В.В.Маяковский. Из "Флейты-позвоночник".
Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!
Буре веселья улицы узки.
Праздник нарядных черпал и черпал.
Думаю.
Мысли, крови сгустки,
больные и запекшиеся, лезут из черепа.
Мне,
чудотворцу всего, что празднично,
самому на праздник выйти не с кем.
Возьму сейчас и грохнусь навзничь
и голову вымозжу каменным Невским!
Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
люби!
Бог доволен.
Под небом в круче
измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать тебе настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
перекрестить над вами стёганье одеялово,
знаю -
запахнет шерстью паленной,
и серой издымится мясо дьявола.
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты бы играть!
В вино
выполоскать горло сердцу изоханному.
Не надо тебя!
Не хочу!
Все равно
я знаю,
я скоро сдохну.
Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
Слушай,
всевышний инквизитор!
Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только -
слышишь! -
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!
Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!
Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!
Буре веселья улицы узки.
Праздник нарядных черпал и черпал.
Думаю.
Мысли, крови сгустки,
больные и запекшиеся, лезут из черепа.
Мне,
чудотворцу всего, что празднично,
самому на праздник выйти не с кем.
Возьму сейчас и грохнусь навзничь
и голову вымозжу каменным Невским!
Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
люби!
Бог доволен.
Под небом в круче
измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать тебе настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
перекрестить над вами стёганье одеялово,
знаю -
запахнет шерстью паленной,
и серой издымится мясо дьявола.
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты бы играть!
В вино
выполоскать горло сердцу изоханному.
Не надо тебя!
Не хочу!
Все равно
я знаю,
я скоро сдохну.
Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
Слушай,
всевышний инквизитор!
Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только -
слышишь! -
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!
Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!
V.V. Mayakovsky. From "The Spine Flute".
Versts of streets with sweeping steps mnu.
Where will I go, this hell is melting!
What heavenly Hoffmann
you invented, damn ?!
Bure fun the streets are narrow.
The feast of the smart ones scooped and scooped.
I think.
Thoughts, blood clots,
sick and caked, crawling out of the skull.
To me,
wonderworker of all that is festive,
there is no one to go to the holiday with anyone.
I'll take it now and crash on my back
and I'll smash my head with the stone Nevsky!
So I blasphemed.
Shouted that there is no god
and God is such from the hellish depths,
that in front of her the mountain will become agitated and tremble,
brought out and ordered:
love!
God is pleased.
Under the sky in the coolest
the exhausted man went wild and died out.
God rubs the palms of his pens.
God thinks:
wait, Vladimir!
This is for him, for him,
not to guess who you are
I thought of giving you a real husband
and put human notes on the piano.
If you suddenly sneak up to the burned door,
cross the quilt over you,
I know -
smells of burnt wool,
and the flesh of the devil will smoke up with sulfur.
And I instead, until early morning
in horror that they took you away to love,
tossed about
and screamed in lines,
already half crazy jeweler.
To play cards!
Into the wine
to rinse out the throat of an exhausted heart.
Don't need you!
I do not want!
Does not matter
I know,
I'll die soon.
If it's true that you are
god
Oh my God,
if you have woven the carpet of the stars,
if this pain
multiplied daily
you have sent down, Lord, torture,
put on the judge's chain.
Wait for my visit.
I'm neat
I will not slow down a day.
Listen,
supreme inquisitor!
I'll close my mouth.
No shout to them
I will not let go of my bitten lips.
Tie me to comets like tails
equine,
and rush,
tearing against the star teeth.
Or this:
when my soul moves out,
will come out to your judgment,
frowning stupidly,
you,
Throwing the Milky Way like a gallows,
take and pick me up, a criminal.
Do what you want.
Do you want a fourth.
I myself, righteous one, will wash your hands.
Only -
do you hear! -
take away the damned one
which I made my favorite!
Versts of streets with sweeping steps mnu.
Where am I going, this hell is melting!
What heavenly Hoffmann
you invented, damn ?!
Versts of streets with sweeping steps mnu.
Where will I go, this hell is melting!
What heavenly Hoffmann
you invented, damn ?!
Bure fun the streets are narrow.
The feast of the smart ones scooped and scooped.
I think.
Thoughts, blood clots,
sick and caked, crawling out of the skull.
To me,
wonderworker of all that is festive,
there is no one to go to the holiday with anyone.
I'll take it now and crash on my back
and I'll smash my head with the stone Nevsky!
So I blasphemed.
Shouted that there is no god
and God is such from the hellish depths,
that in front of her the mountain will become agitated and tremble,
brought out and ordered:
love!
God is pleased.
Under the sky in the coolest
the exhausted man went wild and died out.
God rubs the palms of his pens.
God thinks:
wait, Vladimir!
This is for him, for him,
not to guess who you are
I thought of giving you a real husband
and put human notes on the piano.
If you suddenly sneak up to the burned door,
cross the quilt over you,
I know -
smells of burnt wool,
and the flesh of the devil will smoke up with sulfur.
And I instead, until early morning
in horror that they took you away to love,
tossed about
and screamed in lines,
already half crazy jeweler.
To play cards!
Into the wine
to rinse out the throat of an exhausted heart.
Don't need you!
I do not want!
Does not matter
I know,
I'll die soon.
If it's true that you are
god
Oh my God,
if you have woven the carpet of the stars,
if this pain
multiplied daily
you have sent down, Lord, torture,
put on the judge's chain.
Wait for my visit.
I'm neat
I will not slow down a day.
Listen,
supreme inquisitor!
I'll close my mouth.
No shout to them
I will not let go of my bitten lips.
Tie me to comets like tails
equine,
and rush,
tearing against the star teeth.
Or this:
when my soul moves out,
will come out to your judgment,
frowning stupidly,
you,
Throwing the Milky Way like a gallows,
take and pick me up, a criminal.
Do what you want.
Do you want a fourth.
I myself, righteous one, will wash your hands.
Only -
do you hear! -
take away the damned one
which I made my favorite!
Versts of streets with sweeping steps mnu.
Where am I going, this hell is melting!
What heavenly Hoffmann
you invented, damn ?!
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Юлия Парфентьева
