["Известия", № 28291]
В 2003 году Мартынов получил Государственную премию как композитор. А за год до того выпустил книгу, в которой доказал, что композиторы вымерли как класс. С тех пор из-под его пера вышло еще несколько «убийственных» для музыкантского сообщества книг и — множество новых партитур. С одним из самых парадоксальных творцов современной России побеседовал Ярослав Тимофеев.
известия: Все чаще на книжных прилавках появляются ваши новые литературные труды. Это приоритет для вас?
мартынов: Да, и многочисленные заказы на музыку мне серьезно мешают. Из-за них прямо сейчас простаивает книжка, которая должна выйти в мае.
и: Она продолжит тему «конца времени композиторов»?
мартынов: Нет, новая книга совсем о другом — об историческом переломе 60-70-х годов, который до сих пор не осознан. В 70-е годы мы начали жить в другой стране. Эта трансформация была, возможно, более фундаментальной, чем перестройка. Раньше я выпускал в свет специализированные книги о музыке, трактаты. Теперь пишу более универсальные вещи, почти что художественную литературу.
и: На какой круг читателей вы рассчитываете?
мартынов: Моя публика — это философы и филологи. С музыкальной аудиторией у меня очень напряженные отношения. Когда я бываю в Союзе композиторов и застаю разговоры о своих книгах, я понимаю, что дискуссия ведется лишь на уровне слухов: люди услышали про «конец времени композиторов», и для них эта фраза стала красной тряпкой.
и: Но вы же понимали, что она будет красной тряпкой?
мартынов: Название должнобыть эффектным. Однако нужно идти дальше названия. Все думают: раз конец времени композиторов, значит и музыке конец. На самом деле, может быть, все как раз наоборот.
и: Да, но вы все же осмелились заявить коллегам, что они мертвецы.
мартынов: Думаю, что имел право это произнести. Представьте: появляется книга «Конец сексуальной жизни», и все знают, что эту книгу написал импотент. Никто не станет ее читать. Но если бы ее написал Дон-Жуан, у меня рука точно потянулась бы к полке. В моем багаже все-таки есть некоторые партитуры, которые позволяют мне брать на себя такую смелость.
и: Оппоненты Мартынова утверждают, что центральная идея его книг почерпнута из западных источников и лишь переведена на русский.
мартынов: Своих идей нет ни у кого. Если бы не было Эйнштейна, теория относительности все равно бы появилась на свет. Такие фундаментальные вещи парят над миром и выискивают человека, в которого вселятся. Используемая мной идея впервые высказана французским структуралистом Роланом Бартом. Но ее развитие применительно к музыке — моя заслуга. Я почувствовал в своих руках фонарик, и задача заключалась в том, чтобы пройти с этим фонариком туда, куда никто еще не ходил.
и: Вы, конечно, знаете, что композиторов начали хоронить за много веков до вас.
мартынов: Слово о конце не оригинально, об этом говорили на протяжении всей истории. Но стоит отличать праздные апокалиптические разговоры от настоящих исторических переломов. В музыке все изменилось с появлением грамзаписи. Во второй половине ХХ века композитор оказался задвинут на задний план, потому что исполнитель стоит ближе к микрофону. Кто из нынешних композиторов может сравниться по известности, скажем, с Паваротти? Я пятый год преподаю на философском факультете МГУ и каждый год задаю студентам один и тотже вопрос: назовите хотя бы одного современного композитора. Никто ни разу не ответил.
и: Почему Крутой и Матвиенко не композиторы?
мартынов: Есть такая графа в списке музыкальных профессий как менестрель. Эти двое скорее таковы. Недавно кто-то представлял Ирину Хакамаду: «политический деятель и писатель». Сейчас у нас каждый губернатор писатель. Если человек написал книгу — значит он писатель, если песню — композитор. Вспомните: в XIX веке каждая барышня писала стихи, а каждый гусар — романсы. Но от этого они не становились писателями и композиторами. И вообще, зачем все к этому стремятся? Композиторы — все-таки ученая профессия.
