Путь к преодолению «центрации» европейского культурного сознания, начатый Гёте, Шопенгауэром, не завершённый и по сей день, продолжил Гессе. Глубоко пережив западную и восточную, христианскую и индо-китайскую концепции, Гессе своими жизнью и творчеством явил пример конструктивного взаимодействия культурно-философских парадигм Запада и Востока. Он видел в восточной культуре не только экзотическую, инородную мудрость, но, в первую очередь, — способ мышления и мировосприятия. Важно, что древние религии Гессе воспринимает как феномен психологический.
«Тысячи раз Сиддхартха ускользал из "я", находился в Ничто, находился в звере, в камне — неминуемо было возвращенье, неизбежен час, когда он обретал себя, под солнцем или под луной, в тени или под дождём, и вновь становился "я", становился Сиддхартхой, и вновь терзался неотвратимостью круговорота.»
«Отроком я имел дело только с богами и жертвами. Юношей — только с аскезой, размышлениями и медитацией, искал Брахман, почитал вечное в атмане. Молодым мужчиной я отправился следом за подвижниками, монахом жил в лесу, страдал от зноя и стужи, учился голодать, учил моё тело мертветь. Дивным образом открылось мне затем постиженье в проповеди великого Будды, я чувствовал, как знание о единстве мира кружит во мне, словно собственная моя кровь. Но и Будду, и великое знание я опять вынужден был оставить. Я ушёл и учился у Камалы любовному наслаждению, учился у Камасвами торговать, копил деньги, расточал деньги, учился любить свою утробу, услаждать свои чувства. Многие годы понадобились мне, чтобы утратить дух, опять разучиться мыслить, забыть единство. Ведь я медленно, долгими извилистыми путями стал из мужчины ребёнком, из мыслителя — ребячливым человеком, разве не так? И всё же это был очень хороший путь, и всё же птица в моей груди не умерла. Но что это был за путь! Я прошёл через столько глупости, через столько порока, через столько заблуждений, через столько мерзости, и разочарования, и бедствий — только чтобы вновь стать ребёнком и начать сначала. И так было правильно, сердце моё говорит "да", глаза смеются, глядя на это. Я должен был изведать отчаяние, я должен был опуститься до самой безрассудной из мыслей, до мысли о самоубийстве, чтобы получить в дар благостыню, чтобы вновь услышать Ом, чтобы вновь по-настоящему уснуть и по-настоящему пробудиться. Я должен был стать глупцом и безумцем, чтобы вновь обрести в себе атман. Я должен был грешить, чтобы вновь стать способным к жизни. Куда ещё приведёт меня мой путь? Он прихотлив, этот путь, петляет, а может быть, идёт по кругу. Пусть же идёт как угодно, я пройду его».
«Много времени я потратил, о Говинда, и по сей день не усвоил до конца вот такую истину: научиться невозможно ничему! Мне кажется, то, что мы зовём "ученьем", на самом деле не существует. А существует, о друг мой, лишь одно знание, оно повсюду, и это — атман, который во мне, и в тебе, и во всякой твари. И я начинаю думать, что нет у этого знания врага страшнее, чем желанье знать, чем ученье.»
«У него на глазах люди жили одним днём, как дети или животные, такая жизнь и нравилась ему, и вызывала презрение. Он видел, как они надрываются, как страдают и седеют из-за вещей, которые на его взгляд, совершенно того не стоили, — из-за денег, из-за мелких удовольствий, из-за мелких почестей, — видел, как они бранят друг друга и оскорбляют, как сетуют на боль, над которой подвижник-самана только смеётся, и страждут от лишений, которых подвижник не замечает.»
«Тысячи раз Сиддхартха ускользал из "я", находился в Ничто, находился в звере, в камне — неминуемо было возвращенье, неизбежен час, когда он обретал себя, под солнцем или под луной, в тени или под дождём, и вновь становился "я", становился Сиддхартхой, и вновь терзался неотвратимостью круговорота.»
