* * *
Будет все. Охлажденная долгим трудом
Устареет досада на бестолочь жизни,
Прожитой впопыхах и взахлеб. Будет дом
Под сосновым холмом на Оке или Жиздре.
Будут клин журавлиный на юг острием,
Толчея снегопада в движении Броуна,
И окрестная прелесть в сознанье моем
Накануне разлуки предстанет утроена.
Будет майская полночь. Осока и плес.
Ненароком задетая ветка остудит
Лоб жасмином. Забудется вкус черных слез.
Будет все. Одного утешенья не будет,
Оправданья. Наступит минута, когда
Возникает вопрос, что до времени дремлет:
Пробил час уходить насовсем, но куда?
Инородная музыка волосы треплет.
А вошедшая в обыкновение ложь
Ремесла потягается разве что с астмой
Духотою. Тогда ты без стука войдешь
В пятистенок ночлега последнего:
«Здравствуй.
Узнаю тебя. Легкая воля твоя
Уводила меня, словно длань кукловода,
Из пределов сумятицы здешней в края
Тишины. Но сегодня пора на свободу.
Я любил тебя. Легкою волей твоей
На тетрадных листах, озаренных неярко,
Тарабарщина варварской жизни моей
Обрела простоту регулярного парка.
Под отрывистым ливнем лоснится скамья.
В мокрой зелени тополя тенькают птахи.
Что ж ты плачешь, веселая муза моя,
Длинноногая девочка в грубой рубахе!
Не сжимай мое сердце в горсти и прости
За оскомину долгую дружбы короткой.
Держит раковина океан взаперти,
Но пространству тесна черепная коробка!»
1980
Будет все. Охлажденная долгим трудом
Устареет досада на бестолочь жизни,
Прожитой впопыхах и взахлеб. Будет дом
Под сосновым холмом на Оке или Жиздре.
Будут клин журавлиный на юг острием,
Толчея снегопада в движении Броуна,
И окрестная прелесть в сознанье моем
Накануне разлуки предстанет утроена.
Будет майская полночь. Осока и плес.
Ненароком задетая ветка остудит
Лоб жасмином. Забудется вкус черных слез.
Будет все. Одного утешенья не будет,
Оправданья. Наступит минута, когда
Возникает вопрос, что до времени дремлет:
Пробил час уходить насовсем, но куда?
Инородная музыка волосы треплет.
А вошедшая в обыкновение ложь
Ремесла потягается разве что с астмой
Духотою. Тогда ты без стука войдешь
В пятистенок ночлега последнего:
«Здравствуй.
Узнаю тебя. Легкая воля твоя
Уводила меня, словно длань кукловода,
Из пределов сумятицы здешней в края
Тишины. Но сегодня пора на свободу.
Я любил тебя. Легкою волей твоей
На тетрадных листах, озаренных неярко,
Тарабарщина варварской жизни моей
Обрела простоту регулярного парка.
Под отрывистым ливнем лоснится скамья.
В мокрой зелени тополя тенькают птахи.
Что ж ты плачешь, веселая муза моя,
Длинноногая девочка в грубой рубахе!
Не сжимай мое сердце в горсти и прости
За оскомину долгую дружбы короткой.
Держит раковина океан взаперти,
Но пространству тесна черепная коробка!»
1980
* * *
It will be all. Chilled by long labor
Makes annoyance on the muddle of life,
Lived in a hurry and avidly. There will be a house
Under the pine hill on the Oka or Zhizdra.
There will be a crane wedge to the south point,
A crush of snowfall in Brown's movement,
And the surrounding beauty in my mind
On the eve of separation will appear tripled.
It will be midnight in May. Sedge and reach.
Inadvertently touched branch cool
Forehead jasmine. The taste of black tears will be forgotten.
It will be all. One consolation will not be
Justification. A minute will come when
The question arises, that until time napping:
The hour has struck for good, but where?
Foreign music hair ruffles.
A lie that has come into being
Crafts except with asthma
By the spirit. Then you will come in without knocking
In the five-wall of the last night:
"Hello.
I recognize you. Your easy will
Got me away like the hand of a puppeteer
From the confusion of this local to the edge
Silence But today it is time for freedom.
I loved you. Your free will
On notebook sheets, illuminated dim,
The gibberish of my barbaric life
I found the simplicity of a regular park.
Under the jerky shower shines bench.
In the wet greenery of the poplar pkah shadow.
Why are you crying, my cheerful muse
Leggy girl in a rough shirt!
Do not squeeze my heart in handful and forgive
For the edge of a long friendship short.
Keeps the ocean shell locked up
But space is cramped skull! "
1980
It will be all. Chilled by long labor
Makes annoyance on the muddle of life,
Lived in a hurry and avidly. There will be a house
Under the pine hill on the Oka or Zhizdra.
There will be a crane wedge to the south point,
A crush of snowfall in Brown's movement,
And the surrounding beauty in my mind
On the eve of separation will appear tripled.
It will be midnight in May. Sedge and reach.
Inadvertently touched branch cool
Forehead jasmine. The taste of black tears will be forgotten.
It will be all. One consolation will not be
Justification. A minute will come when
The question arises, that until time napping:
The hour has struck for good, but where?
Foreign music hair ruffles.
A lie that has come into being
Crafts except with asthma
By the spirit. Then you will come in without knocking
In the five-wall of the last night:
"Hello.
I recognize you. Your easy will
Got me away like the hand of a puppeteer
From the confusion of this local to the edge
Silence But today it is time for freedom.
I loved you. Your free will
On notebook sheets, illuminated dim,
The gibberish of my barbaric life
I found the simplicity of a regular park.
Under the jerky shower shines bench.
In the wet greenery of the poplar pkah shadow.
Why are you crying, my cheerful muse
Leggy girl in a rough shirt!
Do not squeeze my heart in handful and forgive
For the edge of a long friendship short.
Keeps the ocean shell locked up
But space is cramped skull! "
1980
У записи 2 лайков,
0 репостов,
170 просмотров.
0 репостов,
170 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Полина Шпотаковская
