Добро и зло в наше время поменялись ролями. Добро стало смешным и немодным. Зло преподносится как нечто естественное и необходимое. Добро теряет доверие. Зло обретает несокрушимое алиби. Кому-то удалось вывернуть мир наизнанку и убедить остальных, что так и должно быть.
<...> В вопросе освобождения такой человек пошёл дальше предшественников: он нацелен на освобождение и от моральных уз, от всего того, что подавляло инстинкт, обязывало к самодисциплине и налагало ответственность. Он стремится избежать любого напряжения в пользу личного удобства и расслабленности. Появление этой расслабленности как некоего жизненного ориентира многое способно объяснить в нашей жизни. Так, например, вера и творчество немыслимы без проявления воли, без предельного напряжения сил. Но когда гедонизм попадает в разряд ценностей, стоит ли удивляться тотальной нравственной деградации и предельному творческому оскудению. <...>
Когда человек отрекается от того, что ещё недавно считал святым, и отрекается не потому, что святое вдруг обернулось своей противоположностью, а потому, что, отрёкшись, он оказывается в более выгодном и удобном положении, вне постмодернизма такое деяние назовут «предательством». Постмодернизм пытается убедить нас, что в предательстве нет ничего худого. Что для человека естественно поступать в соответствии с собственной выгодой и удобством.<...>
Русская литература давно уловила, что надвигается что-то новое и страшное, что с человеком происходит необоримое – формируется новый человеческий тип. И тип этот страшен тем, что знает свои права и существует по законам своего удобства.
<...> В вопросе освобождения такой человек пошёл дальше предшественников: он нацелен на освобождение и от моральных уз, от всего того, что подавляло инстинкт, обязывало к самодисциплине и налагало ответственность. Он стремится избежать любого напряжения в пользу личного удобства и расслабленности. Появление этой расслабленности как некоего жизненного ориентира многое способно объяснить в нашей жизни. Так, например, вера и творчество немыслимы без проявления воли, без предельного напряжения сил. Но когда гедонизм попадает в разряд ценностей, стоит ли удивляться тотальной нравственной деградации и предельному творческому оскудению. <...>
Когда человек отрекается от того, что ещё недавно считал святым, и отрекается не потому, что святое вдруг обернулось своей противоположностью, а потому, что, отрёкшись, он оказывается в более выгодном и удобном положении, вне постмодернизма такое деяние назовут «предательством». Постмодернизм пытается убедить нас, что в предательстве нет ничего худого. Что для человека естественно поступать в соответствии с собственной выгодой и удобством.<...>
Русская литература давно уловила, что надвигается что-то новое и страшное, что с человеком происходит необоримое – формируется новый человеческий тип. И тип этот страшен тем, что знает свои права и существует по законам своего удобства.
Good and evil in our time swapped roles. Good has become ridiculous and unfashionable. Evil is hailed as something natural and necessary. Good loses trust. Evil takes on an indestructible alibi. Someone managed to turn the world inside out and convince the rest that it should be so.
<...> In the matter of liberation, such a person went further than his predecessors: he was focused on liberation from moral ties, from all that which suppressed instinct, obliged self-discipline and imposed responsibility. He seeks to avoid any tension in favor of personal comfort and relaxation. The appearance of this relaxation as a kind of life landmark can explain a lot in our life. So, for example, faith and creativity are unthinkable without the manifestation of will, without the utmost exertion of forces. But when hedonism falls into the category of values, is it any wonder total moral degradation and the ultimate creative impoverishment. <...>
When a person renounces what he recently considered holy, and renounces not because the holy suddenly turned into its opposite, but because, renouncing, he finds himself in a more advantageous and comfortable position, outside postmodernism such an act would be called "treason." Postmodernism is trying to convince us that there is nothing bad in betrayal. It is natural for a person to act in accordance with his own benefit and convenience. <...>
Russian literature has long caught that something new and terrible is approaching, that something irrefutable happens to a person - a new human type is being formed. And this type is terrible because it knows its rights and exists according to the laws of its convenience.
<...> In the matter of liberation, such a person went further than his predecessors: he was focused on liberation from moral ties, from all that which suppressed instinct, obliged self-discipline and imposed responsibility. He seeks to avoid any tension in favor of personal comfort and relaxation. The appearance of this relaxation as a kind of life landmark can explain a lot in our life. So, for example, faith and creativity are unthinkable without the manifestation of will, without the utmost exertion of forces. But when hedonism falls into the category of values, is it any wonder total moral degradation and the ultimate creative impoverishment. <...>
When a person renounces what he recently considered holy, and renounces not because the holy suddenly turned into its opposite, but because, renouncing, he finds himself in a more advantageous and comfortable position, outside postmodernism such an act would be called "treason." Postmodernism is trying to convince us that there is nothing bad in betrayal. It is natural for a person to act in accordance with his own benefit and convenience. <...>
Russian literature has long caught that something new and terrible is approaching, that something irrefutable happens to a person - a new human type is being formed. And this type is terrible because it knows its rights and exists according to the laws of its convenience.
У записи 10 лайков,
3 репостов.
3 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Заховаева
