ОПЯТЬ ПРО СЫНА, КНИГИ И ПРО СЕБЯ... (написано - Запись на стене пользователя Андрей Ноябрь в Вконтакте. Комментарии и лайки к записи.

Андрей Ноябрь Григорьев

ОПЯТЬ ПРО СЫНА, КНИГИ И ПРО СЕБЯ...
(написано это дней пять назад: и "Мио, мой Мио" прочитан уже, и даже новая книга начата).

Завершили чтение "Большого доброго великана". Весёлый Роальд Даль. Писатель, который не боится отпускать фантазию, как воздушного змея - на волю ветра. Мне кажется, это тот случай сказочника, который не ограничивает себя ничем, так что и сам не знает порой, где окажется. Особенно остро это ощущалось в его первом произведении для детей про персика-великана.
На днях начали читать "Мио, мой Мио". Там - другое. Нежность и лирика. Астрид Линдгрен затрагивает очень больные темы (как и Крапивин в некоторых произведениях). Например, тему ребёнка и отца.
В "Мио, мой Мио" звучит щемящая нота мальчика, чьё детство прошло без родителей - в приёмной семье, вынужденной взять себе ребёнка. От этого - неприязнь, ссоры, гнев и прочее. Мио (в реальной жизни его называли Буссе) ненавидел своих дядю и тётю, у которых жил. И мечтал об отце. Которого и обрёл в волшебной стране, куда попал, после того, как однажды в парке откупорил обычную пивную бутылку - чтобы выпустить на свободу джина.
Лёшка сразу отреагировал:
- Ну, ещё Аладдина приплели!
Я улыбнулся и напомнил сыну про сказку братьев Гримм - "Чёртик из бутылки". Лёшка кивнул.
Может быть, вернёмся когда- нибудь к братьям Гримм. В их сказках тоже буйствует фантазия - иногда очень уж кровавая. Но мне нравится. И Лёшке. Жду подброшенные вверх брови от изумления: "Как так, Андрей? Есть же светлое..."
Правильно: есть светлая и темная стороны. И надо побывать на обоих. Хотя можно летать и между, как это делали господин Лильонкваст и мальчик из сказки Астрид Линдгрен - "В стране между Светом и Тьмой". Фразу - "это не имеет никакого значения в стране между Светом и Тьмой" - мы с Лёшкой не забываем никогда.
У нас много таких фраз. Вот ещё одна: "Вверх, вверх и прочь! " Девиз девушки и внука из замечательного, доброго, наполненного юмором (и "черным", в том числе) произведения Дэвида Уильямса - "Большой побег дедушки". Мы часто её повторяем - жонглируем фразой. Иногда это происходит неожиданно, но всегда к месту. Для нас. В такие моменты мы будто сцепляемся друг с другом, как вагончики, и катимся. Хотя иногда мне приходится катиться одному - опускаться в лифте на первой этаж. Потому что порой именно этими словами мы прощаемся.
Я стою в лифте - в его распахнутой пасти, и тут Лёшка бросает мне:
- Вверх вверх....
А я, под закрываюшуюся дверь лифта - кричу ему в ответ:
- ... и прочь!
И успеваю увидеть смеющееся лицо сына. Это мне и надо. После такого спокойно на душе. И я начинаю опускаться. Держа перед глазами картинку с радостным Лёшкой. Я много, о чем успеваю подумать, пока лифт несет меня с десятого этажа на первый.
Но вернемся к "Мио, мой Мио".
На днях я почувствовал, как всё возвращается - как вновь начинается то, что я так люблю и ради чего, собственно, читаю сказки сыну.
В одной из глав повести шло описание того, как герои шли через лес. Вот оно:
"Юм-Юм и я крепко держались за руки - мы чувствовали себя маленькими заблудившимися детьми. А лес был такой дремучий."
Читая, я подумал о том, как же всё это напоминает сказку братьев Гримм "Ганс и Гретель ". Подивился, но вслух не сказал.
А Лёшка сказал:
- Напоминает мне пряничный домик!
