Кафка. Письмо отцу своей невесты Фелиции
Вы медлите с ответом на мою просьбу, это вполне понятно, любой отец поступил бы так по отношению к любому жениху, и я пишу совсем не из-за этого, самое большее, на что я надеюсь, — что вы спокойно отнесётесь к моему письму. Пишу же я из боязни, что ваши колебания или размышления имеют более общие причины, нежели то единственное место — а только оно и должно было их вызвать — из моего первого письма, которое могло меня выдать. Я имею ввиду место, где речь идёт о том, что мне невыносима моя служба.
Вы, возможно, не обратите внимания на это слово, но вам не следует так делать. Скорее, вам надо очень подробно расспросить меня об этом, и тогда я должен буду чётко и коротко ответить следующее: моя служба невыносима для меня, потому что она противоречит моему единственному призванию и моей единственной профессии — литературе. Я весь — литература и ничем иным не могу и не хочу быть, моя служба никогда не сможет увлечь меня, но зато она может полностью погубить меня. Я уже недалёк от этого. Меня непрерывно одолевают тягчайшие нервные состояния, и нынешний год сплошных забот и мнений о будущем моём и вашей дочери полностью доказал мою неспособность к сопротивлению. Вы вправе спросить, почему я не отказываюсь от своей службы и не пытаюсь — состояния у меня нет — жить литературным заработком. На это я могу лишь дать жалкий ответ, что у меня нет сил для этого и, насколько я способен судить о своём положении, я погибну из-за службы, причём погибну очень скоро.
А теперь сравните меня с вашей дочерью, этой здоровой, жизнерадостной, естественной, сильной девушкой. Как бы часто я ни повторял ей в пятистах письмах и как бы часто она ни успокаивала меня своим, правда, не очень убедительно обоснованным «нет», дело обстоит ведь именно так: она, насколько я могу судить, будет со мной несчастна. Не только из-за внешних обстоятельств — по характеру своему я гораздо больше человек замкнутый, молчаливый, нелюдимый, мрачный, но для себя я не считаю это несчастьем, ибо это лишь отражение моей цели. Из образа жизни, который я веду дома, можно сделать некоторые выводы. Так, я живу в своей семье, среди прекрасных и любящих людей, более чужой, чем чужак. Со своей матерью я за последние годы в среднем не говорю за день и двадцати слов, а к отцу вряд ли когда-нибудь обратился с другими словами, кроме приветствия. Со своими замужними сёстрами и с зятьями я вообще не разговариваю, хотя и не в ссоре с ними. Причина только та, что мне просто совершенно не о чем с ними говорить. Всё, что не относится к литературе, наводит на меня скуку и вызывает ненависть, потому что мешает мне или задерживает меня, хотя, возможно, это только кажется. Я лишён всякой склонности к семейной жизни, в лучшем случае могу быть разве что наблюдателем. У меня совсем нет родственных чувств, в визитах мне чудится прямо-таки направленный против меня злой умысел.
Брак не может изменить меня, как не может меня изменить моя служба.
Вы медлите с ответом на мою просьбу, это вполне понятно, любой отец поступил бы так по отношению к любому жениху, и я пишу совсем не из-за этого, самое большее, на что я надеюсь, — что вы спокойно отнесётесь к моему письму. Пишу же я из боязни, что ваши колебания или размышления имеют более общие причины, нежели то единственное место — а только оно и должно было их вызвать — из моего первого письма, которое могло меня выдать. Я имею ввиду место, где речь идёт о том, что мне невыносима моя служба.
Вы, возможно, не обратите внимания на это слово, но вам не следует так делать. Скорее, вам надо очень подробно расспросить меня об этом, и тогда я должен буду чётко и коротко ответить следующее: моя служба невыносима для меня, потому что она противоречит моему единственному призванию и моей единственной профессии — литературе. Я весь — литература и ничем иным не могу и не хочу быть, моя служба никогда не сможет увлечь меня, но зато она может полностью погубить меня. Я уже недалёк от этого. Меня непрерывно одолевают тягчайшие нервные состояния, и нынешний год сплошных забот и мнений о будущем моём и вашей дочери полностью доказал мою неспособность к сопротивлению. Вы вправе спросить, почему я не отказываюсь от своей службы и не пытаюсь — состояния у меня нет — жить литературным заработком. На это я могу лишь дать жалкий ответ, что у меня нет сил для этого и, насколько я способен судить о своём положении, я погибну из-за службы, причём погибну очень скоро.
А теперь сравните меня с вашей дочерью, этой здоровой, жизнерадостной, естественной, сильной девушкой. Как бы часто я ни повторял ей в пятистах письмах и как бы часто она ни успокаивала меня своим, правда, не очень убедительно обоснованным «нет», дело обстоит ведь именно так: она, насколько я могу судить, будет со мной несчастна. Не только из-за внешних обстоятельств — по характеру своему я гораздо больше человек замкнутый, молчаливый, нелюдимый, мрачный, но для себя я не считаю это несчастьем, ибо это лишь отражение моей цели. Из образа жизни, который я веду дома, можно сделать некоторые выводы. Так, я живу в своей семье, среди прекрасных и любящих людей, более чужой, чем чужак. Со своей матерью я за последние годы в среднем не говорю за день и двадцати слов, а к отцу вряд ли когда-нибудь обратился с другими словами, кроме приветствия. Со своими замужними сёстрами и с зятьями я вообще не разговариваю, хотя и не в ссоре с ними. Причина только та, что мне просто совершенно не о чем с ними говорить. Всё, что не относится к литературе, наводит на меня скуку и вызывает ненависть, потому что мешает мне или задерживает меня, хотя, возможно, это только кажется. Я лишён всякой склонности к семейной жизни, в лучшем случае могу быть разве что наблюдателем. У меня совсем нет родственных чувств, в визитах мне чудится прямо-таки направленный против меня злой умысел.
