А я все про Феллини... Вернее даже о его коллегах и приятелях по совместительству. На сей раз речь пойдет о композиторе и близком друге Федерико - Нино Рота. Вот, что режиссер говорил о нем: "Он обладал пространственным воображением, музыкальным видением небесных сфер, и поэтому ему не нужно было видеть зрительные образы моих фильмов. Когда я его спрашивал, какие мотивы он держит в голове, чтобы комментировать ту или другую сцену, я отчетливо ощущал, что зрительные образы его не интересовали: у него был свой внутренний мир, проникнуть в который у реальной действительности было мало шансов. Он жил в музыке со свободой и легкостью существа, живущего в органически свойственном ему измерении.
Это был человек, обладавший редким качеством, тем бесценным даром, который принадлежит к области интуиции. Именно благодаря этому дару ему удалось остаться таким чистым душой, милым, излучающим радость. Но я боюсь быть неправильно понятым. Когда представлялся повод, а также иногда и без повода, он высказывал чрезвычайно острые, глубокие суждения, давал поражавшие своей точностью оценки людям и фактам. Как дети, как простые люди, как эмоциональные, простодушные, чистые сердцем существа, он неожиданно изрекал поразительные вещи...
У меня есть привычка во время работы над фильмами в качестве приглушенного звукового фона слушать некоторые пластинки; музыка может оказать влияние на сцену, придать ей определенный ритм, подсказать определенное решение, поведение персонажей.<...> Потом естественно случается так, что, когда я кончаю съемки фильма, я привязываюсь к этой импровизированной звуковой дорожке и мне не хочется ее менять. Нино сразу же признавал, что я прав, говорил, что мотивы, под которые я снимал, очень хорошие (даже когда речь шла о самой слащавой и пустой песенке), что именно они-то здесь и нужны и что он сам не сумел бы подыскать ничего лучше. И говоря так, он небрежно перебирал клавиши рояля.
Вот так и рождались новые мелодии в фильмах, сразу же покорявшие меня и заставлявшие позабыть очарование старых песенок, использованных во время съемок. Я садился рядом с ним, около рояля, и рассказывал весь фильм, объясняя, что хотел сказать тем или иным зрительным образом, той или иной сценой; но он не следил за моими словами, отвлекался, хотя и кивал и повторял "да, да", энергично жестикулируя, выражая свое согласие. На самом же деле он устанавливал контакт с самим собой, с музыкальными мелодиями, которые уже в нем жили. И когда этот контакт был установлен, он вообще переставал тебя слушать, следить за рассказом, опускал руки на клавиатуру и начинал играть - как медиум, как настоящий артист. Когда он заканчивал, я говорил "Замечательно!" Но он отвечал:"Я уже все позабыл". Это были поистине катастрофы, пока мы не стали бороться с ними при помощи магнитофонов, разных записывающих устройств. Но устанавливать и запускать их надо было потихоньку от него, чтобы он не заметил, иначе контакт с небесными сферами нарушался...
Работать с ним было поистине радостью. Его творческая мощь ощущалась так сильно, что тебе передавалось какое-то легкое опьянение, даже возникало такое чувство, что музыку сочиняешь ты сам."
Это был человек, обладавший редким качеством, тем бесценным даром, который принадлежит к области интуиции. Именно благодаря этому дару ему удалось остаться таким чистым душой, милым, излучающим радость. Но я боюсь быть неправильно понятым. Когда представлялся повод, а также иногда и без повода, он высказывал чрезвычайно острые, глубокие суждения, давал поражавшие своей точностью оценки людям и фактам. Как дети, как простые люди, как эмоциональные, простодушные, чистые сердцем существа, он неожиданно изрекал поразительные вещи...
У меня есть привычка во время работы над фильмами в качестве приглушенного звукового фона слушать некоторые пластинки; музыка может оказать влияние на сцену, придать ей определенный ритм, подсказать определенное решение, поведение персонажей.<...> Потом естественно случается так, что, когда я кончаю съемки фильма, я привязываюсь к этой импровизированной звуковой дорожке и мне не хочется ее менять. Нино сразу же признавал, что я прав, говорил, что мотивы, под которые я снимал, очень хорошие (даже когда речь шла о самой слащавой и пустой песенке), что именно они-то здесь и нужны и что он сам не сумел бы подыскать ничего лучше. И говоря так, он небрежно перебирал клавиши рояля.
Вот так и рождались новые мелодии в фильмах, сразу же покорявшие меня и заставлявшие позабыть очарование старых песенок, использованных во время съемок. Я садился рядом с ним, около рояля, и рассказывал весь фильм, объясняя, что хотел сказать тем или иным зрительным образом, той или иной сценой; но он не следил за моими словами, отвлекался, хотя и кивал и повторял "да, да", энергично жестикулируя, выражая свое согласие. На самом же деле он устанавливал контакт с самим собой, с музыкальными мелодиями, которые уже в нем жили. И когда этот контакт был установлен, он вообще переставал тебя слушать, следить за рассказом, опускал руки на клавиатуру и начинал играть - как медиум, как настоящий артист. Когда он заканчивал, я говорил "Замечательно!" Но он отвечал:"Я уже все позабыл". Это были поистине катастрофы, пока мы не стали бороться с ними при помощи магнитофонов, разных записывающих устройств. Но устанавливать и запускать их надо было потихоньку от него, чтобы он не заметил, иначе контакт с небесными сферами нарушался...
