http://www.facebook.com/irina.mlodik?fref=ts
Слезы Бонифация или
И на камнях растут деревья
(по итогам многолетнего регулярного интенсива
по работе с детской травмой)
С благодарностью ко всем «детям Бонифация»
и моим коллегам, участвовавшим в этом проекте:
Ольге Савиной, Елене Бочкаревой, Вячеславу Будилину,
Александру Петрову, Светлане Прокопюк
Я была там. Те, кто там был, думаю, тоже этого не забудут. Хотя бы потому, что встреча с детской болью незабываема. И не только потому, что она боль, но во многом потому, что она детская.
Знаете, что самое тяжелое? Наверное, по прежнему выносить осознавание меры детской беспомощности и зависимости от взрослого мира, а также сей неразрешимый парадокс: когда любят так, что почти убивают своей любовью. Когда так трудно сказать: ну что вы творите, дорогие взрослые, с беспредельной детской верой в вашу правоту и любовь?
Ведь когда ты ребенок, ты веришь им всей душой, считаешь, да что - считаешь, убежден, что делают они все правильно и ими руководит исключительно любовь к нам, детям и желание о нас позаботиться.
Они всегда правы, кому верить, как не им. Ведь если им не верить, тогда совсем один, беззащитен и противопоставлен остальному миру. И если они не будут за меня, тогда кто же? И потому так важно их идеализировать, опираться на эти взрослые руки, которые из-за ерунды могут, впрочем, внезапно ударить тебя по лицу. И тогда они правы. Значит я – плохой, значит – заслужил. Еще ведь и объяснят подробно, чем именно. Ну и на кого еще пенять? На себя, конечно. Вопрос виновности не обсуждается.
Это как если кто-то сажает дерево, а потом перестает поливать, ухаживать, спасать от ветров, вредителей, короедов всяких, периодически начинает ходить тяжелыми сапогами по саженцу, потому что тот мешается под ногами, и ...дерево почему-то чахнет, а то и погибает к немалому расстройству владельца. И кто виноват, кто за это отвечает? Конечно, само дерево. Могло бы как-то приспособиться. Ведь и на камнях растут деревья. Почти без почвы, открытые всем ветрам, своими сильными корнями разбивающие камни, чтобы достать хоть немного влаги. Растут, что уж говорить.
Многие из них, что приезжали на проект, вполне похожи на эти деревья, что умудряются расти на камнях. Отработали в себе способность выстаивать и выдерживать, разбивать камни, обходиться малым. Давать при этом еще приют в своей кроне птицам и насекомым.
Хотели выжить, вот и выжили. С тех пор выживать – отработанный навык. Вот только жить не умеют. Просто жить. Без тотального контроля, тревоги, умения считывать собеседника и улавливать малейшие оттенки его настроений, подстраиваясь, бесконечно подстраиваясь под это нескончаемое разнообразие чужих потребностей, без ощущения враждебности мира, невыносимости перемен и страха перед любой близостью. Именно у них за удовольствие будет расплата, зашкал тревоги именно тогда, когда все хорошо, именно у них служение и всепоглощающий, но часто неявный внутренний конфликт, к которому они так привыкли, даже не замечают.
Ну да, трудно растить детей. Сама это хорошо понимаю. Но хотя бы признавались бы - да, трудно. Самое ужасное, когда не признаются. Когда рожают потому, что пришло время родить. Когда не только не захотела стать матерью, но даже когда уже стала, не захотела хоть чуть-чуть учиться этому. Ведь никто не умеет, пока не появится первый малыш, сколько бы книг ни прочли, на какие бы курсы ни сходили. Каждый когда-то делает это в первый раз. И всегда ошибается, пробует, делает снова. Те, кто догадывается, что трудно быть родителем и учатся, просят о помощи, те – не создают хотя бы этой чудовищной мути, в которой не разобраться, кто же и с чем не справляется. Они признают и присваивают свои ошибки и ограничения, не сваливая все на ребенка, который у иных родителей разочаровывает их уже тем, что не становится очевидным для всех плодом их безупречного воспитания.
