Черный обелиск. "Полкило обоев":
"— А что произошло ещё? — осведомляется он.
— Ничего. Клиентов не было. Но я вынужден настоятельно просить о повышении моего оклада.
— Опять? Ведь тебе только вчера повысили!
— Не вчера. Сегодня утром в девять часов. Какие-то несчастные восемь тысяч марок! И всё-таки в девять утра это было ещё кое-что. А потом объявили новый курс доллара, и я теперь уже не могу на них купить даже галстук, только бутылку дешёвого вина. А мне необходим именно галстук.
— Сколько же стоит доллар сейчас?
— Сегодня в полдень он стоил тридцать шесть тысяч марок! А утром всего тридцать тысяч!
Георг Кроль рассматривает свою сигару.
— Уже тридцать шесть тысяч! Дело идёт быстрее кошачьего романа! Чем всё это кончится?
— Всеобщим банкротством, господин фельдмаршал, — отвечаю я. — А пока надо жить. Ты денег принёс?
— Только маленький чемоданчик с запасом на сегодня и завтра. Тысячные и стотысячные билеты и даже несколько пачек с милыми старыми сотенными. Около двух с половиной кило бумажных денег. Инфляция растёт такими темпами, что государственный банк не успевает печатать денежные знаки. Новые банкноты в сто тысяч выпущены всего две недели назад, а теперь скоро выпустят бумажки в миллион. Когда мы будем считать на миллиарды?
— Если так пойдёт дальше, то всего через несколько месяцев.
— Боже мой! — вздыхает Георг. — Где прекрасные спокойные дни 1922 года? Доллар поднялся в тот год с двухсот пятидесяти марок всего до десяти тысяч. Уже не говоря о 1921-м — тогда это были какие-то несчастные триста процентов.
Я выглядываю на улицу. Лиза стоит у окна, теперь она в шёлковом халате, на котором изображены попугаи. Зеркало она повесила на шпингалет и приглаживает щёткой свою гриву.
— Взгляни на это создание, — с горечью восклицаю я. — Оно не сеет, не жнёт, но Отец Небесный всё же питает его. Вчера у неё этого халата ещё не было. Шёлк! Несколько метров! А я не могу наскрести какие-то жалкие гроши на один несчастный галстук.
Георг улыбается.
— Что ж, ты скромная жертва эпохи. А Лиза на всех парусах плывёт по волнам немецкой инфляции. Она — прекрасная Елена спекулянтов. На продаже могильных камней не разживёшься, сын мой. Почему ты не перейдёшь на сельди или на торговлю акциями, как твой дружок Вилли?
— Оттого что я сентиментальный философ и сохраняю верность надгробиям. Ну так как насчёт повышения жалованья? Ведь и философам всё же приходится одеваться.
— Неужели ты не можешь купить галстук завтра?
— Завтра воскресенье. И он мне нужен именно завтра.
Георг приносит из прихожей свой чемодан. Открыв его, бросает мне две пачки денег.
— Хватит?
Я вижу, что в них главным образом сотни.
— Добавь ещё полкило этих обоев, — говорю я. — Здесь самое большее пять тысяч. Спекулянты-католики по воскресеньям, во время обедни, кладут столько на тарелочку да ещё стыдятся своей скупости.
Георг скребёт себе голый затылок — атавистический жест, утративший в данном случае всякий смысл. Затем даёт мне третью пачку.
— Слава Богу, что завтра воскресенье, — говорит он. — Никакого нового курса на доллар не будет. Единственный день недели, когда инфляция приостанавливается. Конечно, Господь Бог не это имел в виду, создавая воскресенье."
"— А что произошло ещё? — осведомляется он.
— Ничего. Клиентов не было. Но я вынужден настоятельно просить о повышении моего оклада.
— Опять? Ведь тебе только вчера повысили!
— Не вчера. Сегодня утром в девять часов. Какие-то несчастные восемь тысяч марок! И всё-таки в девять утра это было ещё кое-что. А потом объявили новый курс доллара, и я теперь уже не могу на них купить даже галстук, только бутылку дешёвого вина. А мне необходим именно галстук.
— Сколько же стоит доллар сейчас?
— Сегодня в полдень он стоил тридцать шесть тысяч марок! А утром всего тридцать тысяч!
Георг Кроль рассматривает свою сигару.
