К Дню Памяти.
Во время войны «Нерушимая скала» почти каждый день погибали ребята – лихие, красивые.
Показывали по телевизору их фотографии, улыбающихся, очень молодых.
И так щемило сердце, просто невозможно.
Мы с Ниной их как детей своих чувствовали. Как детей, поверите?
И вот как-то утром приходит наш сынок, Илюша, это было 21 июля, и показывает нам объявление в фейсбуке.
«Это наша просьба, – написано там, – к вам, болельщикам хайфской команды… Погибший вчера Шон Кармели был солдатом-одиночкой, и мы не хотим, чтобы на его похоронах было пусто. Приходите, чтобы отдать последний долг герою, который погиб, чтобы мы могли жить».
– Что ты предлагаешь? – спрашиваю Илюшу.
– Предлагаю ехать. Потому что, а вдруг мало людей придет? Его родители прилетают из Америки, должны видеть, что их Шона любили, – говорит он.
Мне понравилось то, как Илюша ответил, я даже растрогался, и сказал:
– Поехали, сынок, дорогой мой!
И мы поехали. Похороны должны были состояться в тот же день, на военном участке кладбища в Хайфе.
Нина тоже рвалась, но не могла освободиться с работы, осталась.
По дороге, наконец-то, было время поговорить с сыном. Что там у него с докторской диссертацией, как мои внуки во время воздушной тревоги. И что не просто стране нашей, Израилю, не просто.
Возле города Зихрон Яаков, минут за 30 до места, вдруг образовалась пробка.
Вдруг еле движемся. Нервничаем, думаем, может, авария, может, ремонт дороги, иначе никак не объяснишь.
Минут через 15 пробка еще больше. Практически стоим.
Видим в машинах справа и слева все больше молодые ребята едут.
Илюша смотрит на меня и говорит:
– Папа, что-то мне кажется…
– Но этого не может быть, сынок! – развожу руками.
А он мне:
– Может.
Открывает окно и спрашивает девушку в соседней машине:
– Куда едете, девушка?
Она ему:
– На похороны. А вы?
– И мы.
Я со своей стороны спрашиваю молодого паренька, водителя:
– Куда едете?
– На похороны.
Мы с Илюшей переглядываемся… и примолкаем. Так и едем в машине молча до самого места. Каждый в ожидании, что же увидим.
Паркуем машину за 4 квартала до кладбища. Ближе негде поставить.
Успеваем прийти минута в минуту. Но, оказывается, что похороны откладываются еще на час, потому что люди прибывают и прибывают.
Ну, что вам сказать?!.. Тьма людей – верите?! Тысяч тридцать, а может быть, и сорок. И все стоят молча.
Мы оглядываемся… Кого тут только нет?! Молодые, пожилые, религиозные, арсы с серьгами, солдатики и солдатки, с глазами полными слез.
И все они пришли проводить этого мальчика, Шона.
А там, вдалеке, впереди, родители Шона, с трудом их видим, но ощущаем, как они, бедные, оглядываются вокруг, их все это оглушает!.. Оглушает! И сумасшедшее количество людей, и правдивость того, что происходит, и тишина эта. Очень горькая для них, это да. Но и очень высокая!
И вот, несут его. Долго его несут. Проходят такой змейкой между нами.
Все стоят, сгрудившись, как самые близкие, – нет ближе.
Кто молчит, кто про себя рыдает, кто слезы вытирает, кто нет, – пусть текут.
Не помню ни криков, ни стонов, а очень точно помню свое состояние.
Это, когда у тебя холодеет спина, когда комок стоит в горле
и слезы у глаз.
От всего, что происходит.
И мурашки по коже...
От этой тишины, какой не слышал никогда в жизни.
Но самое главное – от этого единства.
Необычайного единства!
Да-да, сверял потом свои ощущения с Илюшкиными, у него были такие же.
Стоял перед нами наш народ. Такой, какой он есть на самом деле.
Не правые и не левые, не белые, не черные, в кипах и без кип – единые!
Не разрывали нас дешевые противоречия.
Трагедия соскребла их с нас.
И открылось вот это золото.
И ты стоишь среди всего этого и думаешь: – елки-палки, вот так я и жить хочу, а не только хоронить и воевать, – вот так!» Ведь так мы жили когда-то, ребята! Мы же вокруг этой Любви и собрались! Жили в любви к ближнему, Храмы строили...
Так, куда же все это подевалось?! Как же мы умудрились такое богатство закопать?!..
И вот уже отзвучал кадиш.
И я его отшептал со всеми. Мне он не показался громким, а тоже таким же внутренним.
И потом еще много времени просто стояли, долго-долго, хотели сохранить все это в памяти.
Но вечно так стоять не будешь, начали расходиться.