Поверите, нет, вот такие несомневающиеся в себе родители или бабушки-дедушки (многие из них педагоги советской закалки) – признак осложненного анамнеза. Когда их правота и уверенность в собственной непогрешимости им важнее, чем сами дети. У них любой проступок больше чем ребенок, разодранные штаны важнее его чувств, «двойка» - повод для наказания, неповиновение – причина для унижения. У них, всегда во всем правых, в ценностях – воспитание, процесс переделки живого, а не сам «субъект», сам ребенок, его жизнь, сейчас, в его настоящем.
В дар от такого детства выросшие дети получают способность функционировать, делать, что говорят, что требуется, что нужно. Они получают нежизнь, которую трудно заметить и назвать, пока не начнется депрессия, или болезни после тридцати не посыпятся одна за одной, или не начнет накрывать такая пустота внутри, такая бессмысленность существования, что захочешь причинить себе любую боль, лишь бы ощутить, что хотя бы немного жив.
Да, согласна, детство – это не рай. Это всего лишь период, процесс, задача, если хотите. И как его ни обустраивай, все равно будут и травмы, и сложности, и необходимость все это решать, расти, преодолевать. Но когда ресурсов, чтобы выжить, совсем мало, а проблем и травм слишком много, то можно и не выжить, не пережить возрастные кризисы, уйти. Я-то понимаю, что ко мне доходят те, у кого хватило сил, кто на камнях, но вырос. Те, у кого их не хватило, не доходят. Те спиваются, болеют, депрессуют, разбиваются на машинах, гибнут в странных историях, живут, как получается, своим детям передавая свои покалеченные модели.
Что поражает? Количество и интенсивность детской боли. Они так давно носят ее в себе. У многих к ней давно нет никакого доступа, все заморожено, забетонировано, спрятано с глаз долой. Хорошо с работой, трудно с отношениями. Отлично с нагрузкой, сложно с успехом. Горы претензий, мало удовлетворенности. Каждое новое достижение лишь глубже прячет чудовищную беспомощность и самооценку, отчаянно не желающую расти.
Им страшно, почти всегда. Страшно быть отвергнутым, покинутым, не справиться, лишиться места в своей семье, страшно быть используемым, униженным, высмеянным. Им стыдно так часто, что это невозможно уже пускать самого себя в эти ощущения. Ведь им когда-то доходчиво объяснили, что они порочны и им требуется постоянное исправление. Они виноваты во всем: что не спасли маму, не удержали отца, не вырастили достойными брата или сестру, расстраивали, мешали, разочаровывали, досаждали, просто были живыми, тем самым принуждая как-то реагировать. Они зависели, нуждались, не могли, капризничали, не справлялись, не понимали, не способны были научиться чему-то сразу, с первого раза. И они пытались хоть что-то изменить, хотя как-то дать понять, что им плохо, что хотят быть замеченными, услышанными, понятыми.
Ну не так ведь это и много, если вдуматься. Дети, если чего и хотят, то немногого. Каждый из вас способен это дать, если хоть немного разобраться в себе, хоть немного захотеть помочь самому себе стать достаточно хорошим родителем.
Травмированный ребенок – это часто тот, который должен выносить, контейнировать, переваривать и куда-то встраивать взрослые последовательные или одновременные: умиление, немыслимые ожидания, непоследовательные реакции, вседозволенность и всевластность, насилие, покидание, критику, осужедние, понукание, стыжение, использование и при этом настойчивые родительские требования в обратном спасении, уважении, преданности и любви.
Невозможно вернуть то, что тебе не дали. Вернется только то, что когда-то было вложено. И бог мой, сколько же вины и стыда у этих бедных выросших детей, когда они осознают, что хотели бы, так должно, и даже очень хочется вернуть своим родителям любовь и уважение. А они не могут. Не чем. И тогда они так несправедливо и так нездорово винят в этом себя, вместо того, чтобы хотя бы на старости лет дать шанс своим родителям повзрослеть и взять эту ответственность за невозвращенную любовь.
