Чердачная комната завалена старыми журналами. Они стоят стопками: на стульях, тумбочках. Сегодня утром от необъяснимого чувства потянулся к одной из журнальных пирамид, схватил самый верхний номер, открыл наугад и начал читать стихотворение неизвестного мне Николая Рачкова.
С первых строчек испытал доверие. Размер - как в песне Вадима Певзнера "Майорова" (слушал на днях, о Певзнере - отдельно напишу, заслуживает).
О стихе не скажу ни слова: потеряете удовольствие от процесса. Добавлю только, что по какому-то необъяснимому недогляду данное стихотворение на одной из жж-ных страничек приписывается Юрию Левитантскому, хотя и с недоумевающей ноткой, что-де совсем не в его стиле. Бывают такие казусы.
А стих - сильный.
НИКОЛАЙ РАЧКОВ
И был у крали Вали Громовой
ремень мужской на юбке хромовой,
У Вали Громовой две вишенки
В росе мерцали из-под век,
И лампа десятилинейная,
Хоть наша Валя не семейная,
По вечерам за занавесочкой
Манила тайно на ночлег.
Ей только тридцать, нашей Валечке,
В германское одетой кралечке,
Ей столько целовало пальчики -
Не сосчитать в селе парней.
В её избе поёт гармоника,
На подоконнике два слоника.
В колоде карт она, козырная,
Была бы Дамою Виней.
"Побойся же ты Бога,Валечка,
Ужель тебе не жалко мальчика?
Да он же только что из Армии,
А вот уже в твоём числе..."
"Ах, тётя Маня, он два веничка
Принёс попариться мне, Венечка..."
Она хохочет, краля Валечка,
Она всегда навеселе.
Ох, краля Валя, ох медовая,
Ох голова твоя бедовая...
Но каждый помнил время страшное,
Когда дымился горизонт.
Была Валюша тише веточки,
Но дождалась своей повесточки,
И с эшелоном санитаркою
Она уехала на фронт.
Молоденькой, с косою русою,
Она была под Старой Руссою,
Когда ударило осколочным,
Шепнуть успела:"Боже мой..."
Но был хирург добрее боженьки,
Отрезал только белы ноженьки,
И Валентину, Валю, Валечку
Вот так отправили домой.
Сто раз хотелось ей повеситься
На полуночном крюке месяца,
Вот-вот, но за стеной горланили,
Но выручали петухи,
Ах,что там Валечкины шалости,
Не смейте только к ней - из жалости,
Ведь даже бабы деревенские
Прощали все её грехи.
У нашей крали Вали Громовой
Ремень мужской на юбке хромовой,
Ты можешь взять за руку Валечку,
Но душу ты её не тронь,
Она ведь от людей не прячется,
Пускай смеётся ей,как плачется,
Пусть за оконной занавесочкой
Дрожит в ночи её огонь...
С первых строчек испытал доверие. Размер - как в песне Вадима Певзнера "Майорова" (слушал на днях, о Певзнере - отдельно напишу, заслуживает).
О стихе не скажу ни слова: потеряете удовольствие от процесса. Добавлю только, что по какому-то необъяснимому недогляду данное стихотворение на одной из жж-ных страничек приписывается Юрию Левитантскому, хотя и с недоумевающей ноткой, что-де совсем не в его стиле. Бывают такие казусы.
А стих - сильный.
НИКОЛАЙ РАЧКОВ
И был у крали Вали Громовой
ремень мужской на юбке хромовой,
У Вали Громовой две вишенки
В росе мерцали из-под век,
И лампа десятилинейная,
Хоть наша Валя не семейная,
По вечерам за занавесочкой
Манила тайно на ночлег.
Ей только тридцать, нашей Валечке,
В германское одетой кралечке,
Ей столько целовало пальчики -
Не сосчитать в селе парней.
В её избе поёт гармоника,
На подоконнике два слоника.
В колоде карт она, козырная,
Была бы Дамою Виней.
"Побойся же ты Бога,Валечка,
Ужель тебе не жалко мальчика?
Да он же только что из Армии,
А вот уже в твоём числе..."
"Ах, тётя Маня, он два веничка
Принёс попариться мне, Венечка..."
Она хохочет, краля Валечка,
Она всегда навеселе.
Ох, краля Валя, ох медовая,
Ох голова твоя бедовая...
Но каждый помнил время страшное,
Когда дымился горизонт.
Была Валюша тише веточки,
Но дождалась своей повесточки,
И с эшелоном санитаркою
Она уехала на фронт.
Молоденькой, с косою русою,
Она была под Старой Руссою,
Когда ударило осколочным,
Шепнуть успела:"Боже мой..."
Но был хирург добрее боженьки,
Отрезал только белы ноженьки,
И Валентину, Валю, Валечку
Вот так отправили домой.
Сто раз хотелось ей повеситься
На полуночном крюке месяца,
Вот-вот, но за стеной горланили,
Но выручали петухи,
Ах,что там Валечкины шалости,
Не смейте только к ней - из жалости,
Ведь даже бабы деревенские
Прощали все её грехи.
