Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят.
Упорен в нас порок, раскаянье - притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.
И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
На мягком ложе зла наш разум усыпляет;
Он волю, золото души, испепеляет,
И, как столбы паров, бросает в пустоту;
Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;
Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет
В вертепе нищенском иной гуляка праздный,
Мы новых сладостей и новой тайны грязной
Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;
У нас в мозгу кишит рой демонов безумный.
Как бесконечный клуб змеящихся червей;
Вдохнет ли воздух грудь - уж Смерть клокочет в ней
Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.
До сей поры кинжал, огонь и горький яд
Еще не вывели багрового узора;
Как по канве, по дням бессилья и позора,
Наш дух растлением до сей поры объят!
Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих
Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей
Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих
Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
Оно поглотит мир одним своим зевком!
То - Скука! - облаком своей houka* одета
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник
Ты знал чудовище утонченное это
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят.
Упорен в нас порок, раскаянье - притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.
И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
На мягком ложе зла наш разум усыпляет;
Он волю, золото души, испепеляет,
И, как столбы паров, бросает в пустоту;
Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;
Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет
В вертепе нищенском иной гуляка праздный,
Мы новых сладостей и новой тайны грязной
Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;
У нас в мозгу кишит рой демонов безумный.
Как бесконечный клуб змеящихся червей;
Вдохнет ли воздух грудь - уж Смерть клокочет в ней
Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.
До сей поры кинжал, огонь и горький яд
Еще не вывели багрового узора;
Как по канве, по дням бессилья и позора,
Наш дух растлением до сей поры объят!
Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих
Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей
Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих
Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
Оно поглотит мир одним своим зевком!
То - Скука! - облаком своей houka* одета
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник
Ты знал чудовище утонченное это
Madness, greed, and greed, and debauchery
And our soul is oppressed, and the body is corroded;
We are delighted with remorse, as torture
Like insects, and sting and sarcastic.
The vice is stubborn in us, repentance is false;
For all the value of yourself to pay back in a hurry,
Again by sin, laughing, the soul slips,
Tears of cowardice washed their shameful path.
And the Demon Trismegistus, the frightening dream,
On a soft bed of evil, our mind lulls us to sleep;
He will, the gold of the soul, incinerates,
And, like pillars of vapors, throws into emptiness;
The Devil himself draws us nets of crime
And, bravely marching in a foul darkness,
We are nearing Hell, but even in the abyss we
Without a tremor of horror, we grab pleasure;
As the chest, faded from the dirty caress, nibbles
In the den, a beggarly another idlebug,
We are new sweets and new mystery dirty
When searching, we squeeze the flesh, like an overripe fruit;
We have a mad swarm of demons in our brain.
Like an endless club of snake worms;
Does the air breathe in the chest - death is bubbling in it
Joining the lungs stream invisibly noisy.
To this day, dagger, fire and bitter poison
Have not yet removed the red pattern;
As for the outline, for the days of impotence and shame,
Our spirit of corruption is embraced to this day!
Among the monsters barking, roaring, whistling
Among the monkeys, panthers, hungry dogs and snakes,
Among the predatory kites, in the menagerie of all passions
One is the most terrible of all: there are no threatening gestures in it
There are no violent screams, but strangely fused in it
All frenzy, madness, temptation;
It will give the whole world, laughing, to destruction.
It will swallow the world with one yawn!
That - Boredom! - a cloud of her houka * dressed
She, pining, waits for the scaffold to arise.
Tell me, liar reader, my brother and my twin
You knew the monster subtle it
And our soul is oppressed, and the body is corroded;
We are delighted with remorse, as torture
Like insects, and sting and sarcastic.
The vice is stubborn in us, repentance is false;
For all the value of yourself to pay back in a hurry,
Again by sin, laughing, the soul slips,
Tears of cowardice washed their shameful path.
And the Demon Trismegistus, the frightening dream,
On a soft bed of evil, our mind lulls us to sleep;
He will, the gold of the soul, incinerates,
And, like pillars of vapors, throws into emptiness;
The Devil himself draws us nets of crime
And, bravely marching in a foul darkness,
We are nearing Hell, but even in the abyss we
Without a tremor of horror, we grab pleasure;
As the chest, faded from the dirty caress, nibbles
In the den, a beggarly another idlebug,
We are new sweets and new mystery dirty
When searching, we squeeze the flesh, like an overripe fruit;
We have a mad swarm of demons in our brain.
Like an endless club of snake worms;
Does the air breathe in the chest - death is bubbling in it
Joining the lungs stream invisibly noisy.
To this day, dagger, fire and bitter poison
Have not yet removed the red pattern;
As for the outline, for the days of impotence and shame,
Our spirit of corruption is embraced to this day!
Among the monsters barking, roaring, whistling
Among the monkeys, panthers, hungry dogs and snakes,
Among the predatory kites, in the menagerie of all passions
One is the most terrible of all: there are no threatening gestures in it
There are no violent screams, but strangely fused in it
All frenzy, madness, temptation;
It will give the whole world, laughing, to destruction.
It will swallow the world with one yawn!
That - Boredom! - a cloud of her houka * dressed
She, pining, waits for the scaffold to arise.
Tell me, liar reader, my brother and my twin
You knew the monster subtle it
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Полина Шпотаковская