Понять своих детей часто возможно только через то, что осознаешь, вспомнишь, примешь последствия собственного детства. Через то, что появится или восстановится связь со своим внутренним ребенком, тем, кто помнит или просто понимает о том, что нужно каждому ребенку, ибо сам такой. С ним легче, с ним возможнее. Именно он, узнанный, защищаемый и утешаемый вами, будет помогать вам замечать своих детей. И тогда не память о вашей детской травме будет стоять между вами и вашими детьми, не ваше отчаянное желание не повторять того, что делали с вами в вашем детстве, а ваши дети, которые живут сейчас, нуждаются в чем-то и зависят от вас. Доверчиво и пока без сомнений вкладывают в вашу широкую ладонь свою маленькую ладошку в надежде, что именно вы будете тем, кто откроет им мир и поможет в нем вырасти, оставаясь рядом, и отпуская, когда приходит срок.
Напоследок история, от которой до сих пор не могу освободиться. Хочу чтобы и вы знали. Она реальна. Что-то навсегда меняется внутри от того, что просто ее услышала. И у вас поменяется тоже.
Она родилась третьей. Уже взрослые брат и сестра. У них скоро у самих уже появятся дети, и о ней совсем почти забудут родители, переключатся на внуков. Но пока она маленькая и не любит вставать в садик, особенно в полярную ночь. Рано, темно, холодно. Мама, чтобы помочь ей подняться, часто придумывает такую историю.
- Ну что же ты лежишь, ленишься. Вон смотри, за окном зайчик к тебе уже прибежал. Ну-ка вставай быстрее, здоровайся с зайчиком.
Она подскакивает с кровати и бежит к окну. Кто ж захочет зайчика пропустить. Ведь он приходит именно к ней! Но пока добегает, и пытается за темным окошком разглядеть зайчика, мама укоризненно смеется:
- Ну что же ты, вот видишь, пока ленилась, зайка и убежал, на подоконнике только следочки и оставил. А ведь так ждал тебя, так ждал, а ты все ленилась, не могла из кровати подняться.
Ей грустно так. Как же так, она зайчика подвела, да еще и до окна не достает, следочки на подоконнике бы разглядеть, но... не получается.
Наверное из-за той истории, когда она подрастала, зайцы – были ее любимыми игрушками. Ведь когда-то у нее был настоящий
Слезы Бонифация или
И на камнях растут деревья
(по итогам многолетнего регулярного интенсива
по работе с детской травмой)
С благодарностью ко всем «детям Бонифация»
и моим коллегам, участвовавшим в этом проекте:
Ольге Савиной, Елене Бочкаревой, Вячеславу Будилину,
Александру Петрову, Светлане Прокопюк
Я была там. Те, кто там был, думаю, тоже этого не забудут. Хотя бы потому, что встреча с детской болью незабываема. И не только потому, что она боль, но во многом потому, что она детская.
Знаете, что самое тяжелое? Наверное, по прежнему выносить осознавание меры детской беспомощности и зависимости от взрослого мира, а также сей неразрешимый парадокс: когда любят так, что почти убивают своей любовью. Когда так трудно сказать: ну что вы творите, дорогие взрослые, с беспредельной детской верой в вашу правоту и любовь?
Ведь когда ты ребенок, ты веришь им всей душой, считаешь, да что - считаешь, убежден, что делают они все правильно и ими руководит исключительно любовь к нам, детям и желание о нас позаботиться.
Они всегда правы, кому верить, как не им. Ведь если им не верить, тогда совсем один, беззащитен и противопоставлен остальному миру. И если они не будут за меня, тогда кто же? И потому так важно их идеализировать, опираться на эти взрослые руки, которые из-за ерунды могут, впрочем, внезапно ударить тебя по лицу. И тогда они правы. Значит я – плохой, значит – заслужил. Еще ведь и объяснят подробно, чем именно. Ну и на кого еще пенять? На себя, конечно. Вопрос виновности не обсуждается.
Это как если кто-то сажает дерево, а потом перестает поливать, ухаживать, спасать от ветров, вредителей, короедов всяких, периодически начинает ходить тяжелыми сапогами по саженцу, потому что тот мешается под ногами, и ...дерево почему-то чахнет, а то и погибает к немалому расстройству владельца. И кто виноват, кто за это отвечает? Конечно, само дерево. Могло бы как-то приспособиться. Ведь и на камнях растут деревья. Почти без почвы, открытые всем ветрам, своими сильными корнями разбивающие камни, чтобы достать хоть немного влаги. Растут, что уж говорить.