Брак не может изменить меня, как не может меня изменить моя служба.
Kafka. Letter to the father of his fiancée Felicia
You hesitate in answering my request, it is quite understandable, any father would do this to any groom, and I am writing not at all because of this, the most I hope for is that you will calmly treat my letter. I am writing for fear that your hesitations or reflections have more general reasons than that single place - and only that should have caused them - from my first letter, which could betray me. I mean the place where it is said that my service is unbearable to me.
You may not pay attention to this word, but you shouldn't do that. Rather, you need to ask me in great detail about this, and then I will have to clearly and briefly answer the following: my service is unbearable for me, because it contradicts my only vocation and my only profession - literature. I am all literature and I cannot and do not want to be anything else, my service can never captivate me, but it can completely destroy me. I'm not far from that already. I am constantly overwhelmed by the most severe nervous conditions, and this year of continuous worries and opinions about the future of my and your daughter has completely proved my inability to resist. You have the right to ask why I do not refuse my service and do not try - I have no state - to live by literary earnings. To this I can only give a miserable answer that I do not have the strength for this and, as far as I am able to judge my position, I will perish because of the service, and I will perish very soon.
Now compare me with your daughter, this healthy, cheerful, natural, strong girl. No matter how often I repeated to her in five hundred letters, and no matter how often she reassured me with her, however, not very convincingly substantiated "no," this is exactly the case: she, as far as I can judge, will be unhappy with me. Not only because of external circumstances - by my nature I am much more a closed person, silent, unsociable, gloomy, but for myself I do not consider this a misfortune, because it is only a reflection of my goal. There are some lessons to be drawn from the lifestyle I lead at home. So, I live in my family, among beautiful and loving people, more a stranger than a stranger. With my mother, in recent years, on average, I do not speak twenty words per day, and I hardly ever addressed my father with other words than a greeting. I don’t speak at all with my married sisters and sons-in-law, although I’m not in a quarrel with them. The only reason is that I just have absolutely nothing to talk to them about. Anything that does not belong to literature bores me and arouses hatred, because it interferes with me or detains me, although it may only seem so. I am devoid of any inclination to family life, at best I can only be an observer. I have no kindred feelings at all; in my visits it seems to me that a malicious intent is directed against me.
Marriage cannot change me, just as my service cannot change me.
You hesitate in answering my request, it is quite understandable, any father would do this to any groom, and I am writing not at all because of this, the most I hope for is that you will calmly treat my letter. I am writing for fear that your hesitations or reflections have more general reasons than that single place - and only that should have caused them - from my first letter, which could betray me. I mean the place where it is said that my service is unbearable to me.
You may not pay attention to this word, but you shouldn't do that. Rather, you need to ask me in great detail about this, and then I will have to clearly and briefly answer the following: my service is unbearable for me, because it contradicts my only vocation and my only profession - literature. I am all literature and I cannot and do not want to be anything else, my service can never captivate me, but it can completely destroy me. I'm not far from that already. I am constantly overwhelmed by the most severe nervous conditions, and this year of continuous worries and opinions about the future of my and your daughter has completely proved my inability to resist. You have the right to ask why I do not refuse my service and do not try - I have no state - to live by literary earnings. To this I can only give a miserable answer that I do not have the strength for this and, as far as I am able to judge my position, I will perish because of the service, and I will perish very soon.
Now compare me with your daughter, this healthy, cheerful, natural, strong girl. No matter how often I repeated to her in five hundred letters, and no matter how often she reassured me with her, however, not very convincingly substantiated "no," this is exactly the case: she, as far as I can judge, will be unhappy with me. Not only because of external circumstances - by my nature I am much more a closed person, silent, unsociable, gloomy, but for myself I do not consider this a misfortune, because it is only a reflection of my goal. There are some lessons to be drawn from the lifestyle I lead at home. So, I live in my family, among beautiful and loving people, more a stranger than a stranger. With my mother, in recent years, on average, I do not speak twenty words per day, and I hardly ever addressed my father with other words than a greeting. I don’t speak at all with my married sisters and sons-in-law, although I’m not in a quarrel with them. The only reason is that I just have absolutely nothing to talk to them about. Anything that does not belong to literature bores me and arouses hatred, because it interferes with me or detains me, although it may only seem so. I am devoid of any inclination to family life, at best I can only be an observer. I have no kindred feelings at all; in my visits it seems to me that a malicious intent is directed against me.
Marriage cannot change me, just as my service cannot change me.
У записи 5 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Валерий Красиков