Расходились тихо. Не было никаких посторонних разговоров.
Мы с Илюшей тоже молчали. Больше от того, что пережили.
Сели в машину.
– Как ты? – спросил Илюшу.
– До сих пор отойти не могу, – говорит.
– И я тоже.
– Ты глаза их видел?
– Только в глаза и смотрел.
– Какие ребята, а?
– Нет слов.
Так, без слов, и ехали домой.
Нам было о чем подумать.
Во время войны «Нерушимая скала» почти каждый день погибали ребята – лихие, красивые.
Показывали по телевизору их фотографии, улыбающихся, очень молодых.
И так щемило сердце, просто невозможно.
Мы с Ниной их как детей своих чувствовали. Как детей, поверите?
И вот как-то утром приходит наш сынок, Илюша, это было 21 июля, и показывает нам объявление в фейсбуке.
«Это наша просьба, – написано там, – к вам, болельщикам хайфской команды… Погибший вчера Шон Кармели был солдатом-одиночкой, и мы не хотим, чтобы на его похоронах было пусто. Приходите, чтобы отдать последний долг герою, который погиб, чтобы мы могли жить».
– Что ты предлагаешь? – спрашиваю Илюшу.
– Предлагаю ехать. Потому что, а вдруг мало людей придет? Его родители прилетают из Америки, должны видеть, что их Шона любили, – говорит он.
Мне понравилось то, как Илюша ответил, я даже растрогался, и сказал:
– Поехали, сынок, дорогой мой!
И мы поехали. Похороны должны были состояться в тот же день, на военном участке кладбища в Хайфе.
Нина тоже рвалась, но не могла освободиться с работы, осталась.
По дороге, наконец-то, было время поговорить с сыном. Что там у него с докторской диссертацией, как мои внуки во время воздушной тревоги. И что не просто стране нашей, Израилю, не просто.
Возле города Зихрон Яаков, минут за 30 до места, вдруг образовалась пробка.
Вдруг еле движемся. Нервничаем, думаем, может, авария, может, ремонт дороги, иначе никак не объяснишь.
Минут через 15 пробка еще больше. Практически стоим.
Видим в машинах справа и слева все больше молодые ребята едут.
Илюша смотрит на меня и говорит:
– Папа, что-то мне кажется…
– Но этого не может быть, сынок! – развожу руками.
А он мне:
– Может.
Открывает окно и спрашивает девушку в соседней машине:
– Куда едете, девушка?
Она ему:
– На похороны. А вы?
– И мы.
Я со своей стороны спрашиваю молодого паренька, водителя:
– Куда едете?
– На похороны.
Мы с Илюшей переглядываемся… и примолкаем. Так и едем в машине молча до самого места. Каждый в ожидании, что же увидим.
Паркуем машину за 4 квартала до кладбища. Ближе негде поставить.
Успеваем прийти минута в минуту. Но, оказывается, что похороны откладываются еще на час, потому что люди прибывают и прибывают.
Ну, что вам сказать?!.. Тьма людей – верите?! Тысяч тридцать, а может быть, и сорок. И все стоят молча.
Мы оглядываемся… Кого тут только нет?! Молодые, пожилые, религиозные, арсы с серьгами, солдатики и солдатки, с глазами полными слез.
И все они пришли проводить этого мальчика, Шона.
А там, вдалеке, впереди, родители Шона, с трудом их видим, но ощущаем, как они, бедные, оглядываются вокруг, их все это оглушает!.. Оглушает! И сумасшедшее количество людей, и правдивость того, что происходит, и тишина эта. Очень горькая для них, это да. Но и очень высокая!
И вот, несут его. Долго его несут. Проходят такой змейкой между нами.
Все стоят, сгрудившись, как самые близкие, – нет ближе.
Кто молчит, кто про себя рыдает, кто слезы вытирает, кто нет, – пусть текут.
Не помню ни криков, ни стонов, а очень точно помню свое состояние.
Это, когда у тебя холодеет спина, когда комок стоит в горле
и слезы у глаз.
От всего, что происходит.
И мурашки по коже...
От этой тишины, какой не слышал никогда в жизни.
Но самое главное – от этого единства.
Необычайного единства!
Да-да, сверял потом свои ощущения с Илюшкиными, у него были такие же.
Стоял перед нами наш народ. Такой, какой он есть на самом деле.
Не правые и не левые, не белые, не черные, в кипах и без кип – единые!
Не разрывали нас дешевые противоречия.
Трагедия соскребла их с нас.
И открылось вот это золото.
И ты стоишь среди всего этого и думаешь: – елки-палки, вот так я и жить хочу, а не только хоронить и воевать, – вот так!» Ведь так мы жили когда-то, ребята! Мы же вокруг этой Любви и собрались! Жили в любви к ближнему, Храмы строили...