Многие из них, что приезжали на проект, вполне похожи на эти деревья, что умудряются расти на камнях. Отработали в себе способность выстаивать и выдерживать, разбивать камни, обходиться малым. Давать при этом еще приют в своей кроне птицам и насекомым.
Хотели выжить, вот и выжили. С тех пор выживать – отработанный навык. Вот только жить не умеют. Просто жить. Без тотального контроля, тревоги, умения считывать собеседника и улавливать малейшие оттенки его настроений, подстраиваясь, бесконечно подстраиваясь под это нескончаемое разнообразие чужих потребностей, без ощущения враждебности мира, невыносимости перемен и страха перед любой близостью. Именно у них за удовольствие будет расплата, зашкал тревоги именно тогда, когда все хорошо, именно у них служение и всепоглощающий, но часто неявный внутренний конфликт, к которому они так привыкли, даже не замечают.
Ну да, трудно растить детей. Сама это хорошо понимаю. Но хотя бы признавались бы - да, трудно. Самое ужасное, когда не признаются. Когда рожают потому, что пришло время родить. Когда не только не захотела стать матерью, но даже когда уже стала, не захотела хоть чуть-чуть учиться этому. Ведь никто не умеет, пока не появится первый малыш, сколько бы книг ни прочли, на какие бы курсы ни сходили. Каждый когда-то делает это в первый раз. И всегда ошибается, пробует, делает снова. Те, кто догадывается, что трудно быть родителем и учатся, просят о помощи, те – не создают хотя бы этой чудовищной мути, в которой не разобраться, кто же и с чем не справляется. Они признают и присваивают свои ошибки и ограничения, не сваливая все на ребенка, который у иных родителей разочаровывает их уже тем, что не становится очевидным для всех плодом их безупречного воспитания.
Поверите, нет, вот такие несомневающиеся в себе родители или бабушки-дедушки (многие из них педагоги советской закалки) – признак осложненного анамнеза. Когда их правота и уверенность в собственной непогрешимости им важнее, чем сами дети. У них любой проступок больше чем ребенок, разодранные штаны важнее его чувств, «двойка» - повод для наказания, неповиновение – причина для унижения. У них, всегда во всем правых, в ценностях – воспитание, процесс переделки живого, а не сам «субъект», сам ребенок, его жизнь, сейчас, в его настоящем.
В дар от такого детства выросшие дети получают способность функционировать, делать, что говорят, что требуется, что нужно. Они получают нежизнь, которую трудно заметить и назвать, пока не начнется депрессия, или болезни после тридцати не посыпятся одна за одной, или не начнет накрывать такая пустота внутри, такая бессмысленность существования, что захочешь причинить себе любую боль, лишь бы ощутить, что хотя бы немного жив.
Да, согласна, детство – это не рай. Это всего лишь период, процесс, задача, если хотите. И как его ни обустраивай, все равно будут и травмы, и сложности, и необходимость все это решать, расти, преодолевать. Но когда ресурсов, чтобы выжить, совсем мало, а проблем и травм слишком много, то можно и не выжить, не пережить возрастные кризисы, уйти. Я-то понимаю, что ко мне доходят те, у кого хватило сил, кто на камнях, но вырос. Те, у кого их не хватило, не доходят. Те спиваются, болеют, депрессуют, разбиваются на машинах, гибнут в странных историях, живут, как получается, своим детям передавая свои покалеченные модели.
Что поражает? Количество и интенсивность детской боли. Они так давно носят ее в себе. У многих к ней давно нет никакого доступа, все заморожено, забетонировано, спрятано с глаз долой. Хорошо с работой, трудно с отношениями. Отлично с нагрузкой, сложно с успехом. Горы претензий, мало удовлетворенности. Каждое новое достижение лишь глубже прячет чудовищную беспомощность и самооценку, отчаянно не желающую расти.