Работать с ним было поистине радостью. Его творческая мощь ощущалась так сильно, что тебе передавалось какое-то легкое опьянение, даже возникало такое чувство, что музыку сочиняешь ты сам."
And I'm all about Fellini ... Or rather, even about his colleagues and friends concurrently. This time we will talk about the composer and close friend of Federico - Nino Rota. Here is what the director said about him: “He had a spatial imagination, a musical vision of the celestial spheres, and therefore he did not need to see the visual images of my films. When I asked him what motives he keeps in mind to comment on this or that scene, I clearly felt that the visual images did not interest him: he had his own inner world, which reality had little chance of penetrating in. He lived in music with the freedom and lightness of a creature living in an organically characteristic dimension.
This was a man who possessed a rare quality, that invaluable gift that belongs to the field of intuition. It was thanks to this gift that he managed to remain such a pure soul, sweet, radiating joy. But I'm afraid to be misunderstood. When a pretext was presented, and also sometimes without a reason, he expressed extremely sharp, profound judgments, and made amazing estimates to people and facts. As children, as ordinary people, as emotional, innocent, pure-hearted beings, he suddenly uttered amazing things ...
I have a habit of listening to some records while working on films as a muffled sound background; music can influence the scene, give it a certain rhythm, suggest a certain decision, the behavior of the characters. <...> Then it naturally happens that when I finish shooting the film, I become attached to this impromptu sound track and I don’t want to change it . Nino immediately admitted that I was right, said that the motives for which I shot were very good (even when it came to the most sugary and empty song), that they were needed here and that he himself could not find nothing is better. And saying so, he casually fingered the piano keys.
This is how new melodies in the films were born, which immediately conquered me and made me forget the charm of the old songs used during the filming. I sat next to him, near the piano, and told the whole film, explaining what I wanted to say in one way or another in a visual way, in one scene or another; but he did not follow my words, was distracted, although he nodded and repeated “yes, yes”, gesturing vigorously, expressing his consent. In fact, he made contact with himself, with musical melodies that already lived in him. And when this contact was established, he generally stopped listening to you, followed the story, put his hands on the keyboard and began to play - like a medium, like a real artist. When he was finishing, I said "Great!" But he answered: "I have already forgotten everything." It was truly a disaster, until we began to deal with them with tape recorders, various recording devices. But they had to be installed and launched slowly from him, so that he would not notice, otherwise the contact with the celestial spheres would be broken ...
Working with him was truly a joy. His creative power was felt so strongly that some kind of slight intoxication was transmitted to you, even a feeling arose that you compose the music yourself. "
This was a man who possessed a rare quality, that invaluable gift that belongs to the field of intuition. It was thanks to this gift that he managed to remain such a pure soul, sweet, radiating joy. But I'm afraid to be misunderstood. When a pretext was presented, and also sometimes without a reason, he expressed extremely sharp, profound judgments, and made amazing estimates to people and facts. As children, as ordinary people, as emotional, innocent, pure-hearted beings, he suddenly uttered amazing things ...
I have a habit of listening to some records while working on films as a muffled sound background; music can influence the scene, give it a certain rhythm, suggest a certain decision, the behavior of the characters. <...> Then it naturally happens that when I finish shooting the film, I become attached to this impromptu sound track and I don’t want to change it . Nino immediately admitted that I was right, said that the motives for which I shot were very good (even when it came to the most sugary and empty song), that they were needed here and that he himself could not find nothing is better. And saying so, he casually fingered the piano keys.
This is how new melodies in the films were born, which immediately conquered me and made me forget the charm of the old songs used during the filming. I sat next to him, near the piano, and told the whole film, explaining what I wanted to say in one way or another in a visual way, in one scene or another; but he did not follow my words, was distracted, although he nodded and repeated “yes, yes”, gesturing vigorously, expressing his consent. In fact, he made contact with himself, with musical melodies that already lived in him. And when this contact was established, he generally stopped listening to you, followed the story, put his hands on the keyboard and began to play - like a medium, like a real artist. When he was finishing, I said "Great!" But he answered: "I have already forgotten everything." It was truly a disaster, until we began to deal with them with tape recorders, various recording devices. But they had to be installed and launched slowly from him, so that he would not notice, otherwise the contact with the celestial spheres would be broken ...
Working with him was truly a joy. His creative power was felt so strongly that some kind of slight intoxication was transmitted to you, even a feeling arose that you compose the music yourself. "
У записи 5 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Влад Кагарлицкий