«Отроком я имел дело только с богами и жертвами. Юношей — только с аскезой, размышлениями и медитацией, искал Брахман, почитал вечное в атмане. Молодым мужчиной я отправился следом за подвижниками, монахом жил в лесу, страдал от зноя и стужи, учился голодать, учил моё тело мертветь. Дивным образом открылось мне затем постиженье в проповеди великого Будды, я чувствовал, как знание о единстве мира кружит во мне, словно собственная моя кровь. Но и Будду, и великое знание я опять вынужден был оставить. Я ушёл и учился у Камалы любовному наслаждению, учился у Камасвами торговать, копил деньги, расточал деньги, учился любить свою утробу, услаждать свои чувства. Многие годы понадобились мне, чтобы утратить дух, опять разучиться мыслить, забыть единство. Ведь я медленно, долгими извилистыми путями стал из мужчины ребёнком, из мыслителя — ребячливым человеком, разве не так? И всё же это был очень хороший путь, и всё же птица в моей груди не умерла. Но что это был за путь! Я прошёл через столько глупости, через столько порока, через столько заблуждений, через столько мерзости, и разочарования, и бедствий — только чтобы вновь стать ребёнком и начать сначала. И так было правильно, сердце моё говорит "да", глаза смеются, глядя на это. Я должен был изведать отчаяние, я должен был опуститься до самой безрассудной из мыслей, до мысли о самоубийстве, чтобы получить в дар благостыню, чтобы вновь услышать Ом, чтобы вновь по-настоящему уснуть и по-настоящему пробудиться. Я должен был стать глупцом и безумцем, чтобы вновь обрести в себе атман. Я должен был грешить, чтобы вновь стать способным к жизни. Куда ещё приведёт меня мой путь? Он прихотлив, этот путь, петляет, а может быть, идёт по кругу. Пусть же идёт как угодно, я пройду его».
«Много времени я потратил, о Говинда, и по сей день не усвоил до конца вот такую истину: научиться невозможно ничему! Мне кажется, то, что мы зовём "ученьем", на самом деле не существует. А существует, о друг мой, лишь одно знание, оно повсюду, и это — атман, который во мне, и в тебе, и во всякой твари. И я начинаю думать, что нет у этого знания врага страшнее, чем желанье знать, чем ученье.»
«У него на глазах люди жили одним днём, как дети или животные, такая жизнь и нравилась ему, и вызывала презрение. Он видел, как они надрываются, как страдают и седеют из-за вещей, которые на его взгляд, совершенно того не стоили, — из-за денег, из-за мелких удовольствий, из-за мелких почестей, — видел, как они бранят друг друга и оскорбляют, как сетуют на боль, над которой подвижник-самана только смеётся, и страждут от лишений, которых подвижник не замечает.»
The path to overcoming the "centralization" of European cultural consciousness, begun by Goethe and Schopenhauer, has not been completed to this day, continued by Hesse. Deeply experiencing Western and Eastern, Christian and Indo-Chinese concepts, Hesse, with his life and work, set an example of constructive interaction of cultural and philosophical paradigms of the West and the East. He saw in Eastern culture not only exotic, foreign wisdom, but, first of all, a way of thinking and perception of the world. It is important that Hesse perceives the ancient religions as a psychological phenomenon.
“Thousands of times Siddhartha eluded the 'I', was in Nothingness, was in the beast, in the stone - the return was inevitable, the hour is inevitable when he found himself, under the sun or under the moon, in the shade or rain, and again became ", became Siddhartha, and was again tormented by the inevitability of the cycle."