Им страшно, почти всегда. Страшно быть отвергнутым, покинутым, не справиться, лишиться места в своей семье, страшно быть используемым, униженным, высмеянным. Им стыдно так часто, что это невозможно уже пускать самого себя в эти ощущения. Ведь им когда-то доходчиво объяснили, что они порочны и им требуется постоянное исправление. Они виноваты во всем: что не спасли маму, не удержали отца, не вырастили достойными брата или сестру, расстраивали, мешали, разочаровывали, досаждали, просто были живыми, тем самым принуждая как-то реагировать. Они зависели, нуждались, не могли, капризничали, не справлялись, не понимали, не способны были научиться чему-то сразу, с первого раза. И они пытались хоть что-то изменить, хотя как-то дать понять, что им плохо, что хотят быть замеченными, услышанными, понятыми.
Ну не так ведь это и много, если вдуматься. Дети, если чего и хотят, то немногого. Каждый из вас способен это дать, если хоть немного разобраться в себе, хоть немного захотеть помочь самому себе стать достаточно хорошим родителем.
Травмированный ребенок – это часто тот, который должен выносить, контейнировать, переваривать и куда-то встраивать взрослые последовательные или одновременные: умиление, немыслимые ожидания, непоследовательные реакции, вседозволенность и всевластность, насилие, покидание, критику, осужедние, понукание, стыжение, использование и при этом настойчивые родительские требования в обратном спасении, уважении, преданности и любви.
Невозможно вернуть то, что тебе не дали. Вернется только то, что когда-то было вложено. И бог мой, сколько же вины и стыда у этих бедных выросших детей, когда они осознают, что хотели бы, так должно, и даже очень хочется вернуть своим родителям любовь и уважение. А они не могут. Не чем. И тогда они так несправедливо и так нездорово винят в этом себя, вместо того, чтобы хотя бы на старости лет дать шанс своим родителям повзрослеть и взять эту ответственность за невозвращенную любовь.
Понять своих детей часто возможно только через то, что осознаешь, вспомнишь, примешь последствия собственного детства. Через то, что появится или восстановится связь со своим внутренним ребенком, тем, кто помнит или просто понимает о том, что нужно каждому ребенку, ибо сам такой. С ним легче, с ним возможнее. Именно он, узнанный, защищаемый и утешаемый вами, будет помогать вам замечать своих детей. И тогда не память о вашей детской травме будет стоять между вами и вашими детьми, не ваше отчаянное желание не повторять того, что делали с вами в вашем детстве, а ваши дети, которые живут сейчас, нуждаются в чем-то и зависят от вас. Доверчиво и пока без сомнений вкладывают в вашу широкую ладонь свою маленькую ладошку в надежде, что именно вы будете тем, кто откроет им мир и поможет в нем вырасти, оставаясь рядом, и отпуская, когда приходит срок.
Напоследок история, от которой до сих пор не могу освободиться. Хочу чтобы и вы знали. Она реальна. Что-то навсегда меняется внутри от того, что просто ее услышала. И у вас поменяется тоже.
Она родилась третьей. Уже взрослые брат и сестра. У них скоро у самих уже появятся дети, и о ней совсем почти забудут родители, переключатся на внуков. Но пока она маленькая и не любит вставать в садик, особенно в полярную ночь. Рано, темно, холодно. Мама, чтобы помочь ей подняться, часто придумывает такую историю.
- Ну что же ты лежишь, ленишься. Вон смотри, за окном зайчик к тебе уже прибежал. Ну-ка вставай быстрее, здоровайся с зайчиком.
Она подскакивает с кровати и бежит к окну. Кто ж захочет зайчика пропустить. Ведь он приходит именно к ней! Но пока добегает, и пытается за темным окошком разглядеть зайчика, мама укоризненно смеется:
- Ну что же ты, вот видишь, пока ленилась, зайка и убежал, на подоконнике только следочки и оставил. А ведь так ждал тебя, так ждал, а ты все ленилась, не могла из кровати подняться.
Ей грустно так. Как же так, она зайчика подвела, да еще и до окна не достает, следочки на подоконнике бы разглядеть, но... не получается.