и: Неужели причина смерти композиторов — в безобидном граммофоне?
мартынов: Характер информации напрямую зависит от носителя этой информации. Только на моей памяти произошло несколько технических революций: я застал эпоху пластинок, катушек-бобин, кассет, компакт-дисков. Сейчас и этой недавней новинке уже пришел конец. Настоящий композитор пишет от руки, а это в наши дни совершенный атавизм.
и: Вы не признаете сочинение музыки за компьютером?
мартынов: Композитор, не пишущий от руки, — это не композитор. Там где нет нажима, тактильного ощущения,там не может быть нашей профессии. Бах ослеп потому, что в отрочестве и в юности он переписал от руки массу партитур. Это лучшая школа для композитора. Переписывая, ты повторяешь мускульное усилие гения. Сейчас смешно спрашивать молодого композитора, переписал ли он хоть один «Бранденбургский концерт» Баха. Никому даже в голову это не приходит. Все работают за компьютером. А без карандаша композитор становится кастрированным.
и: Но ведь тысячу лет назад люди обходились и без карандашей, и без композиторов.
мартынов: В XI веке Гвидо Аретинский придумал ноты. Он — самый великий человек в истории музыки, потому что он, подобно стрелочнику, перевел путь. Не будь его, не было бы ни одного композитора — ни Моцарта, ни Баха, ни Чайковского. Сейчас происходит такой же масштабный перевод стрелок. Мои противники просто не видят грандиозности перемен. По масштабу происходящий сейчас переход соразмерен неолитической революции. От мира, в котором мы сейчас живем, скоро ничего не останется. Какие уж тут композиторы! Снявши голову, по волосам не плачут. Предвидеть это очень сложно: смогли бы вы, сидя в палеолите, догадаться, каким мир будет в 2011 году?
и: Извечный вопрос ваших слушателей и читателей: почему, объявив о смерти композиторов, вы сами продолжаете писать музыку?
мартынов: Смерть композиторов — не одномоментное событие, а длительный процесс. Становление профессии композитора происходило лет 150. Это как выход рыб на сушу: амфибии не сразу превратились в млекопитающих. Примерно столько же должно продолжаться умирание композиторов. Однако то, что я делаю — уже не совсем композиторство, это переходная стадия. Профессионалы упрекают меня в том, что мои партитуры примитивны, в них нет композиторской работы. Это мое сознательное стремление: я многое беру от устных, бесписьменных практик. Например, использую большой собственный опыт работы в рок-группе в 70-е годы.
и: «Известия» всегда подписывают вас как композитора. Вас это не смущает?
мартынов: Мне не очень нравится. Тесновато. Но за неимением лучшего — да, я композитор. В конце концов, я член Союза композиторов, закончил композиторский факультет консерватории. Всего лишь полвека назад Онеггер выпустил книгу под гордым названием «Я — композитор». Забавно, что я произношу те же слова совсем без энтузиазма.
и: Хоть вы и не совсем композитор, вы, наверное, не отказываетесь от такой вещи как вдохновение?
мартынов: Конечно. Только я не стал бы употреблять это слово. Есть термины, от которых пора отдохнуть. Например, за произнесение слова «духовность» следует бить палкой по голове. Самый сладостный момент в творчестве — когда приходит идея, когда ты ее поймал. Наверное, это и называется вдохновением. Ничто на свете не стоит этого момента — ни дальнейшее развитие идеи, ни триумфальный успех у публики, ни бешеные деньги.
и: Как вы относитесь к музыке наших дней в целом?
мартынов: Я люблю старинную музыку в аутентичном исполнении. Российская попса — это удар ниже пояса, нечто несовместимое с жизнью. Современная композиторская музыка меня совершенно не интересует. Мэйнстрим классической музыки — звездные пианисты, дирижеры и оперные певцы — тоже. Кстати, помимо конца времени композиторов, уже можно говорить о конце времени публики и исполнителей.
и: Почему? Ведь тут проблем с письменностью нет.