Так, куда же все это подевалось?! Как же мы умудрились такое богатство закопать?!..
И вот уже отзвучал кадиш.
И я его отшептал со всеми. Мне он не показался громким, а тоже таким же внутренним.
И потом еще много времени просто стояли, долго-долго, хотели сохранить все это в памяти.
Но вечно так стоять не будешь, начали расходиться.
Расходились тихо. Не было никаких посторонних разговоров.
Мы с Илюшей тоже молчали. Больше от того, что пережили.
Сели в машину.
– Как ты? – спросил Илюшу.
– До сих пор отойти не могу, – говорит.
– И я тоже.
– Ты глаза их видел?
– Только в глаза и смотрел.
– Какие ребята, а?
– Нет слов.
Так, без слов, и ехали домой.
Нам было о чем подумать.
For the Day of Remembrance.
During the war, "Indestructible Rock", almost every day, dashing, beautiful guys died.
They showed pictures of them on TV, smiling, very young.
And so my heart ached, it is simply impossible.
Nina and I felt them as our children. Like children, believe me?
And then one morning our son, Ilyusha, comes in, it was July 21, and shows us an ad on Facebook.
“This is our request,” it says, “to you, the fans of the Haifa team ... Sean Carmeli, who died yesterday, was a lone soldier, and we do not want his funeral to be empty. Come to pay your last debt to the hero who died so that we can live. "
- What do you suggest? - I ask Ilya.
- I suggest we go. Because what if few people come? His parents fly from America, they should see that their Shauna was loved, - he says.
I liked the way Ilyusha answered, I was even moved and said:
- Let's go, my dear son!
And off we went. The funeral was to take place on the same day, at the military site of a cemetery in Haifa.
Nina was also torn, but could not get out of work, she stayed.
On the way, at last, there was time to talk to my son. What's with his doctoral dissertation, like my grandchildren during an air raid. And what is not easy for our country, Israel, is not easy.
Near the city of Zichron Yaakov, about 30 minutes before the place, a traffic jam suddenly formed.
Suddenly we are barely moving. We are nervous, we think, maybe an accident, maybe a road repair, otherwise there is no way to explain.
After 15 minutes the plug is even more. We practically stand.
We see more and more young guys driving in cars on the right and left.
Ilyusha looks at me and says:
- Dad, something seems to me ...
- But this cannot be, son! - I spread my hands.
And he told me:
- Maybe.
Opens the window and asks the girl in the next car:
- Where are you going, girl?
She told him:
- For the funeral. And you?
- And we.
For my part, I ask the young boy, the driver:
- Where are you going?
- For the funeral.
Ilyusha and I exchange glances ... and fall silent. So we go in the car in silence to the very place. Everyone is waiting for what we will see.
We park the car 4 blocks before the cemetery. There is nowhere to put it closer.
We manage to arrive minute by minute. But it turns out that the funeral is being postponed for another hour because people are arriving and arriving.
Well, what can I say to you?! .. The darkness of people - believe me ?! Thirty thousand, maybe forty. And everyone stands in silence.
We look around ... Who is not there ?! Young, elderly, religious, Ars with earrings, soldiers and soldiers, with eyes full of tears.
And they all came to see this boy, Sean, off.
And there, in the distance, in front, Sean's parents, we hardly see them, but we feel how they, the poor, look around, they are all stunned! .. Deafens! And the crazy number of people, and the truth of what is happening, and this silence. Very bitter for them, yes. But also very high!
And so, they carry him. They carry him for a long time. They pass like a snake between us.
All stand, huddled together, like the closest - no closer.
Some are silent, some are sobbing to themselves, some are wiping away their tears, some are not - let them flow.
I don't remember any screams or groans, but I remember my condition very accurately.
This is when your back gets cold, when there is a lump in your throat
and tears in my eyes.
From everything that happens.
And goosebumps...
From this silence, which I have never heard in my life.
But the most important thing is from this unity.
Extraordinary unity!
Yes, yes, then he checked his feelings with the Ilyushkins, he had the same.
Our people stood before us. The way he really is.
Not right and not left, not white, not black, in bales and without bales - the same!
Cheap contradictions did not tear us apart.
Tragedy scraped them off us.
And this gold was revealed.
And you stand in the midst of all this and think: - Christmas trees, sticks, this is how I want to live, and not just bury and fight, - like this! " After all, this is how we once lived, guys! We have gathered around this Love! We lived in love for our neighbors, they built Temples ...
So where did all this go ?! How did we manage to bury such wealth ?!
And now the Kaddish has already sounded.
And I whispered it with everyone. It didn’t seem loud to me, but also just as internal.
And then they just stood there for a long time, for a long, long time, they wanted to keep all this in memory.
But you won't stand like that forever, they began to disperse.