Наверное из-за той истории, когда она подрастала, зайцы – были ее любимыми игрушками. Ведь когда-то у нее был настоящий
http://www.facebook.com/irina.mlodik?fref=ts
Tears of Boniface or
And trees grow on the stones
(based on the results of many years of regular intensive
on work with childhood trauma)
With gratitude to all "children of Boniface"
and to my colleagues who participated in this project:
Olga Savina, Elena Bochkareva, Vyacheslav Budilin,
Alexander Petrov, Svetlana Prokopyuk
I was there. Those who were there, I think, will not forget it either. If only because the encounter with childhood pain is unforgettable. And not only because it is pain, but largely because it is childish.
Do you know what's the hardest part? Probably, to continue to endure the awareness of the measure of childish helplessness and dependence on the adult world, as well as this insoluble paradox: when they love so much that they almost kill with their love. When it is so difficult to say: what are you doing, dear adults, with an infinite childlike faith in your righteousness and love?
After all, when you are a child, you believe them with all your soul, you think, yes, you think, convinced that they are doing everything right and they are guided exclusively by love for us, children and the desire to take care of us.
They are always right, whom to believe, if not them. After all, if you do not believe them, then completely alone, defenseless and opposed to the rest of the world. And if they will not be for me, then who will? And that is why it is so important to idealize them, to rely on these adult hands, which, due to nonsense, can, however, suddenly hit you in the face. And then they are right. So I am bad, so I deserve it. They will also explain in detail what exactly. Well, who else to blame? On myself, of course. The question of guilt is not discussed.
It's like if someone plants a tree, and then stops watering, caring for, saving from winds, pests, all kinds of bark beetles, periodically starts to walk with heavy boots on the seedling, because it gets in the way, and ... the tree for some reason withers, or even dies, much to the owner's frustration. And who is to blame, who is responsible for this? Of course, the tree itself. Could somehow adapt. After all, trees grow on the stones. Almost without soil, open to all winds, breaking stones with their strong roots in order to get at least a little moisture. Growing, what can we say.
Many of them that came to the project are quite similar to these trees that manage to grow on stones. We have worked out the ability to withstand and withstand, break stones, manage with little. At the same time, give shelter to birds and insects in their crown.
We wanted to survive, so we survived. Since then, surviving is a practiced skill. They just don't know how to live. Just live. Without total control, anxiety, the ability to read the interlocutor and catch the slightest shades of his mood, adjusting, endlessly adjusting to this endless variety of other people's needs, without feeling the hostility of the world, the intolerance of change and fear of any closeness. It is they who will pay for the pleasure, the anxiety went off the scale precisely when everything is good, it is they who have service and the all-consuming, but often implicit, internal conflict, to which they are so accustomed, do not even notice.
Well, yes, it is difficult to raise children. I understand that myself. But at least they would admit - yes, it's difficult. The worst thing is when they don't admit it. When giving birth because it is time to give birth. When not only did she not want to become a mother, but even when she already did, she didn’t want to learn this at least a little. After all, no one knows how until the first baby appears, no matter how many books they read, no matter what courses they go to. Everyone does it for the first time sometime. And he always makes mistakes, tries, does again. Those who realize that it is difficult to be a parent and study, ask for help, those who do not create at least this monstrous dregs, in which it is impossible to figure out who is unable to cope with what. They acknowledge and appropriate their mistakes and limitations, without blaming everything on the child, who, with other parents, disappoints them by the fact that it does not become obvious to everyone the fruit of their impeccable upbringing.
Believe it or not, such unquestioning parents or grandparents (many of them are Soviet-trained teachers) are a sign of a complicated anamnesis. When their rightness and confidence in their own infallibility are more important to them than the children themselves. They have any offense more than a child, ripped pants are more important than his feelings, a "deuce" is a reason for punishment, disobedience is a reason for humiliation. They are always right in everything, their values are education, the process of remaking living things, and not the "subject" himself, the child himself, his life, now, in his present.
As a gift from such childhood, grown children receive the ability to function, to do what they say, what is required, what is needed. They receive non-life, which is difficult to notice and name, until depression begins, or illnesses after thirty do not fall down one by one, or they begin to cover such a void inside, such a meaninglessness of existence that you want to hurt yourself, just to feel that although would be a little alive.