и: Великий Караян сильно испортил мир музыки своей звездностью. В классическую музыку проник воздух шоу-бизнеса. В принципе, «звезда» — это Мэрилин Монро. Термин пришел из кино. А можно ли, скажем, Эмиля Гилельса назвать звездой? То же самое касается слова «гений». Гениями называли себя люди Просвещения. Моцарт и Бетховен — гении, а Окегем? А Данте? Все эти эпитеты нельзя перетаскивать из одной эпохи в другую. Плохо, когда в классическую музыку проникают законы шоу-бизнеса. Классическая музыка начинает косить под попсу, попса — под классическую музыку, гении смешиваются со звездами. Возьмите Высоцкого: нормальный человек, но зачем он пытался косить под поэта и композитора, добивался, чтобы его признали в Союзе композиторов? Он бард, а не композитор. При соприкосновении чуждых друг другу культур получается уродство.
и: У вас был период погружения в церковь. Я слышал, что тогда сочинение авторской музыки для вас было чем-то вроде греха.
мартынов: Нельзя сказать, что сочинение музыки — это грех. Почти все классические композиторы были верующими и воцерковленными людьми. Плохо, когда композитор начинает думать, что при помощи своей музыки он разговаривает с Богом или делает нечто душеспасительное. Когда Джон Леннон курит, пьет, пописывает музыку — это хорошо. Но когда какой-нибудь автор встает в позу и говорит, что он посланник, медиум — это, конечно, грех. К сожалению, дурную традицию заложил мой любимый Гайдн: когда на одном из первых исполнений оратории «Сотворение мира» в кульминационный момент люди зааплодировали, Гайдн показал пальцем наверх: подразумевал, что это написал не он, а Бог.
и: Но вы все-таки прекратили писать музыку в годы воцерковления.
мартынов: Когда искренне приходишь в храм и воспринимаешь полноту церкви, тогда все, что связано с культурой, отпадает как шелуха.
и: Тогда почему вы вскоре вернулись к этой шелухе?
мартынов: Я не смог вынести напряжения настоящей церковной жизни. Считаю это признаком своего несовершенства. Когда в конце 70-х я пришел в церковь, она была отделена от государства, от мира. И в этом была ее истинная мощь. А потом церковь вдруг приплыл
В 2003 году Мартынов получил Государственную премию как композитор. А за год до того выпустил книгу, в которой доказал, что композиторы вымерли как класс. С тех пор из-под его пера вышло еще несколько «убийственных» для музыкантского сообщества книг и — множество новых партитур. С одним из самых парадоксальных творцов современной России побеседовал Ярослав Тимофеев.
известия: Все чаще на книжных прилавках появляются ваши новые литературные труды. Это приоритет для вас?
мартынов: Да, и многочисленные заказы на музыку мне серьезно мешают. Из-за них прямо сейчас простаивает книжка, которая должна выйти в мае.
и: Она продолжит тему «конца времени композиторов»?
мартынов: Нет, новая книга совсем о другом — об историческом переломе 60-70-х годов, который до сих пор не осознан. В 70-е годы мы начали жить в другой стране. Эта трансформация была, возможно, более фундаментальной, чем перестройка. Раньше я выпускал в свет специализированные книги о музыке, трактаты. Теперь пишу более универсальные вещи, почти что художественную литературу.
и: На какой круг читателей вы рассчитываете?
мартынов: Моя публика — это философы и филологи. С музыкальной аудиторией у меня очень напряженные отношения. Когда я бываю в Союзе композиторов и застаю разговоры о своих книгах, я понимаю, что дискуссия ведется лишь на уровне слухов: люди услышали про «конец времени композиторов», и для них эта фраза стала красной тряпкой.
и: Но вы же понимали, что она будет красной тряпкой?
мартынов: Название должнобыть эффектным. Однако нужно идти дальше названия. Все думают: раз конец времени композиторов, значит и музыке конец. На самом деле, может быть, все как раз наоборот.
и: Да, но вы все же осмелились заявить коллегам, что они мертвецы.