Если это не волшебство, тогда я не знаю, что это такое. Тогда это совпадение. Наших мышлений, наших ассоциаций.
Хотя я всё-таки считаю, что это волшебство. Волшебство книги, раз она способна рождать в душе взрослого и ребенка одинаковые мысли.
Вот ради таких мгновений - я и читаю Лёшке, ради такого взаимного проявления чутья, необъяснимого, или, наоборот, лежащего на поверхности - чутья, похожего на ряску старого пруда. Его всколыхнуло что-то: птица, или камешек упал - и пруд закачался.
Во время одной из наших скайп-встреч Лёшка читал свои произведения. Ими он разбавлял "Мио, мой Мио" - в моём прочтении. Самое ранее сочинение датировалось 2018 годом.
Я очень хорошо помню его. Как и лето, когда все это происходило - о чем сын поведал в своем "Летнем дневнике". Там попадаются нежные, наивные места.
Например, "...а потом мы увидели туннель и его край со светом, а свет был червяком и он был с фонариком..." Меня всегда умиляло и удивляло это место с червяком.
Вот и Лёшка - читал и сам удивлялся, критиковал себя, сочинившего такое.
Почти два года прошло с момента написания. Изменился взгляд ребёнка. И отсутствие логических связей как никогда бросалось сыну в глаза, когда он читал вслух. А там, в Лёшкиной сказке все происходило, как во сне: сапсан появлялся из ниоткуда, герои падали на него и не разбивались, шли дальше, все как-будто было под рукой. Все вырастало и появлялось из ниоткуда.
- Ну, не может быть все так просто! - почти возмущался сын.
А я смотрел на него и шептал мысленно: "Как же ты вырос, Лёшка, как изменился после того чудесного, неповторимого лета 2018 года!"
Оно и вправду было волшебным. Волшебное лето. Почему-то у Туве Янсон оно опасное. Вот и сказка её называется - "Опасное лето". Зато зима у Туве Янсон - волшебная. Другая её сказка носит название - "Волшебная зима".
Лёшка на дух не переносит муми- троллей. Иногда эта его "нелюбовь" больше похожа на игру. И я принимаю ее правила.
Наверное, я хочу, чтобы Лёшка сочинял. Хотя в нем больше от актёра, чем от писателя.
Когда он был у меня, я решил удивить сына и полез на антресоли за большим чемоданом с моими рукописями. Мне хотелось показать ему журналы, которые я "выпускал", вдохновившись какой-то историй из детства великого человека. Сейчас, почему -то мне представляется кто-то вроде Николая Второго. Хотя изданием журналов в детстве мог заниматься и Лев Толстой. Эх, память, память. Как ты меня подводишь порой.
Чемодан оказался тяжелым. Я еле-еле стащил его вниз. Никакую пыль я конечно не вытер. Лёшка склонился рядом. Мы оба застыли в нетерпении. Каждый в своём. Думаю, в голове у Лёшки много чего носилось - в тот момент, когда папин чемодан лежал перед ним, а моя рука скользила по нему - молния опоясывала весь чемодан, и местами застревала.
Я знал, что увижу внутри. Лёшка нет.
Журналы отыскались быстро. Я даже помнил название одного из них. "Чукча". Как и положено журналам - на них значились номера.
Основной моей задачей было - вдохновить. Заразить сына тем же.
Когда я бросил взгляд на год здания, я остолбенел. 1987-й. Мне было девять лет тогда. Как Лёшке сейчас.
Я не удержался и прочитывал вслух то, что считал интересным.
Мне стало чуточку не по себе, когда Лёшка произнёс:
- Я так не смогу, папа.
- Сможешь - главное, начать.
Думаю, я правильно сказал. Я ведь не понимал, что делаю и зачем - тогда, когда мне было 9 лет.
Кстати, одним из вопросов сына было "зачем":
- Зачем ты, папа, это делал?
Ох, уж этот ненавистный вопрос. Хочется выкинуть его, как пакет с мусором на помойку. Ничего плохого, наверное нет в этом "зачем", но у меня появилось стойкое отвращение к нему после пяти лет обучения в театральном. Там постоянно тыкали им и другими подобными вопросами. Так поступают режиссеры. И актёры. Всё и вся поверяя алгеброй. А у меня не так.