Yes, I agree, childhood is not heaven. It is just a period, a process, a task, if you like. And no matter how you equip it, there will still be injuries and
Tears of Boniface or
And trees grow on the stones
(based on the results of many years of regular intensive
on work with childhood trauma)
With gratitude to all "children of Boniface"
and to my colleagues who participated in this project:
Olga Savina, Elena Bochkareva, Vyacheslav Budilin,
Alexander Petrov, Svetlana Prokopyuk
I was there. Those who were there, I think, will not forget it either. If only because the encounter with childhood pain is unforgettable. And not only because it is pain, but largely because it is childish.
Do you know what's the hardest part? Probably, to continue to endure the awareness of the measure of childish helplessness and dependence on the adult world, as well as this insoluble paradox: when they love so much that they almost kill with their love. When it is so difficult to say: what are you doing, dear adults, with an infinite childlike faith in your righteousness and love?
After all, when you are a child, you believe them with all your soul, you think, yes, you think, convinced that they are doing everything right and they are guided exclusively by love for us, children and the desire to take care of us.
They are always right, whom to believe, if not them. After all, if you do not believe them, then completely alone, defenseless and opposed to the rest of the world. And if they will not be for me, then who will? And that is why it is so important to idealize them, to rely on these adult hands, which, due to nonsense, can, however, suddenly hit you in the face. And then they are right. So I am bad, so I deserve it. They will also explain in detail what exactly. Well, who else to blame? On myself, of course. The question of guilt is not discussed.
It's like if someone plants a tree, and then stops watering, caring for, saving from winds, pests, all kinds of bark beetles, periodically starts to walk with heavy boots on the seedling, because it gets in the way, and ... the tree for some reason withers, or even dies, much to the owner's frustration. And who is to blame, who is responsible for this? Of course, the tree itself. Could somehow adapt. After all, trees grow on the stones. Almost without soil, open to all winds, breaking stones with their strong roots in order to get at least a little moisture. Growing, what can we say.
Many of them that came to the project are quite similar to these trees that manage to grow on stones. We have worked out the ability to withstand and withstand, break stones, manage with little. At the same time, give shelter to birds and insects in their crown.
We wanted to survive, so we survived. Since then, surviving is a practiced skill. They just don't know how to live. Just live. Without total control, anxiety, the ability to read the interlocutor and catch the slightest shades of his mood, adjusting, endlessly adjusting to this endless variety of other people's needs, without feeling the hostility of the world, the intolerance of change and fear of any closeness. It is they who will pay for the pleasure, the anxiety went off the scale precisely when everything is good, it is they who have service and the all-consuming, but often implicit, internal conflict, to which they are so accustomed, do not even notice.
Well, yes, it is difficult to raise children. I understand that myself. But at least they would admit - yes, it's difficult. The worst thing is when they don't admit it. When giving birth because it is time to give birth. When not only did she not want to become a mother, but even when she already did, she didn’t want to learn this at least a little. After all, no one knows how until the first baby appears, no matter how many books they read, no matter what courses they go to. Everyone does it for the first time sometime. And he always makes mistakes, tries, does again. Those who realize that it is difficult to be a parent and study, ask for help, those who do not create at least this monstrous dregs, in which it is impossible to figure out who is unable to cope with what. They acknowledge and appropriate their mistakes and limitations, without blaming everything on the child, who, with other parents, disappoints them by the fact that it does not become obvious to everyone the fruit of their impeccable upbringing.
Believe it or not, such unquestioning parents or grandparents (many of them are Soviet-trained teachers) are a sign of a complicated anamnesis. When their rightness and confidence in their own infallibility are more important to them than the children themselves. They have any offense more than a child, ripped pants are more important than his feelings, a "deuce" is a reason for punishment, disobedience is a reason for humiliation. They are always right in everything, their values are education, the process of remaking living things, and not the "subject" himself, the child himself, his life, now, in his present.
As a gift from such childhood, grown children receive the ability to function, to do what they say, what is required, what is needed. They receive non-life, which is difficult to notice and name, until depression begins, or illnesses after thirty do not fall down one by one, or they begin to cover such a void inside, such a meaninglessness of existence that you want to hurt yourself, just to feel that although would be a little alive.
Yes, I agree, childhood is not heaven. It is just a period, a process, a task, if you like. And no matter how you equip it, there will still be injuries and
У записи 10 лайков,
4 репостов.
4 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Lazy Cat