мартынов: Думаю, что имел право это произнести. Представьте: появляется книга «Конец сексуальной жизни», и все знают, что эту книгу написал импотент. Никто не станет ее читать. Но если бы ее написал Дон-Жуан, у меня рука точно потянулась бы к полке. В моем багаже все-таки есть некоторые партитуры, которые позволяют мне брать на себя такую смелость.
и: Оппоненты Мартынова утверждают, что центральная идея его книг почерпнута из западных источников и лишь переведена на русский.
мартынов: Своих идей нет ни у кого. Если бы не было Эйнштейна, теория относительности все равно бы появилась на свет. Такие фундаментальные вещи парят над миром и выискивают человека, в которого вселятся. Используемая мной идея впервые высказана французским структуралистом Роланом Бартом. Но ее развитие применительно к музыке — моя заслуга. Я почувствовал в своих руках фонарик, и задача заключалась в том, чтобы пройти с этим фонариком туда, куда никто еще не ходил.
и: Вы, конечно, знаете, что композиторов начали хоронить за много веков до вас.
мартынов: Слово о конце не оригинально, об этом говорили на протяжении всей истории. Но стоит отличать праздные апокалиптические разговоры от настоящих исторических переломов. В музыке все изменилось с появлением грамзаписи. Во второй половине ХХ века композитор оказался задвинут на задний план, потому что исполнитель стоит ближе к микрофону. Кто из нынешних композиторов может сравниться по известности, скажем, с Паваротти? Я пятый год преподаю на философском факультете МГУ и каждый год задаю студентам один и тотже вопрос: назовите хотя бы одного современного композитора. Никто ни разу не ответил.
и: Почему Крутой и Матвиенко не композиторы?
мартынов: Есть такая графа в списке музыкальных профессий как менестрель. Эти двое скорее таковы. Недавно кто-то представлял Ирину Хакамаду: «политический деятель и писатель». Сейчас у нас каждый губернатор писатель. Если человек написал книгу — значит он писатель, если песню — композитор. Вспомните: в XIX веке каждая барышня писала стихи, а каждый гусар — романсы. Но от этого они не становились писателями и композиторами. И вообще, зачем все к этому стремятся? Композиторы — все-таки ученая профессия.
и: Неужели причина смерти композиторов — в безобидном граммофоне?
мартынов: Характер информации напрямую зависит от носителя этой информации. Только на моей памяти произошло несколько технических революций: я застал эпоху пластинок, катушек-бобин, кассет, компакт-дисков. Сейчас и этой недавней новинке уже пришел конец. Настоящий композитор пишет от руки, а это в наши дни совершенный атавизм.
и: Вы не признаете сочинение музыки за компьютером?
мартынов: Композитор, не пишущий от руки, — это не композитор. Там где нет нажима, тактильного ощущения,там не может быть нашей профессии. Бах ослеп потому, что в отрочестве и в юности он переписал от руки массу партитур. Это лучшая школа для композитора. Переписывая, ты повторяешь мускульное усилие гения. Сейчас смешно спрашивать молодого композитора, переписал ли он хоть один «Бранденбургский концерт» Баха. Никому даже в голову это не приходит. Все работают за компьютером. А без карандаша композитор становится кастрированным.
и: Но ведь тысячу лет назад люди обходились и без карандашей, и без композиторов.
мартынов: В XI веке Гвидо Аретинский придумал ноты. Он — самый великий человек в истории музыки, потому что он, подобно стрелочнику, перевел путь. Не будь его, не было бы ни одного композитора — ни Моцарта, ни Баха, ни Чайковского. Сейчас происходит такой же масштабный перевод стрелок. Мои противники просто не видят грандиозности перемен. По масштабу происходящий сейчас переход соразмерен неолитической революции. От мира, в котором мы сейчас живем, скоро ничего не останется. Какие уж тут композиторы! Снявши голову, по волосам не плачут. Предвидеть это очень сложно: смогли бы вы, сидя в палеолите, догадаться, каким мир будет в 2011 году?
и: Извечный вопрос ваших слушателей и читателей: почему, объявив о смерти композиторов, вы сами продолжаете писать музыку?