Я с детства шёл своей дорогой - непредсказуемого, непонятного мне чего-то, но желанного именно по этой причине. Кажется, это называется езда в неизвестное.
На втором курсе мы делали такое упражнение: каждый партнер шёл к другому. На середине класса они останавливались, и надо было начать взаимодействие. Любое.
Помню, я поднял воображаемый листик. Начал рассматривать его. А партнер стоял рядом и не понимал, что я делаю. А я, видимо, очень увлёкся листиком. Наверное, даже, что-то говорил партнеру - о листике и говорил.
- Так нельзя! - вскричал педагог. - Это уже сумасшествие какое-то. Нужна реальная ситуация. Действие. Встреча двух людей. А ты? Ты ведёшь себя.... как поэт.
Да, именно так выразился педагог. Так и было.
И это мешало мне долгое время. На сцене надо каждый шаг оправдывать. А я не умел и не хотел. Ведь в литературе я привык идти путём неизвестного. Я никогда не знал, к чему приду. И главное, зачем я иду.
Это никакая не аксиома. Это я такой. Конечно, много воды с тех пор утекло. Я научился составлять какие-то подобия планов - если речь шла о больших произведениях в прозе. Но все равно, все равно я счастлив бываю только тогда, когда не понимаю, куда несёт меня вдохновение.
Поэтому Лёшкин вопрос "зачем" поставил в тупик.
Захотелось, вот и все.
И сейчас, спустя 31 год, мне было радостно перебирать тетрадные листы в клеточку, где кроссворды, стихи, рассказы соседствовали между собой, как и положено в журналах. Просто ребенку хотелось самому сделать что-то подобное, поиграть в это.
Вот он ответ. Игра. В ней всё дело.
И ужасно жаль того, что пропало.
Например, пачка малюсеньких книг, размером с пластиковую карту. Я их специально делал такими. Хотя на фоне пластмассовых игрушек они всё равно выглядели гигантскими. Одного роста с ними.
Это были книги. А читали их собачка по имени Кузьма и его друг, медвежонок. И мама соседского мальчика, с которым мы дружили и играли - почему-то выбросила их. Зачем?
Вот, где уместно задать этот вопрос.
Сейчас я бы с диким удовольствием почитал их. Сами понимаете, заполнять такие малюсенькие книжицы надо было очень мелким почерком...
Меня много, что вдохновляло. Я не именно про эти книги-крохотульки. Я про всё моё детство. Например, повесть Льва Кассиля -
"Кондуит и Швамбрания". Она тормошила воображение. Я хотел подражать главному герою, который придумал страны и рисовал к ним карты.
...И когда мы сидели с сыном, склонившись над старым чемоданом, как над бездной - я чувствовал, что всё оживает во мне, просыпается вновь, и воспоминания, как бусинки, нанизываются на нитку времени.
"Журналы" выглядели как новенькие. Будто недавно созданные. Пыль не коснулась их. Разве это не волшебно?
Когда я закрывал чемодан, я был благодарен ему. Вся пыль лежала на нём. На полу. Она кружилась в воздухе. Свет падал из кухни.
Мы вдвоём с сыном.
Что может быть прекраснее этого?

AGAIN ABOUT THE SON, BOOKS AND ABOUT YOURSELF ...
(It was written about five days ago: and "Mio, my Mio" has already been read, and even a new book has been started).

We finished reading "The Big Good Giant". Jolly Roald Dahl. A writer who is not afraid to let his fantasy go like a kite to the will of the wind. It seems to me that this is the case of a storyteller who does not limit himself to anything, so that he himself sometimes does not know where he will be. This was especially acute in his first work for children about the giant peach.
The other day we started reading "Mio, my Mio". There is something else. Tenderness and lyrics. Astrid Lindgren touches on very sensitive topics (like Krapivin in some works). For example, the theme of a child and a father.
