Есть поэты и поэтессы,
Для них рифмы - родные дети.
И удачных стихов - две трети,
И звонят каждый день из прессы.
Они пишут, как будто пухом
Устилают ночное ложе.
И мурашки бегут по коже,
Прячась где-то за левым ухом.
Для них творчество - вдох и выдох,
Буквы сами встают рядами,
Строят мост между городами,
Ставят флаги на пирамидах.
А моя рифма-дочь чужая, незаконнорожденная,
Как пригоревший пирог, как мясо перемороженное.
Буквы незапатентованные, нерастаможенные.
Строчки все вкривь и вкось, слабые, обезвоженные.
Я пишу, будто пьяной метлой бумагу царапаю.
Словно сел в пепелац и забыл гравицапу я.
И стихи растекаются в лужи, с бумаги капая,
Только минуло десять зим, а уже - двадцатая.
Все мои опыты - рифмованное папье-маше.
Душной, густой лавандой пахнущее саше.
Интересно ставить вопросы, избегая пустых клише.
И находить ответы в своей, а порой, и в чужой душе.
Для них рифмы - родные дети.
И удачных стихов - две трети,
И звонят каждый день из прессы.
Они пишут, как будто пухом
Устилают ночное ложе.
И мурашки бегут по коже,
Прячась где-то за левым ухом.
Для них творчество - вдох и выдох,
Буквы сами встают рядами,
Строят мост между городами,
Ставят флаги на пирамидах.
А моя рифма-дочь чужая, незаконнорожденная,
Как пригоревший пирог, как мясо перемороженное.
Буквы незапатентованные, нерастаможенные.
Строчки все вкривь и вкось, слабые, обезвоженные.
Я пишу, будто пьяной метлой бумагу царапаю.
Словно сел в пепелац и забыл гравицапу я.
И стихи растекаются в лужи, с бумаги капая,
Только минуло десять зим, а уже - двадцатая.
Все мои опыты - рифмованное папье-маше.
Душной, густой лавандой пахнущее саше.
Интересно ставить вопросы, избегая пустых клише.
И находить ответы в своей, а порой, и в чужой душе.
There are poets and poetesses
For them, rhymes are their own children.
And successful verses - two thirds,
And they call every day from the press.
They write as if in peace
They cover the bed at night.
And goosebumps run on my skin
Hiding somewhere behind the left ear.
For them, creativity is inhalation and exhalation,
The letters themselves stand in rows
They build a bridge between cities
They put flags on the pyramids.
And my rhyme is a foreign daughter, illegitimate
Like a burnt pie, like frozen meat.
The letters are not patented, not cleared.
The lines are all at random, weak, dehydrated.
I write as if I were scratching paper with a drunken broom.
As if I sat down in a pepelats and forgot my gravity.
And the poems flow into puddles, dripping from paper,
Only ten winters have passed, and already - the twentieth.
All my experiences are rhymed papier-mâché.
A stuffy, lavender-scented sachet.
It is interesting to ask questions, avoiding empty clichés.
And find answers in your own, and sometimes in someone else's soul.
For them, rhymes are their own children.
And successful verses - two thirds,
And they call every day from the press.
They write as if in peace
They cover the bed at night.
And goosebumps run on my skin
Hiding somewhere behind the left ear.
For them, creativity is inhalation and exhalation,
The letters themselves stand in rows
They build a bridge between cities
They put flags on the pyramids.
And my rhyme is a foreign daughter, illegitimate
Like a burnt pie, like frozen meat.
The letters are not patented, not cleared.
The lines are all at random, weak, dehydrated.
I write as if I were scratching paper with a drunken broom.
As if I sat down in a pepelats and forgot my gravity.
And the poems flow into puddles, dripping from paper,
Only ten winters have passed, and already - the twentieth.
All my experiences are rhymed papier-mâché.
A stuffy, lavender-scented sachet.
It is interesting to ask questions, avoiding empty clichés.
And find answers in your own, and sometimes in someone else's soul.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Егор Бычков