мартынов: Смерть композиторов — не одномоментное событие, а длительный процесс. Становление профессии композитора происходило лет 150. Это как выход рыб на сушу: амфибии не сразу превратились в млекопитающих. Примерно столько же должно продолжаться умирание композиторов. Однако то, что я делаю — уже не совсем композиторство, это переходная стадия. Профессионалы упрекают меня в том, что мои партитуры примитивны, в них нет композиторской работы. Это мое сознательное стремление: я многое беру от устных, бесписьменных практик. Например, использую большой собственный опыт работы в рок-группе в 70-е годы.
и: «Известия» всегда подписывают вас как композитора. Вас это не смущает?
мартынов: Мне не очень нравится. Тесновато. Но за неимением лучшего — да, я композитор. В конце концов, я член Союза композиторов, закончил композиторский факультет консерватории. Всего лишь полвека назад Онеггер выпустил книгу под гордым названием «Я — композитор». Забавно, что я произношу те же слова совсем без энтузиазма.
и: Хоть вы и не совсем композитор, вы, наверное, не отказываетесь от такой вещи как вдохновение?
мартынов: Конечно. Только я не стал бы употреблять это слово. Есть термины, от которых пора отдохнуть. Например, за произнесение слова «духовность» следует бить палкой по голове. Самый сладостный момент в творчестве — когда приходит идея, когда ты ее поймал. Наверное, это и называется вдохновением. Ничто на свете не стоит этого момента — ни дальнейшее развитие идеи, ни триумфальный успех у публики, ни бешеные деньги.
и: Как вы относитесь к музыке наших дней в целом?
мартынов: Я люблю старинную музыку в аутентичном исполнении. Российская попса — это удар ниже пояса, нечто несовместимое с жизнью. Современная композиторская музыка меня совершенно не интересует. Мэйнстрим классической музыки — звездные пианисты, дирижеры и оперные певцы — тоже. Кстати, помимо конца времени композиторов, уже можно говорить о конце времени публики и исполнителей.
и: Почему? Ведь тут проблем с письменностью нет.
и: Великий Караян сильно испортил мир музыки своей звездностью. В классическую музыку проник воздух шоу-бизнеса. В принципе, «звезда» — это Мэрилин Монро. Термин пришел из кино. А можно ли, скажем, Эмиля Гилельса назвать звездой? То же самое касается слова «гений». Гениями называли себя люди Просвещения. Моцарт и Бетховен — гении, а Окегем? А Данте? Все эти эпитеты нельзя перетаскивать из одной эпохи в другую. Плохо, когда в классическую музыку проникают законы шоу-бизнеса. Классическая музыка начинает косить под попсу, попса — под классическую музыку, гении смешиваются со звездами. Возьмите Высоцкого: нормальный человек, но зачем он пытался косить под поэта и композитора, добивался, чтобы его признали в Союзе композиторов? Он бард, а не композитор. При соприкосновении чуждых друг другу культур получается уродство.
и: У вас был период погружения в церковь. Я слышал, что тогда сочинение авторской музыки для вас было чем-то вроде греха.
мартынов: Нельзя сказать, что сочинение музыки — это грех. Почти все классические композиторы были верующими и воцерковленными людьми. Плохо, когда композитор начинает думать, что при помощи своей музыки он разговаривает с Богом или делает нечто душеспасительное. Когда Джон Леннон курит, пьет, пописывает музыку — это хорошо. Но когда какой-нибудь автор встает в позу и говорит, что он посланник, медиум — это, конечно, грех. К сожалению, дурную традицию заложил мой любимый Гайдн: когда на одном из первых исполнений оратории «Сотворение мира» в кульминационный момент люди зааплодировали, Гайдн показал пальцем наверх: подразумевал, что это написал не он, а Бог.
и: Но вы все-таки прекратили писать музыку в годы воцерковления.
мартынов: Когда искренне приходишь в храм и воспринимаешь полноту церкви, тогда все, что связано с культурой, отпадает как шелуха.
и: Тогда почему вы вскоре вернулись к этой шелухе?
