Совсем иными глазами глядел он теперь на людей — менее рассудочно,
менее гордо, зато с большей теплотой, с большим интересом и сочувствием.
Когда он перевозил людей обычного типа — людей-детей, дельцов, воинов,
женщин, то они уже не казались ему чуждыми, как бывало: он понимал их,
понимал и сочувствовал их жизни, руководимой не мыслями и умозрениями, а
инстинктами и желаниями. Он чувствовал себя таким же, как они. Уже близкий к
совершенству, переживая свое последнее личное горе, он все же смотрел на
этих людей, как на своих братьев. Их суетные, мелкие желания и вожделения
перестали казаться ему смешными — они были ему теперь понятны, достойны
любви, даже уважения.
(Гессе "Сиддхартха")
менее гордо, зато с большей теплотой, с большим интересом и сочувствием.
Когда он перевозил людей обычного типа — людей-детей, дельцов, воинов,
женщин, то они уже не казались ему чуждыми, как бывало: он понимал их,
понимал и сочувствовал их жизни, руководимой не мыслями и умозрениями, а
инстинктами и желаниями. Он чувствовал себя таким же, как они. Уже близкий к
совершенству, переживая свое последнее личное горе, он все же смотрел на
этих людей, как на своих братьев. Их суетные, мелкие желания и вожделения
перестали казаться ему смешными — они были ему теперь понятны, достойны
любви, даже уважения.
(Гессе "Сиддхартха")
He looked at people with completely different eyes - less rationally,
less proud, but with more warmth, with more interest and sympathy.
When he transported ordinary people - people-children, businessmen, warriors,
women, then they no longer seemed alien to him, as they used to: he understood them,
understood and sympathized with their life, led not by thoughts and speculations, but
instincts and desires. He felt the same as them. Already close to
perfection, experiencing his last personal grief, he still looked at
these people as their brothers. Their vain, petty desires and lusts
ceased to seem ridiculous to him - they were now clear to him, worthy
love, even respect.
(Hesse "Siddhartha")
less proud, but with more warmth, with more interest and sympathy.
When he transported ordinary people - people-children, businessmen, warriors,
women, then they no longer seemed alien to him, as they used to: he understood them,
understood and sympathized with their life, led not by thoughts and speculations, but
instincts and desires. He felt the same as them. Already close to
perfection, experiencing his last personal grief, he still looked at
these people as their brothers. Their vain, petty desires and lusts
ceased to seem ridiculous to him - they were now clear to him, worthy
love, even respect.
(Hesse "Siddhartha")
У записи 2 лайков,
0 репостов,
135 просмотров.
0 репостов,
135 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Тарас Логвин
