Блокада...историк Сергей Яров
"Так что делалось с людьми? Что вообще происходит с человеком, когда он начинает голодать? Первый симптом: люди начали постоянно говорить о еде. Если раньше были какие-то разговоры об искусстве, то теперь все разговоры начинались с того, что люди спрашивали друг у друга: сыты ли вы, хватило ли вам обеда — и тут же чистосердечно признавались, что сами голодные. По некоторым воспоминаниям хорошо прослеживается деградация столовых. Сначала это были учреждения, которые действительно очень хорошо подкармливали ленинградцев. Но со временем изымались продукты за продуктами, и вот уже суп белесый-белесый без единого какого-то наполнения. Есть записки одной девочки, которая ела этот суп и считала, сколько в нем макарон, и насчитала одиннадцать «макароник». Потом в столовых исчезла посуда. Уж не знаю, по какой причине — до сих пор это не выяснено, — но ни ложек, ни вилок, ни тарелок не стало. Понятно, что люди были вынуждены приносить посуду из дома, но, поскольку требовалось не только съесть самим, но и часть продуктов унести домой, использовались разные банки — в том числе ржавые консервные. О санитарии говорить тут, конечно, не приходится, и с каждым месяцем блокады происходило все большее разложение быта столовых, быта их посетителей. Ну понятно же, что если человек приходит и ему дают кашу, которую нечем есть, он начинает есть ее рукой и суп рукой… Один блокадник — я сначала постеснялся использовать этот отрывок в книге, а потом махнул рукой — писал: «Лакают суп, как коты». Есть записки Ильи Глазунова. У него погибла вся семья в блокадном Ленинграде: мать, отец, родственники. Самого его вывезли. Глазунов пишет: «Голова ясная, но очень слабая… Иногда в ушах звон. Удивительная легкость перехода из одного состояния в другое. Оживают и материализуются образы прочитанных книг, увиденных людей, событий». Многие об этом писали, что как-то очень легко все прочитывалось, просматривалось, но — мгновенно исчезало. Это было определенным предвестником скорой смерти. Как, положим, и употребление ласково-уменьшительных имен по отношению к еде. У Ольги Берггольц было: когда слышишь от человека слова «хлебец», «супчик» — это все, это симптом того, что человек умрет недели через две от голода. Все эти уменьшительные слова — признак того, до чего дошел человек, как он голодает, насколько он дистрофичен. И, главное, зацикленность его на этом «супчике». Интимное общение с едой и являлось в какой-то мере признаком того, что ни о чем уже человек не думает — только о еде."
"Так что делалось с людьми? Что вообще происходит с человеком, когда он начинает голодать? Первый симптом: люди начали постоянно говорить о еде. Если раньше были какие-то разговоры об искусстве, то теперь все разговоры начинались с того, что люди спрашивали друг у друга: сыты ли вы, хватило ли вам обеда — и тут же чистосердечно признавались, что сами голодные. По некоторым воспоминаниям хорошо прослеживается деградация столовых. Сначала это были учреждения, которые действительно очень хорошо подкармливали ленинградцев. Но со временем изымались продукты за продуктами, и вот уже суп белесый-белесый без единого какого-то наполнения. Есть записки одной девочки, которая ела этот суп и считала, сколько в нем макарон, и насчитала одиннадцать «макароник». Потом в столовых исчезла посуда. Уж не знаю, по какой причине — до сих пор это не выяснено, — но ни ложек, ни вилок, ни тарелок не стало. Понятно, что люди были вынуждены приносить посуду из дома, но, поскольку требовалось не только съесть самим, но и часть продуктов унести домой, использовались разные банки — в том числе ржавые консервные. О санитарии говорить тут, конечно, не приходится, и с каждым месяцем блокады происходило все большее разложение быта столовых, быта их посетителей. Ну понятно же, что если человек приходит и ему дают кашу, которую нечем есть, он начинает есть ее рукой и суп рукой… Один блокадник — я сначала постеснялся использовать этот отрывок в книге, а потом махнул рукой — писал: «Лакают суп, как коты». Есть записки Ильи Глазунова. У него погибла вся семья в блокадном Ленинграде: мать, отец, родственники. Самого его вывезли. Глазунов пишет: «Голова ясная, но очень слабая… Иногда в ушах звон. Удивительная легкость перехода из одного состояния в другое. Оживают и материализуются образы прочитанных книг, увиденных людей, событий». Многие об этом писали, что как-то очень легко все прочитывалось, просматривалось, но — мгновенно исчезало. Это было определенным предвестником скорой смерти. Как, положим, и употребление ласково-уменьшительных имен по отношению к еде. У Ольги Берггольц было: когда слышишь от человека слова «хлебец», «супчик» — это все, это симптом того, что человек умрет недели через две от голода. Все эти уменьшительные слова — признак того, до чего дошел человек, как он голодает, насколько он дистрофичен. И, главное, зацикленность его на этом «супчике». Интимное общение с едой и являлось в какой-то мере признаком того, что ни о чем уже человек не думает — только о еде."