мартынов: Я не смог вынести напряжения настоящей церковной жизни. Считаю это признаком своего несовершенства. Когда в конце 70-х я пришел в церковь, она была отделена от государства, от мира. И в этом была ее истинная мощь. А потом церковь вдруг приплыл
[Izvestia, No. 28291]
In 2003, Martynov received the State Prize as a composer. And a year before he published a book in which he proved that composers became extinct as a class. Since then, several more “murderous” books for the music community and many new scores have come out from his pen. Yaroslav Timofeev spoke with one of the most paradoxical creators of modern Russia.
News: Increasingly, your new literary works appear on the book shelves. Is this priority for you?
Martynov: Yes, and numerous orders for music seriously hinder me. Because of them right now idle book, which is due out in May.
and: She will continue the theme of the "end of time composers"?
Martynov: No, the new book is completely about something else - about the historical turn of the 60-70s, which has not yet been realized. In the 70s we began to live in another country. This transformation was perhaps more fundamental than restructuring. I used to publish specialized books on music, treatises. Now I am writing more versatile things, almost fiction.
and: What readership are you counting on?
Martynov: My audience is philosophers and philologists. I have a very tense relationship with the music audience. When I visit the Composers' Union and catch up talking about my books, I understand that the discussion is conducted only at the level of rumors: people heard about the “end of composers time”, and for them this phrase became a red rag.
and: But you understand that it will be a red rag?
Martynov: The name should be spectacular. However, you need to go beyond the name. Everyone thinks: once the end of composers' time, it means the end of music. In fact, maybe the opposite is true.
and: Yes, but you still dare to tell your colleagues that they are dead.
Martynov: I think I had the right to say it. Imagine: the book “The End of Sexual Life” appears, and everyone knows that this book was written by impotent. No one will read it. But if Don Juan had written it, my hand would definitely reach for the shelf. There are still some scores in my luggage that allow me to take on such courage.
and: Opponents of Martynov argue that the central idea of his books is drawn from Western sources and only translated into Russian.
Martynov: No one has any ideas. If it were not for Einstein, the theory of relativity would still be born. Such fundamental things hover over the world and seek out the person in whom to move. The idea I used was first suggested by the French structuralist Roland Bart. But its development in relation to music is my merit. I felt a flashlight in my hands, and the task was to go with this flashlight to where no one had yet gone.
and: You, of course, know that composers began to bury many centuries before you.
Martynov: The word about the end is not original, it has been talked about throughout the whole story. But it is worth distinguishing idle apocalyptic conversations from real historical fractures. In music, everything changed with the advent of record. In the second half of the twentieth century, the composer was pushed into the background, because the performer is closer to the microphone. Which of the current composers can compare in popularity, say, to Pavarotti? I have been teaching for five years at the Faculty of Philosophy of the Moscow State University and every year I ask students one and the same question: name at least one contemporary composer. No one has ever answered.
and: Why are not cool composers and Matvienko?
Martynov: There is such a graph in the list of musical professions as the minstrel. These two are more like that. Recently, someone represented Irina Khakamada: "a politician and a writer." Now we have every governor writer. If a person wrote a book, then he is a writer, if a song is a composer. Remember: in the XIX century, every lady wrote poetry, and every hussar - romances. But from this they did not become writers and composers. And in general, why is everyone striving for this? Composers - all the same scientific profession.
and: Is the cause of the death of composers - in a harmless gramophone?
Martynov: The nature of the information directly depends on the carrier of this information. Only in my memory there were several technical revolutions: I found the era of records, reels, reels, tapes, CDs. Now and this recent novelty has come to an end. This composer writes by hand, and this is a perfect atavism today.
and: You do not recognize the composition of music at the computer?
Martynov: A composer who does not write by hand is not a composer. Where there is no pressure, tactile sensation, there can not be our profession. Bach went blind because in his adolescence and in his youth he rewrote by hand a lot of scores. This is the best school for the composer. By rewriting, you repeat the muscular effort of a genius. Now it’s ridiculous to ask the young composer if he copied at least one Bach's “Brandenburg Concert”. It doesn't even occur to anyone. All work at the computer. And without a pencil the composer becomes neutered.
and: But after a thousand l
In 2003, Martynov received the State Prize as a composer. And a year before he published a book in which he proved that composers became extinct as a class. Since then, several more “murderous” books for the music community and many new scores have come out from his pen. Yaroslav Timofeev spoke with one of the most paradoxical creators of modern Russia.