— Уже тридцать шесть тысяч! Дело идёт быстрее кошачьего романа! Чем всё это кончится?
— Всеобщим банкротством, господин фельдмаршал, — отвечаю я. — А пока надо жить. Ты денег принёс?
— Только маленький чемоданчик с запасом на сегодня и завтра. Тысячные и стотысячные билеты и даже несколько пачек с милыми старыми сотенными. Около двух с половиной кило бумажных денег. Инфляция растёт такими темпами, что государственный банк не успевает печатать денежные знаки. Новые банкноты в сто тысяч выпущены всего две недели назад, а теперь скоро выпустят бумажки в миллион. Когда мы будем считать на миллиарды?
— Если так пойдёт дальше, то всего через несколько месяцев.
— Боже мой! — вздыхает Георг. — Где прекрасные спокойные дни 1922 года? Доллар поднялся в тот год с двухсот пятидесяти марок всего до десяти тысяч. Уже не говоря о 1921-м — тогда это были какие-то несчастные триста процентов.
Я выглядываю на улицу. Лиза стоит у окна, теперь она в шёлковом халате, на котором изображены попугаи. Зеркало она повесила на шпингалет и приглаживает щёткой свою гриву.
— Взгляни на это создание, — с горечью восклицаю я. — Оно не сеет, не жнёт, но Отец Небесный всё же питает его. Вчера у неё этого халата ещё не было. Шёлк! Несколько метров! А я не могу наскрести какие-то жалкие гроши на один несчастный галстук.
Георг улыбается.
— Что ж, ты скромная жертва эпохи. А Лиза на всех парусах плывёт по волнам немецкой инфляции. Она — прекрасная Елена спекулянтов. На продаже могильных камней не разживёшься, сын мой. Почему ты не перейдёшь на сельди или на торговлю акциями, как твой дружок Вилли?
— Оттого что я сентиментальный философ и сохраняю верность надгробиям. Ну так как насчёт повышения жалованья? Ведь и философам всё же приходится одеваться.
— Неужели ты не можешь купить галстук завтра?
— Завтра воскресенье. И он мне нужен именно завтра.
Георг приносит из прихожей свой чемодан. Открыв его, бросает мне две пачки денег.
— Хватит?
Я вижу, что в них главным образом сотни.
— Добавь ещё полкило этих обоев, — говорю я. — Здесь самое большее пять тысяч. Спекулянты-католики по воскресеньям, во время обедни, кладут столько на тарелочку да ещё стыдятся своей скупости.
Георг скребёт себе голый затылок — атавистический жест, утративший в данном случае всякий смысл. Затем даёт мне третью пачку.
— Слава Богу, что завтра воскресенье, — говорит он. — Никакого нового курса на доллар не будет. Единственный день недели, когда инфляция приостанавливается. Конечно, Господь Бог не это имел в виду, создавая воскресенье."
Black obelisk. "A pound of wallpaper":
“And what else happened?” He asks.
- Nothing. There were no customers. But I have to urgently ask for an increase in my salary.
- Again? After all, you just yesterday raised!
- Not yesterday. This morning at nine o'clock. Some unfortunate eight thousand marks! And yet at nine in the morning it was something else. And then a new dollar rate was announced, and now I can’t even buy a tie for them, just a bottle of cheap wine. And I need a tie.
- How much is a dollar now?
“It cost thirty-six thousand marks today at noon!” And in the morning only thirty thousand!
Georg Krol examines his cigar.
- Thirty six thousand already! It is faster than the cat's novel! How will all this end?
“General bankruptcy, Mr. Field Marshal,” I reply. - In the meantime, we must live. Did you bring money?
- Only a small bag with a stock for today and tomorrow. Thousands and thousands of tickets, and even a few packs with cute old hundreds. About two and a half kilos of paper money. Inflation is growing at such a pace that the state bank does not have time to print money. New banknotes of one hundred thousand were issued just two weeks ago, and now they will soon issue millions of notes. When will we count for billions?
- If it goes on like this, it will take only a few months.
- Oh my God! - Georg sighs. - Where are the beautiful calm days of 1922? The dollar rose that year from two hundred and fifty marks to only ten thousand. Not to mention 1921, at that time it was some unfortunate three hundred percent.
