Ленинградке
Еще тебе такие песни сложат,
Так воспоют твой облик и дела,
Что ты, наверно, скажешь: — Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.
Мне часто было страшно и тоскливо,
Меня томил войны кровавый путь,
Я не мечтала даже стать счастливой,
Мне одного хотелось: отдохнуть...
Да, отдохнуть ото всего на свете —
От поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
От вечного предчувствия беды,
От страха за того, кто мне не пишет
(Увижу ли его когда-нибудь),
От свиста бомб над беззащитной крышей,
От мужества и гнева отдохнуть.
Но я в печальном городе осталась
Хозяйкой и служанкой для того.
Чтобы сберечь огонь и жизнь его.
И я жила, преодолев усталость.
Я даже пела иногда. Трудилась.
С людьми делилась солью и водой.
Я плакала, когда могла. Бранилась
С моей соседкой. Бредила едой.
И день за днем лицо мое темнело,
Седины появились на висках.
Зато, привычная к любому делу,
Почти железной сделалась рука.
Смотри, как цепки пальцы и грубы!
Я рвы на ближних подступах копала,
Сколачивала жесткие гробы
И малым детям раны бинтовала...
И не проходят даром эти дни,
Неистребим свинцовый их осадок:
Сама печаль, сама война глядит
Познавшими глазами ленинградок.
Зачем же ты меня изобразил
Такой отважной и такой прекрасной,
Как женщину в расцвете лучших сил,
С улыбкой горделивою и ясной?
Но, не приняв суровых укоризн,
Художник скажет с гордостью, с отрадой:
— Затем, что ты — сама любовь и жизнь,
Бесстрашие и слава Ленинграда!
Ольга Берггольц (8 марта 1942)
Еще тебе такие песни сложат,
Так воспоют твой облик и дела,
Что ты, наверно, скажешь: — Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.
Мне часто было страшно и тоскливо,
Меня томил войны кровавый путь,
Я не мечтала даже стать счастливой,
Мне одного хотелось: отдохнуть...
Да, отдохнуть ото всего на свете —
От поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
От вечного предчувствия беды,
От страха за того, кто мне не пишет
(Увижу ли его когда-нибудь),
От свиста бомб над беззащитной крышей,
От мужества и гнева отдохнуть.
Но я в печальном городе осталась
Хозяйкой и служанкой для того.
Чтобы сберечь огонь и жизнь его.
И я жила, преодолев усталость.
Я даже пела иногда. Трудилась.
С людьми делилась солью и водой.
Я плакала, когда могла. Бранилась
С моей соседкой. Бредила едой.
И день за днем лицо мое темнело,
Седины появились на висках.
Зато, привычная к любому делу,
Почти железной сделалась рука.
Смотри, как цепки пальцы и грубы!
Я рвы на ближних подступах копала,
Сколачивала жесткие гробы
И малым детям раны бинтовала...
И не проходят даром эти дни,
Неистребим свинцовый их осадок:
Сама печаль, сама война глядит
Познавшими глазами ленинградок.
Зачем же ты меня изобразил
Такой отважной и такой прекрасной,
Как женщину в расцвете лучших сил,
С улыбкой горделивою и ясной?
Но, не приняв суровых укоризн,
Художник скажет с гордостью, с отрадой:
— Затем, что ты — сама любовь и жизнь,
Бесстрашие и слава Ленинграда!
Ольга Берггольц (8 марта 1942)
Leningradka
They will also compose such songs for you,
So they will sing of your appearance and deeds,
What are you probably going to say: - It doesn't look like it.
I am simpler, I was gloomier.
I was often scared and sad,
I was tormented by the bloody path of war,
I didn't even dream of being happy
I only wanted to relax ...
Yes, take a break from everything in the world -
From the search for heat, shelter, food.
From pity to your exhausted children,
From the eternal foreboding of trouble
From fear for someone who does not write to me
(Will I ever see him)
From the whistle of bombs over a defenseless roof
Take a break from courage and anger.
But I stayed in the sad city
A mistress and a maid for that.
To save fire and its life.
And I lived through fatigue.
I even sang sometimes. She worked hard.
She shared salt and water with people.
I cried when I could. Scolded
With my neighbor. I was raving about food.
And day after day my face darkened,
Gray hair appeared on the temples.
But, accustomed to any business,
The hand became almost iron.
Look how tenacious and rough!
I dug ditches on the near approaches,
Hammered hard coffins
And she bandaged small children ...
And these days are not in vain
Their lead sediment is indestructible:
The very sadness, the very war looks
With the cognizant eyes of Leningrad women.
Why did you portray me
So brave and so beautiful
Like a woman in her prime
With a proud and clear smile?
But, without accepting harsh reproaches,
The artist will say with pride, with joy:
- Because you are love and life itself,
Fearlessness and glory to Leningrad!
Olga Berggolts (8 March 1942)
They will also compose such songs for you,
So they will sing of your appearance and deeds,
What are you probably going to say: - It doesn't look like it.
I am simpler, I was gloomier.
I was often scared and sad,
I was tormented by the bloody path of war,
I didn't even dream of being happy
I only wanted to relax ...
Yes, take a break from everything in the world -
From the search for heat, shelter, food.
From pity to your exhausted children,
From the eternal foreboding of trouble
From fear for someone who does not write to me
(Will I ever see him)
From the whistle of bombs over a defenseless roof
Take a break from courage and anger.
But I stayed in the sad city
A mistress and a maid for that.
To save fire and its life.
And I lived through fatigue.
I even sang sometimes. She worked hard.
She shared salt and water with people.
I cried when I could. Scolded
With my neighbor. I was raving about food.
And day after day my face darkened,
Gray hair appeared on the temples.
But, accustomed to any business,
The hand became almost iron.
Look how tenacious and rough!
I dug ditches on the near approaches,
Hammered hard coffins
And she bandaged small children ...
And these days are not in vain
Their lead sediment is indestructible:
The very sadness, the very war looks
With the cognizant eyes of Leningrad women.
Why did you portray me
So brave and so beautiful
Like a woman in her prime
With a proud and clear smile?
But, without accepting harsh reproaches,
The artist will say with pride, with joy:
- Because you are love and life itself,
Fearlessness and glory to Leningrad!
Olga Berggolts (8 March 1942)
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Дарья Гороховская