News: Increasingly, your new literary works appear on the book shelves. Is this priority for you?
Martynov: Yes, and numerous orders for music seriously hinder me. Because of them right now idle book, which is due out in May.
and: She will continue the theme of the "end of time composers"?
Martynov: No, the new book is completely about something else - about the historical turn of the 60-70s, which has not yet been realized. In the 70s we began to live in another country. This transformation was perhaps more fundamental than restructuring. I used to publish specialized books on music, treatises. Now I am writing more versatile things, almost fiction.
and: What readership are you counting on?
Martynov: My audience is philosophers and philologists. I have a very tense relationship with the music audience. When I visit the Composers' Union and catch up talking about my books, I understand that the discussion is conducted only at the level of rumors: people heard about the “end of composers time”, and for them this phrase became a red rag.
and: But you understand that it will be a red rag?
Martynov: The name should be spectacular. However, you need to go beyond the name. Everyone thinks: once the end of composers' time, it means the end of music. In fact, maybe the opposite is true.
and: Yes, but you still dare to tell your colleagues that they are dead.
Martynov: I think I had the right to say it. Imagine: the book “The End of Sexual Life” appears, and everyone knows that this book was written by impotent. No one will read it. But if Don Juan had written it, my hand would definitely reach for the shelf. There are still some scores in my luggage that allow me to take on such courage.
and: Opponents of Martynov argue that the central idea of his books is drawn from Western sources and only translated into Russian.
Martynov: No one has any ideas. If it were not for Einstein, the theory of relativity would still be born. Such fundamental things hover over the world and seek out the person in whom to move. The idea I used was first suggested by the French structuralist Roland Bart. But its development in relation to music is my merit. I felt a flashlight in my hands, and the task was to go with this flashlight to where no one had yet gone.
and: You, of course, know that composers began to bury many centuries before you.
Martynov: The word about the end is not original, it has been talked about throughout the whole story. But it is worth distinguishing idle apocalyptic conversations from real historical fractures. In music, everything changed with the advent of record. In the second half of the twentieth century, the composer was pushed into the background, because the performer is closer to the microphone. Which of the current composers can compare in popularity, say, to Pavarotti? I have been teaching for five years at the Faculty of Philosophy of the Moscow State University and every year I ask students one and the same question: name at least one contemporary composer. No one has ever answered.
and: Why are not cool composers and Matvienko?
Martynov: There is such a graph in the list of musical professions as the minstrel. These two are more like that. Recently, someone represented Irina Khakamada: "a politician and a writer." Now we have every governor writer. If a person wrote a book, then he is a writer, if a song is a composer. Remember: in the XIX century, every lady wrote poetry, and every hussar - romances. But from this they did not become writers and composers. And in general, why is everyone striving for this? Composers - all the same scientific profession.
and: Is the cause of the death of composers - in a harmless gramophone?
Martynov: The nature of the information directly depends on the carrier of this information. Only in my memory there were several technical revolutions: I found the era of records, reels, reels, tapes, CDs. Now and this recent novelty has come to an end. This composer writes by hand, and this is a perfect atavism today.
and: You do not recognize the composition of music at the computer?
Martynov: A composer who does not write by hand is not a composer. Where there is no pressure, tactile sensation, there can not be our profession. Bach went blind because in his adolescence and in his youth he rewrote by hand a lot of scores. This is the best school for the composer. By rewriting, you repeat the muscular effort of a genius. Now it’s ridiculous to ask the young composer if he copied at least one Bach's “Brandenburg Concert”. It doesn't even occur to anyone. All work at the computer. And without a pencil the composer becomes neutered.
and: But after a thousand l
У записи 8 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ярослав Тимофеев