They dispersed quietly. There were no extraneous conversations.
Ilyusha and I were also silent. More from what we have experienced.
We got into the car.
- How do you? - asked Ilyusha.
“I still can't go away,” he says.
- And me too.
- Have you seen their eyes?
- I only looked in the eyes.
- What guys, huh?
- No words.
So, without words, we drove home.
We had something to think about.
During the war, "Indestructible Rock", almost every day, dashing, beautiful guys died.
They showed pictures of them on TV, smiling, very young.
And so my heart ached, it is simply impossible.
Nina and I felt them as our children. Like children, believe me?
And then one morning our son, Ilyusha, comes in, it was July 21, and shows us an ad on Facebook.
“This is our request,” it says, “to you, the fans of the Haifa team ... Sean Carmeli, who died yesterday, was a lone soldier, and we do not want his funeral to be empty. Come to pay your last debt to the hero who died so that we can live. "
- What do you suggest? - I ask Ilya.
- I suggest we go. Because what if few people come? His parents fly from America, they should see that their Shauna was loved, - he says.
I liked the way Ilyusha answered, I was even moved and said:
- Let's go, my dear son!
And off we went. The funeral was to take place on the same day, at the military site of a cemetery in Haifa.
Nina was also torn, but could not get out of work, she stayed.
On the way, at last, there was time to talk to my son. What's with his doctoral dissertation, like my grandchildren during an air raid. And what is not easy for our country, Israel, is not easy.
Near the city of Zichron Yaakov, about 30 minutes before the place, a traffic jam suddenly formed.
Suddenly we are barely moving. We are nervous, we think, maybe an accident, maybe a road repair, otherwise there is no way to explain.
After 15 minutes the plug is even more. We practically stand.
We see more and more young guys driving in cars on the right and left.
Ilyusha looks at me and says:
- Dad, something seems to me ...
- But this cannot be, son! - I spread my hands.
And he told me:
- Maybe.
Opens the window and asks the girl in the next car:
- Where are you going, girl?
She told him:
- For the funeral. And you?
- And we.
For my part, I ask the young boy, the driver:
- Where are you going?
- For the funeral.
Ilyusha and I exchange glances ... and fall silent. So we go in the car in silence to the very place. Everyone is waiting for what we will see.
We park the car 4 blocks before the cemetery. There is nowhere to put it closer.
We manage to arrive minute by minute. But it turns out that the funeral is being postponed for another hour because people are arriving and arriving.
Well, what can I say to you?! .. The darkness of people - believe me ?! Thirty thousand, maybe forty. And everyone stands in silence.
We look around ... Who is not there ?! Young, elderly, religious, Ars with earrings, soldiers and soldiers, with eyes full of tears.
And they all came to see this boy, Sean, off.
And there, in the distance, in front, Sean's parents, we hardly see them, but we feel how they, the poor, look around, they are all stunned! .. Deafens! And the crazy number of people, and the truth of what is happening, and this silence. Very bitter for them, yes. But also very high!
And so, they carry him. They carry him for a long time. They pass like a snake between us.
All stand, huddled together, like the closest - no closer.
Some are silent, some are sobbing to themselves, some are wiping away their tears, some are not - let them flow.
I don't remember any screams or groans, but I remember my condition very accurately.
This is when your back gets cold, when there is a lump in your throat
and tears in my eyes.
From everything that happens.
And goosebumps...
From this silence, which I have never heard in my life.
But the most important thing is from this unity.
Extraordinary unity!
Yes, yes, then he checked his feelings with the Ilyushkins, he had the same.
Our people stood before us. The way he really is.
Not right and not left, not white, not black, in bales and without bales - the same!
Cheap contradictions did not tear us apart.
Tragedy scraped them off us.
And this gold was revealed.
And you stand in the midst of all this and think: - Christmas trees, sticks, this is how I want to live, and not just bury and fight, - like this! " After all, this is how we once lived, guys! We have gathered around this Love! We lived in love for our neighbors, they built Temples ...
So where did all this go ?! How did we manage to bury such wealth ?!
And now the Kaddish has already sounded.
And I whispered it with everyone. It didn’t seem loud to me, but also just as internal.
And then they just stood there for a long time, for a long, long time, they wanted to keep all this in memory.
But you won't stand like that forever, they began to disperse.
They dispersed quietly. There were no extraneous conversations.
Ilyusha and I were also silent. More from what we have experienced.
We got into the car.
- How do you? - asked Ilyusha.
“I still can't go away,” he says.
- And me too.
- Have you seen their eyes?
- I only looked in the eyes.
- What guys, huh?
- No words.
So, without words, we drove home.
We had something to think about.
У записи 9 лайков,
0 репостов,
257 просмотров.
0 репостов,
257 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгений Марон
