Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,
солнце оставило в волосах выцветшие полоски.
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый.
Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки.
Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.
Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это.
Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.
Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.
Пусть это будет большой секрет маленького разврата,
каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата,
горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона,
все друг при друге - и все одни, живы и непокорны.
Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.
Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
"Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время.
Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу.
Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы,
ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку,
кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом.
Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать.
Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.
(с) Аля Кудряшева
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,
солнце оставило в волосах выцветшие полоски.
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый.
Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки.
Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.
Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это.
Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.
Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.
Пусть это будет большой секрет маленького разврата,
каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата,
горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона,
все друг при друге - и все одни, живы и непокорны.
Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.
Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
"Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время.
Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу.
Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы,
ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку,
кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом.
Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать.
Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.
(с) Аля Кудряшева
Mom is in the country, the key is on the table, you can skip breakfast.
Vacation is coming, eight years, in August it will be nine.
In August nine, seven o'clock, the sky is light and flat,
the sun left faded streaks in her hair.
Clamp the sleepy piece in the palm of your hand and let it slip through your fingers.
Vitka from the tenth floor again calls for a swim.
We must hurry with all our legs and eyes - they will suddenly run away, leave.
Vitka finished the fourth grade - that is, almost the old one.
Shorts with a T-shirt - a simple outfit, take an apple for an afternoon snack.
Vitka will teach me to dive, he promised, I remember.
The road to the river is well-trodden, burned out and familiar.
Dusty feet are like mom's gloves.
Today we have such a heat - the leaves are just like rags.
Maybe we'll play later, I'll ask you to hide and seek.
Vitka is a kind, one to one boy from Jules Verne.
I'll ask you to drive me, they'll probably let me.
The evening will begin, it must get dark. Day until the end of the week.
I turn to the wall. One hundred, ninety nine.
Mom in the country. Bicycle. Take the exam tomorrow.
The sun licks the abstract with gentle eyes.
To meet the morning and sit all night, wait for the onset of summer.
In August I will already be a student, now - neither this nor that.
Semi-hard bread and cheese from a knife, breakfast from sleep is not tasty.
Vitka from the tenth floor is now in his third year.
He knows all the smart professors, writes programs in the firm.
Hood, ironic and black-browed, straight out of the movie.
Writes notes to my sister, gives flowers on payday
only now I swim faster and write better.
It's just that my sister has a bright face, I'm harder and angrier,
we climb onto the porch and fly the kite.
They seem to be leaving at night, I take them to the train.
The river rustles, rustles at the feet, now it is waist-deep.
Seventy eight, seventy seven, crying with my back to the train.
Let them hide, well, all of them, I will not look for them.
Mom in the country. The head is buzzing. Sleepy inaction.
The cat settled on the chest, the sun on the blanket.
Cups, palms and sweaters, coffee, pray, boil.
Did anyone see me yesterday? Better not tell.
Let it be the big secret of a little debauchery
each was drunk, weightless, warmed, by the warm breath of his brother,
throat hoarse with chatter, ash flew from the balcony,
all with each other - and all alone, alive and rebellious.
If we chip in a ruble, breakfast will come to our house,
Lord, how I love you all, rainbow on the palms.
Street in sunny lace, Vitka, wash the plates.
You can wallow and come alive. You can go to the river.
I will catch you and conquer you, I will force you to get a haircut, to shave.
Nose in broken bark. Thirty-four, thirty ...
Mom in the photo. Keys in the lock. Eight hours before summer.
The sun is on the walls, on the backpack, in old sandals.
Sleepy paws through the square, and nowhere to go.
Vitka in America. I am in Moscow. The river in distant childhood.
The apple is eaten, the train has left, somewhere goes to Nice,
I start counting from one hundred, my life - from one.
We fight, cry with her in unison, clowns in the arena.
"Twenty-one," I mutter through my sleep. "Forty" - laughs time.
Forty - and the first gray hair, forty-one - to the hospital.