“As a boy, I dealt only with gods and sacrifices. Young men - only with asceticism, reflection and meditation, sought Brahman, honored the eternal in the atman. As a young man, I followed the ascetics, lived in the forest as a monk, suffered from heat and cold, learned to starve, taught my body to die. Then in a wonderful way the comprehension of the great Buddha's preaching was revealed to me, I felt how the knowledge of the unity of the world was circling in me, like my own blood. But again I had to give up both Buddha and great knowledge. I left and learned love pleasure from Kamala, learned to trade from Kamaswami, saved up money, squandered money, learned to love my womb, to please my senses. It took me many years to lose my spirit, again to forget how to think, to forget unity. After all, I slowly, in long, winding paths became from a man to a child, from a thinker to a childish person, didn't I? And yet it was a very good path, and yet the bird in my chest did not die. But what a path it was! I went through so much stupidity, through so much vice, through so many delusions, through so many abominations and disappointments and calamities, only to become a child again and start over. And so it was right, my heart says yes, my eyes laugh, looking at it. I had to experience despair, I had to sink to the most reckless of thoughts, to the thought of suicide, to receive the gift of benevolence, to hear Om again, to truly fall asleep again and truly awaken. I had to become a fool and a madman in order to regain the atman in me. I had to sin in order to be able to live again. Where else will my path lead me? He is whimsical, this path, winds, and maybe goes in a circle. Let it go as you please, I will pass it. "
“I spent a lot of time, O Govinda, and to this day I have not fully mastered this truth: it is impossible to learn anything! It seems to me that what we call "learning" does not really exist. And there is, O my friend, only one knowledge, it is everywhere, and this is the atman, which is in me, and in you, and in every creature. And I begin to think that this knowledge has no enemy worse than the desire to know, than learning. "
“Before his eyes, people lived one day, like children or animals, such a life he liked and aroused contempt. He saw how they strain, how they suffer and turn gray because of things that, in his opinion, were absolutely not worth it - because of money, because of petty pleasures, because of petty honors, - saw how they scold and insult each other, as they complain about the pain over which the ascetic-samana only laughs, and suffer from hardships which the ascetic does not notice. "
“Thousands of times Siddhartha eluded the 'I', was in Nothingness, was in the beast, in the stone - the return was inevitable, the hour is inevitable when he found himself, under the sun or under the moon, in the shade or rain, and again became ", became Siddhartha, and was again tormented by the inevitability of the cycle."
“As a boy, I dealt only with gods and sacrifices. Young men - only with asceticism, reflection and meditation, sought Brahman, honored the eternal in the atman. As a young man, I followed the ascetics, lived in the forest as a monk, suffered from heat and cold, learned to starve, taught my body to die. Then in a wonderful way the comprehension of the great Buddha's preaching was revealed to me, I felt how the knowledge of the unity of the world was circling in me, like my own blood. But again I had to give up both Buddha and great knowledge. I left and learned love pleasure from Kamala, learned to trade from Kamaswami, saved up money, squandered money, learned to love my womb, to please my senses. It took me many years to lose my spirit, again to forget how to think, to forget unity. After all, I slowly, in long, winding paths became from a man to a child, from a thinker to a childish person, didn't I? And yet it was a very good path, and yet the bird in my chest did not die. But what a path it was! I went through so much stupidity, through so much vice, through so many delusions, through so many abominations and disappointments and calamities, only to become a child again and start over. And so it was right, my heart says yes, my eyes laugh, looking at it. I had to experience despair, I had to sink to the most reckless of thoughts, to the thought of suicide, to receive the gift of benevolence, to hear Om again, to truly fall asleep again and truly awaken. I had to become a fool and a madman in order to regain the atman in me. I had to sin in order to be able to live again. Where else will my path lead me? He is whimsical, this path, winds, and maybe goes in a circle. Let it go as you please, I will pass it. "
“I spent a lot of time, O Govinda, and to this day I have not fully mastered this truth: it is impossible to learn anything! It seems to me that what we call "learning" does not really exist. And there is, O my friend, only one knowledge, it is everywhere, and this is the atman, which is in me, and in you, and in every creature. And I begin to think that this knowledge has no enemy worse than the desire to know, than learning. "
“Before his eyes, people lived one day, like children or animals, such a life he liked and aroused contempt. He saw how they strain, how they suffer and turn gray because of things that, in his opinion, were absolutely not worth it - because of money, because of petty pleasures, because of petty honors, - saw how they scold and insult each other, as they complain about the pain over which the ascetic-samana only laughs, and suffer from hardships which the ascetic does not notice. "
У записи 11 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Elana Lee