Blockade ... historian Sergei Yarov
"So what was done with people? What generally happens to a person when he starts to starve? The first symptom: people began to constantly talk about food. If before there was some talk about art, now all conversations began with people asking a friend from a friend: were you full, did you have enough lunch - and immediately confessed frankly that they themselves were hungry. According to some recollections, the degradation of canteens is well traced. At first, these were institutions that really fed Leningraders very well. But over time, food was confiscated for food, and now the soup is whitish-whitish without a single filling. There are notes of one girl who ate this soup and counted how many pasta there was, and counted eleven “pasta.” Then the dishes disappeared in the dining rooms. I don’t know why reason - it has not yet been clarified - but there were no spoons, forks, or plates.It is clear that people were forced to bring dishes from home, but since it was required not only to eat sa mime, but also to take some of the products home, different cans were used - including rusty cans. Of course, there is no need to talk about sanitation here, and with each month of the siege, the everyday life of canteens and the life of their visitors grew more and more decayed. Well, it is clear that if a person comes and is given porridge, which there is nothing to eat, he begins to eat it with his hand and soup with his hand ... One blockade - I was at first embarrassed to use this passage in the book, and then waved my hand - he wrote: cats ". There are notes by Ilya Glazunov. His entire family died in besieged Leningrad: mother, father, relatives. They took him out himself. Glazunov writes: “The head is clear, but very weak ... Sometimes the ears ring. Amazing ease of transition from one state to another. Images of books read, people seen, events come to life and materialize ”. Many wrote about it, that somehow it was very easy to read, view, but - instantly disappeared. This was a certain harbinger of imminent death. As, for example, the use of affectionate diminutive names in relation to food. Olga Berggolts had this: when you hear from a person the words "bread", "soup" - that's all, it's a symptom that a person will die in two weeks from hunger. All these diminutive words are a sign of what a person has reached, how he is starving, how dystrophic he is. And, most importantly, his obsession with this "soup". Intimate communication with food was to some extent a sign that a person no longer thinks about anything - only about food. "
"So what was done with people? What generally happens to a person when he starts to starve? The first symptom: people began to constantly talk about food. If before there was some talk about art, now all conversations began with people asking a friend from a friend: were you full, did you have enough lunch - and immediately confessed frankly that they themselves were hungry. According to some recollections, the degradation of canteens is well traced. At first, these were institutions that really fed Leningraders very well. But over time, food was confiscated for food, and now the soup is whitish-whitish without a single filling. There are notes of one girl who ate this soup and counted how many pasta there was, and counted eleven “pasta.” Then the dishes disappeared in the dining rooms. I don’t know why reason - it has not yet been clarified - but there were no spoons, forks, or plates.It is clear that people were forced to bring dishes from home, but since it was required not only to eat sa mime, but also to take some of the products home, different cans were used - including rusty cans. Of course, there is no need to talk about sanitation here, and with each month of the siege, the everyday life of canteens and the life of their visitors grew more and more decayed. Well, it is clear that if a person comes and is given porridge, which there is nothing to eat, he begins to eat it with his hand and soup with his hand ... One blockade - I was at first embarrassed to use this passage in the book, and then waved my hand - he wrote: cats ". There are notes by Ilya Glazunov. His entire family died in besieged Leningrad: mother, father, relatives. They took him out himself. Glazunov writes: “The head is clear, but very weak ... Sometimes the ears ring. Amazing ease of transition from one state to another. Images of books read, people seen, events come to life and materialize ”. Many wrote about it, that somehow it was very easy to read, view, but - instantly disappeared. This was a certain harbinger of imminent death. As, for example, the use of affectionate diminutive names in relation to food. Olga Berggolts had this: when you hear from a person the words "bread", "soup" - that's all, it's a symptom that a person will die in two weeks from hunger. All these diminutive words are a sign of what a person has reached, how he is starving, how dystrophic he is. And, most importantly, his obsession with this "soup". Intimate communication with food was to some extent a sign that a person no longer thinks about anything - only about food. "
У записи 8 лайков,
2 репостов,
423 просмотров.
2 репостов,
423 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгений Марон