I look out into the street. Lisa is standing at the window, now she is in a silk robe, which depicts parrots. She hung the mirror on the latch and smoothes her mane with a brush.
“Look at this creature,” I exclaim bitterly. - It does not sow, does not reap, but the Heavenly Father still feeds him. Yesterday, she did not have this robe. Silk! A few meters! And I can not scrape together some pittance on one unfortunate tie.
Georg smiles.
- Well, you are a modest victim of the era. And Lisa is sailing on the waves of German inflation in full sail. She is the beautiful speculators Elena. On the sale of gravestones will not get rich, my son. Why don't you switch to herring or stock trading like your friend Willy?
“Because I am a sentimental philosopher and remain faithful to the tombstones.” So how about a pay raise? After all, philosophers still have to dress.
“Can't you buy a tie tomorrow?”
- Tomorrow is Sunday. And I need him exactly tomorrow.
Georg brings his suitcase from the hallway. Opening it, throws me two wads of money.
- Enough?
I see that they are mostly hundreds.
“Add another half a kilo of these wallpapers,” I say. “There are five thousand at the most.” Catholic speculators on Sundays, during the mass, they put so much on a plate and they are also ashamed of their stinginess.
Georg scrapes his bare head — an atavistic gesture that has lost all meaning in this case. Then she gives me the third pack.
“Thank God that Sunday is tomorrow,” he says. - There will be no new exchange rate for the dollar. The only day of the week when inflation stops. Of course, the Lord God didn’t mean it by creating Sunday. "
“And what else happened?” He asks.
- Nothing. There were no customers. But I have to urgently ask for an increase in my salary.
- Again? After all, you just yesterday raised!
- Not yesterday. This morning at nine o'clock. Some unfortunate eight thousand marks! And yet at nine in the morning it was something else. And then a new dollar rate was announced, and now I can’t even buy a tie for them, just a bottle of cheap wine. And I need a tie.
- How much is a dollar now?
“It cost thirty-six thousand marks today at noon!” And in the morning only thirty thousand!
Georg Krol examines his cigar.
- Thirty six thousand already! It is faster than the cat's novel! How will all this end?
“General bankruptcy, Mr. Field Marshal,” I reply. - In the meantime, we must live. Did you bring money?
- Only a small bag with a stock for today and tomorrow. Thousands and thousands of tickets, and even a few packs with cute old hundreds. About two and a half kilos of paper money. Inflation is growing at such a pace that the state bank does not have time to print money. New banknotes of one hundred thousand were issued just two weeks ago, and now they will soon issue millions of notes. When will we count for billions?
- If it goes on like this, it will take only a few months.
- Oh my God! - Georg sighs. - Where are the beautiful calm days of 1922? The dollar rose that year from two hundred and fifty marks to only ten thousand. Not to mention 1921, at that time it was some unfortunate three hundred percent.
I look out into the street. Lisa is standing at the window, now she is in a silk robe, which depicts parrots. She hung the mirror on the latch and smoothes her mane with a brush.
“Look at this creature,” I exclaim bitterly. - It does not sow, does not reap, but the Heavenly Father still feeds him. Yesterday, she did not have this robe. Silk! A few meters! And I can not scrape together some pittance on one unfortunate tie.
Georg smiles.
- Well, you are a modest victim of the era. And Lisa is sailing on the waves of German inflation in full sail. She is the beautiful speculators Elena. On the sale of gravestones will not get rich, my son. Why don't you switch to herring or stock trading like your friend Willy?
“Because I am a sentimental philosopher and remain faithful to the tombstones.” So how about a pay raise? After all, philosophers still have to dress.
“Can't you buy a tie tomorrow?”
- Tomorrow is Sunday. And I need him exactly tomorrow.
Georg brings his suitcase from the hallway. Opening it, throws me two wads of money.
- Enough?
I see that they are mostly hundreds.
“Add another half a kilo of these wallpapers,” I say. “There are five thousand at the most.” Catholic speculators on Sundays, during the mass, they put so much on a plate and they are also ashamed of their stinginess.
Georg scrapes his bare head — an atavistic gesture that has lost all meaning in this case. Then she gives me the third pack.
“Thank God that Sunday is tomorrow,” he says. - There will be no new exchange rate for the dollar. The only day of the week when inflation stops. Of course, the Lord God didn’t mean it by creating Sunday. "
У записи 13 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Константин Корешков