У нашей крали Вали Громовой
Ремень мужской на юбке хромовой,
Ты можешь взять за руку Валечку,
Но душу ты её не тронь,
Она ведь от людей не прячется,
Пускай смеётся ей,как плачется,
Пусть за оконной занавесочкой
Дрожит в ночи её огонь...
The attic room is littered with old magazines. They stand in stacks: on chairs, bedside tables. This morning, from an inexplicable feeling, I reached for one of the magazine pyramids, grabbed the topmost issue, opened it at random and began to read a poem by Nikolai Rachkov, unknown to me.
From the first lines I felt trust. The size - as in the song "Mayorov" by Vadim Pevzner (I listened the other day, I'll write about Pevzner separately, it deserves).
I will not say a word about the verse: you will lose the pleasure of the process. I will only add that, for some inexplicable oversight, this poem on one of the LJ pages is attributed to Yuri Levitantsky, albeit with a perplexed note that something is not at all in his style. There are such incidents.
And the verse is strong.
NIKOLAY RACHKOV
And I was at the stolen Vali Gromova
men's belt on a chrome skirt,
Vali Gromova has two cherries
In the dew flickered from under the eyelids,
And a ten-line lamp,
Although our Valya is not family,
In the evenings behind the curtain
Manila secretly for the night.
She is only thirty, our Valechka,
In a German dressed kralechka,
She kissed her fingers so much -
There are no guys in the village.
A harmonica sings in her hut,
There are two elephants on the windowsill.
In the deck of cards, she is the trump card,
Would be Dame Vinay.
"Fear God, Valechka,
Don't you feel sorry for the boy?
He's just from the Army,
But already among you ... "
"Ah, aunt Manya, he is two brooms
Brought me to steam, Venechka ... "
She laughs, stealing Valechka,
She's always tipsy.
Oh, Valya klya, oh honey,
Oh, your head is bad ...
But everyone remembered a terrible time,
When the horizon was smoking
Valyusha was quieter than a twig,
But I waited for my agenda
And with a train a nurse
She went to the front.
Young, with a scythe blond,
She was under Staraya Russa,
When the shrapnel hit
She managed to whisper: "My God ..."
But there was a surgeon kinder than god,
Cut off only the white legs,
And Valentin, Valya, Valya
So they sent me home.
She wanted to hang herself a hundred times
On the midnight hook of the month
Just about, but behind the wall they were bawling,
But the roosters rescued
Oh, what's Valechka's pranks,
Do not dare only to her - out of pity,
After all, even the village women
All her sins were forgiven.
Our stole Vali Gromova
Men's belt on a chrome skirt,
You can take Valya by the hand,
But don't touch her soul
She doesn't hide from people,
Let her laugh at her as she cries
Let behind the window curtain
Its fire trembles in the night ...
From the first lines I felt trust. The size - as in the song "Mayorov" by Vadim Pevzner (I listened the other day, I'll write about Pevzner separately, it deserves).
I will not say a word about the verse: you will lose the pleasure of the process. I will only add that, for some inexplicable oversight, this poem on one of the LJ pages is attributed to Yuri Levitantsky, albeit with a perplexed note that something is not at all in his style. There are such incidents.
And the verse is strong.
NIKOLAY RACHKOV
And I was at the stolen Vali Gromova
men's belt on a chrome skirt,
Vali Gromova has two cherries
In the dew flickered from under the eyelids,
And a ten-line lamp,
Although our Valya is not family,
In the evenings behind the curtain
Manila secretly for the night.
She is only thirty, our Valechka,
In a German dressed kralechka,
She kissed her fingers so much -
There are no guys in the village.
A harmonica sings in her hut,
There are two elephants on the windowsill.
In the deck of cards, she is the trump card,
Would be Dame Vinay.
"Fear God, Valechka,
Don't you feel sorry for the boy?
He's just from the Army,
But already among you ... "
"Ah, aunt Manya, he is two brooms
Brought me to steam, Venechka ... "
She laughs, stealing Valechka,
She's always tipsy.
Oh, Valya klya, oh honey,
Oh, your head is bad ...
But everyone remembered a terrible time,
When the horizon was smoking
Valyusha was quieter than a twig,
But I waited for my agenda
And with a train a nurse
She went to the front.
Young, with a scythe blond,
She was under Staraya Russa,
When the shrapnel hit
She managed to whisper: "My God ..."
But there was a surgeon kinder than god,
Cut off only the white legs,
And Valentin, Valya, Valya
So they sent me home.
She wanted to hang herself a hundred times
On the midnight hook of the month
Just about, but behind the wall they were bawling,
But the roosters rescued
Oh, what's Valechka's pranks,
Do not dare only to her - out of pity,
After all, even the village women
All her sins were forgiven.
Our stole Vali Gromova
Men's belt on a chrome skirt,
You can take Valya by the hand,
But don't touch her soul
She doesn't hide from people,
Let her laugh at her as she cries
Let behind the window curtain
Its fire trembles in the night ...
У записи 9 лайков,
1 репостов,
297 просмотров.
1 репостов,
297 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Андрей Ноябрь
