Гастрономический финал.
— Помню, лет пять тому назад мне пришлось с писателями Буниным и Федоровым приехать на один день на Иматру. Назад мы возвращались поздно ночью. Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа, и мы вышли закусить.
Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. И тут же по краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом.
Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку (тридцать семь копеек). Никакого надзора, никакого недоверия.
Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были совершенно подавлены этой широкой взаимной верой.
Но когда мы возвратились в вагон, то нас ждала прелестная картина в истинно русском жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам.
Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда Калужской губернии: широкая, лоснящаяся, скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на пятиалтынный, горячий патриотизм и презрение ко всему нерусскому — словом, хорошо знакомое истинно русское лицо. Надо было послушать, как они издевались над бедными финнами.
— Вот дурачье так дурачье. Ведь этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля на семь гривен съел у них, у подлецов... Эх, сволочь! Мало их бьют, сукиных сынов! Одно слово — чухонцы.
А другой подхватил, давясь от смеха:
— А я... нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул.
— Так их и надо, сволочей! Распустили анафем! Их надо во как держать!
А. Куприн, 1908 г.
— Помню, лет пять тому назад мне пришлось с писателями Буниным и Федоровым приехать на один день на Иматру. Назад мы возвращались поздно ночью. Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа, и мы вышли закусить.
Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. И тут же по краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом.
Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку (тридцать семь копеек). Никакого надзора, никакого недоверия.
Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были совершенно подавлены этой широкой взаимной верой.
Но когда мы возвратились в вагон, то нас ждала прелестная картина в истинно русском жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам.
Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда Калужской губернии: широкая, лоснящаяся, скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на пятиалтынный, горячий патриотизм и презрение ко всему нерусскому — словом, хорошо знакомое истинно русское лицо. Надо было послушать, как они издевались над бедными финнами.
— Вот дурачье так дурачье. Ведь этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля на семь гривен съел у них, у подлецов... Эх, сволочь! Мало их бьют, сукиных сынов! Одно слово — чухонцы.
А другой подхватил, давясь от смеха:
— А я... нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул.
— Так их и надо, сволочей! Распустили анафем! Их надо во как держать!
А. Куприн, 1908 г.
Gastronomic finale.
- I remember about five years ago I had to come to Imatra with the writers Bunin and Fedorov for one day. We returned back late at night. At about eleven o'clock the train stopped at the Antrea station, and we went out to eat.
The long table was filled with hot food and cold snacks. There was fresh salmon, fried trout, cold roast beef, some kind of game, small, very tasty meatballs and the like. All this was unusually clean, appetizing and elegant. And right there, along the edges of the table, small plates rose in heaps, knives and forks lay in heaps, and baskets of bread stood.
Each one approached, chose what he liked, ate as much as he wanted, then went to the sideboard and, of his own free will, paid exactly one mark (thirty-seven kopecks) for dinner. No supervision, no distrust.
Our Russian hearts, so deeply accustomed to the passport, the station, the compulsory care of the senior janitor, to the general fraud and suspicion, were completely suppressed by this broad mutual faith.
But when we returned to the carriage, a lovely picture in a truly Russian genre was waiting for us. The fact is that we were accompanied by two stone contractors.
Everyone knows this type of fist from the Meshchovsky district of the Kaluga province: a wide, shiny, high-cheeked red muzzle, red hair curling from under a cap, a sparse beard, a rogue look, piety for a five-year old, ardent patriotism and contempt for everything that is not Russian - in a word, well-known a truly Russian face. I should have heard how they mocked the poor Finns.
- That foolish so foolish. After all, such idiots, the devil only knows! Why, if you count, I ate three rubles for seven hryvnias from them, from the scoundrels ... Oh, bastard! Few beat them, sons of bitches! One word - Chukhontsy.
And the other picked up, choking with laughter:
- And I ... deliberately booted the glass, and then took it into the fish and spat.
- Serve them right, you bastards! Anathematized! They must be kept in good shape!
A. Kuprin, 1908
- I remember about five years ago I had to come to Imatra with the writers Bunin and Fedorov for one day. We returned back late at night. At about eleven o'clock the train stopped at the Antrea station, and we went out to eat.
The long table was filled with hot food and cold snacks. There was fresh salmon, fried trout, cold roast beef, some kind of game, small, very tasty meatballs and the like. All this was unusually clean, appetizing and elegant. And right there, along the edges of the table, small plates rose in heaps, knives and forks lay in heaps, and baskets of bread stood.
Each one approached, chose what he liked, ate as much as he wanted, then went to the sideboard and, of his own free will, paid exactly one mark (thirty-seven kopecks) for dinner. No supervision, no distrust.
Our Russian hearts, so deeply accustomed to the passport, the station, the compulsory care of the senior janitor, to the general fraud and suspicion, were completely suppressed by this broad mutual faith.
But when we returned to the carriage, a lovely picture in a truly Russian genre was waiting for us. The fact is that we were accompanied by two stone contractors.
Everyone knows this type of fist from the Meshchovsky district of the Kaluga province: a wide, shiny, high-cheeked red muzzle, red hair curling from under a cap, a sparse beard, a rogue look, piety for a five-year old, ardent patriotism and contempt for everything that is not Russian - in a word, well-known a truly Russian face. I should have heard how they mocked the poor Finns.
- That foolish so foolish. After all, such idiots, the devil only knows! Why, if you count, I ate three rubles for seven hryvnias from them, from the scoundrels ... Oh, bastard! Few beat them, sons of bitches! One word - Chukhontsy.
And the other picked up, choking with laughter:
- And I ... deliberately booted the glass, and then took it into the fish and spat.
- Serve them right, you bastards! Anathematized! They must be kept in good shape!
A. Kuprin, 1908
У записи 5 лайков,
0 репостов,
317 просмотров.
0 репостов,
317 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Настя Кугаппи