In "Mio, my Mio" there is a nagging note of a boy whose childhood passed without parents - in a foster family, forced to take a child. From this - dislike, quarrels, anger and so on. Mio (in real life he was called Busse) hated his uncle and aunt with whom he lived. And dreamed of a father. Which he found in a magical land, where he got, after one day in the park he uncorked an ordinary beer bottle - to release the gin.
Lyoshka reacted immediately:
- Well, they also dragged Aladdin!
I smiled and reminded my son about the Brothers Grimm fairy tale - "Devil from a Bottle". Lyoshka nodded.
Maybe we will return someday to the Brothers Grimm. In their fairy tales, fantasy also rages - sometimes very bloody. But I like. And Lyoshka. I am waiting for the raised eyebrows in amazement: "How so, Andrei? There is a light ..."
That's right: there is a light side and a dark side. And you must visit both. Although you can fly between, as did Mr. Lillonquast and the boy from Astrid Lindgren's fairy tale - "In the country between Light and Dark". The phrase - "it has no meaning in the country between Light and Darkness" - Lyosha and I never forget.
We have many such phrases. Here's another one: "Up, up and away!" The motto of the girl and grandson from the wonderful, kind, humorous (and "black", including) work by David Williams - "Grandpa's Great Escape." We often repeat it - we juggle with a phrase. Sometimes it happens unexpectedly, but always out of place. For us. At such moments, we seem to grapple with each other, like wagons, and roll. Although sometimes I have to roll alone - go down in the elevator to the first floor. Because sometimes it is with these words that we say goodbye.
I'm standing in the elevator - in its open mouth, and here Lyoshka throws me:
- Up up ...
And I, under the closing elevator door, shouted back to him:
- ... and away!
And I manage to see the laughing face of my son. This is what I need. After such a calm heart. And I'm starting to sink. Holding in front of my eyes a picture with a joyful Lyosha. I have a lot to think about as the elevator carries me from the tenth floor to the first.
But back to "Mio, my Mio".
The other day I felt how everything is returning - how something that I love so much begins again and for which, in fact, I read fairy tales to my son.
In one of the chapters of the story, there was a description of how the heroes walked through the forest. Here it is:
"Yum Yum and I were holding hands tightly - we felt like little lost children. And the forest was so dense."
Reading, I thought about how it all reminds of the Brothers Grimm fairy tale "Hans and Gretel". He was surprised, but did not say it out loud.
And Lyoshka said:
- Reminds me of a gingerbread house!
If it's not magic, then I don't know what it is. Then it's a coincidence. Our thoughts, our associations.
Although I still think it's magic. The magic of the book, since it is capable of giving birth to the same thoughts in the soul of an adult and a child.
It is for the sake of such moments - I am reading to Leshke, for the sake of such a mutual manifestation of intuition, inexplicable, or, conversely, lying on the surface - a feeling similar to the duckweed of an old pond. Something stirred him: a bird, or a pebble fell - and the pond swayed.
During one of our Skype meetings, Lyosha read his works. He diluted them with "Mio, my Mio" - in my reading. The earliest essay was dated 2018.
I remember him very well. Like summer, when all this happened - what the son told about in his "Summer Diary". There are gentle, naive places.
For example, "... and then we saw the tunnel and its edge with light, and the light was a worm and it was with a flashlight ..." I was always touched and surprised by this place with a worm.
Here is Lyoshka - he read and was surprised himself, criticized himself for having composed this.
Almost two years have passed since it was written. The look of the child has changed. And the lack of logical connections struck his son as never before when he read aloud. And there, in Lyoshka's fairy tale, everything happened as in a dream: a peregrine falcon appeared out of nowhere, the heroes fell on him and did not break, walked on, everything seemed to be at hand. Everything grew and appeared out of nowhere.
- Well, it can't be that simple! - the son was almost indignant.
And I looked at him and whispered in my mind: "How have you grown, Lyosha, how you have changed after that wonderful, unique summer of 2018!"
It really was magical. A magical summer. For some reason, Tove Janson has it dangerous. So her fairy tale is called "Dangerous Summer". But Tove Janson's winter is