Twenty-one - I live alone, twenty: loophole eyes,
legs in scratches, a demon in a rib, thoughts run squatting,
someone is waiting for me in the yard, someone - at the tenth.
Ten - I finish fourth grade, I don't have to have breakfast.
We must hurry with all our legs and eyes. It will be nine in August.
Eight - to carry the keys around the neck, to melt in a sunny anthem ...
Three. Two. One. I'm going to look. God help me.
(c) Alya Kudryasheva
Vacation is coming, eight years, in August it will be nine.
In August nine, seven o'clock, the sky is light and flat,
the sun left faded streaks in her hair.
Clamp the sleepy piece in the palm of your hand and let it slip through your fingers.
Vitka from the tenth floor again calls for a swim.
We must hurry with all our legs and eyes - they will suddenly run away, leave.
Vitka finished the fourth grade - that is, almost the old one.
Shorts with a T-shirt - a simple outfit, take an apple for an afternoon snack.
Vitka will teach me to dive, he promised, I remember.
The road to the river is well-trodden, burned out and familiar.
Dusty feet are like mom's gloves.
Today we have such a heat - the leaves are just like rags.
Maybe we'll play later, I'll ask you to hide and seek.
Vitka is a kind, one to one boy from Jules Verne.
I'll ask you to drive me, they'll probably let me.
The evening will begin, it must get dark. Day until the end of the week.
I turn to the wall. One hundred, ninety nine.
Mom in the country. Bicycle. Take the exam tomorrow.
The sun licks the abstract with gentle eyes.
To meet the morning and sit all night, wait for the onset of summer.
In August I will already be a student, now - neither this nor that.
Semi-hard bread and cheese from a knife, breakfast from sleep is not tasty.
Vitka from the tenth floor is now in his third year.
He knows all the smart professors, writes programs in the firm.
Hood, ironic and black-browed, straight out of the movie.
Writes notes to my sister, gives flowers on payday
only now I swim faster and write better.
It's just that my sister has a bright face, I'm harder and angrier,
we climb onto the porch and fly the kite.
They seem to be leaving at night, I take them to the train.
The river rustles, rustles at the feet, now it is waist-deep.
Seventy eight, seventy seven, crying with my back to the train.
Let them hide, well, all of them, I will not look for them.
Mom in the country. The head is buzzing. Sleepy inaction.
The cat settled on the chest, the sun on the blanket.
Cups, palms and sweaters, coffee, pray, boil.
Did anyone see me yesterday? Better not tell.
Let it be the big secret of a little debauchery
each was drunk, weightless, warmed, by the warm breath of his brother,
throat hoarse with chatter, ash flew from the balcony,
all with each other - and all alone, alive and rebellious.
If we chip in a ruble, breakfast will come to our house,
Lord, how I love you all, rainbow on the palms.
Street in sunny lace, Vitka, wash the plates.
You can wallow and come alive. You can go to the river.
I will catch you and conquer you, I will force you to get a haircut, to shave.
Nose in broken bark. Thirty-four, thirty ...
Mom in the photo. Keys in the lock. Eight hours before summer.
The sun is on the walls, on the backpack, in old sandals.
Sleepy paws through the square, and nowhere to go.
Vitka in America. I am in Moscow. The river in distant childhood.
The apple is eaten, the train has left, somewhere goes to Nice,
I start counting from one hundred, my life - from one.
We fight, cry with her in unison, clowns in the arena.
"Twenty-one," I mutter through my sleep. "Forty" - laughs time.
Forty - and the first gray hair, forty-one - to the hospital.
Twenty-one - I live alone, twenty: loophole eyes,
legs in scratches, a demon in a rib, thoughts run squatting,
someone is waiting for me in the yard, someone - at the tenth.
Ten - I finish fourth grade, I don't have to have breakfast.
We must hurry with all our legs and eyes. It will be nine in August.
Eight - to carry the keys around the neck, to melt in a sunny anthem ...
Three. Two. One. I'm going to look. God help me.
(c) Alya Kudryasheva
У записи 5 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Смирнов
