleep at the wheel. And that Freddie Mercury knew he was sick with AIDS when he recorded The Show Must Go On.
My unbearable love for records, tart campfire tea and mysterious stories is from him. It was different. Now I want to remember this.
On the evening of my dad's birthday, the city suddenly became warm. Now I know what I love.
Before going to bed, he played me songs on the guitar. Some we sang together. We had a record where we recorded our favorite song. I was so shy of her.
The place of my impressions was my father's laboratory. There, among soldering irons, bits of rosin, and phosphoricated dials, he developed photographs and, of course, left me with him. Only if I don't interfere and let the light in. I sat in the dark and did not let me in. But one day I betrayed him. I'm sorry.
I loved going to the forest with him. Sometimes he took me with him for a few days. Only if I am not capricious. I was not capricious. He laid me down on spruce branches close to the fire and covered me with a yellow raincoat.
One fall I jumped into a rain pit (I wanted to). He got me out in a second and said that he wouldn't take such an idiot anywhere else with him. Then we dried for a long time, and he changed his mind.
In principle, he is the only one who took me seriously. If I said that I was scared - suddenly our planet would split in half or an asteroid would crash into us - he explained why this was unlikely to happen.
The Pope did not believe in Darwin's theory and thought that aliens most likely brought life to the planet. I didn't agree with him. But on winter evenings, when we went to visit my grandmother, the only thing we talked about was planets, comets, black holes.
At that time, more than anything else, I dreamed of living on the ring of Saturn, and he is the only one who was loyal to this.
In winter, we went up to the roof at night and looked through a telescope.
I said I was not afraid of death. Because I knew I would never end. And he said that he was a little afraid.
He didn't believe in God. And he believed even less in the church.
I couldn't help it.
There was a time when he read me the wizard Goodwin. Then I dreamed more than anything else about silver shoes and so that a hurricane would never start in our area.
As I grew up, I learned about how ships disappeared in the Bermuda Triangle. And how Viktor Tsoi fell asleep at the wheel. And that Freddie Mercury knew he was sick with AIDS when he recorded The Show Must Go On.
My unbearable love for records, tart campfire tea and mysterious stories is from him. It was different. Now I want to remember this.
У записи 11 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Инесса Кубачина
