Яндекс подсказывает, что сейчас -17 градусов Цельсия, но в Ульяновске это почти не ощущается. Того, что питерцы называют словом "дубак", здесь на моей памяти не случалось. То есть сжимать каждую клеточку тела при выходе на улицу - не приходится.
Ульяновск похож на спальный район Питера в воскресенье. Днем на улицах примерно столько же народу, что и ночью.
Все, кто спрашивал меня, как мне на новом месте, обязательно интересовались, был ли я в Новом городе. Это район на другом берегу Волги, граничащий с промзоной, и по словам местных жителей, там живут одни вурдалаки. Спешу заметить, что в Новом городе я был, не однажды, но каждый раз ненадолго. Очевидно, это меня и спасло.
Несмотря на это у меня уже развилась параноидальный страх ульяновских гопников, которые по словам окружающих меня людей составляют большую часть населения города. Все остальные, кого я наблюдаю - это музыканты и алкоголики. При этом надо понимать, что деление весьма условно, и зачастую человек сочетает в себе сразу две, а то и три ипостаси.
А вот милицию здесь хвалят. Рассказывают удивительные истории, в которых сказочные милиционеры отпаивают замерзших задержанных чаем. Меня тоже один раз пытались отвезти в отделение - однако, они не ожидали встретить ночью трезвого человека с паспортом в наличии.
Люди здесь очень любят материться. Наверное, поэтому все очень добрые, хотя и стесняются этого (из-за чего постоянно ругаются и облапошивают друг друга).
За месяц с небольшим я успел познакомиться с местными криминальными авторитетами - они тоже оказались довольно добрыми в общении.
По утрам я то и дело помогаю Радику работать дворником в филармонии. Разумеется, в филармонии работают те же самые ульяновцы, что и во всех остальных местах. Например, есть там три шофера. Один похож на героя советского кино, худой, в меховой шапке, усатый, и с глазами, замершими в ожидании укола. Этот все сидит больше молча, пока не разразится, наконец, чем-нибудь вроде "Я блядь тебе говорил! Теперь хуй!" Да и вообще склонен накручивать.
У второго глаза глубоко посажены, и в них законсервировалась боль от укола, которого так боится первый. Он весь состаренный жизнью, хотя, быть может, они ровесники. Он, конечно, тоже матерится, но в основном, округляя глаза и описывая непотребство или несправедливость. Кроме того, он ходит кормить бездомных щенков, крутящихся у филармонии.
Третий похож на Карлсона, носит очки с затемнением от солнца, и когда выходит во двор и видит виляющих хвостами щенков, говорит: "Строиться, блядь!" В общем-то примерно тот же посыл он адресует каждому, с кем встречается, поэтому любое его появление начинается чем-то вроде "Ну что ты блядь дрочишь! Иди блядь посиди, хули ты тут наяриваешь! Куда пошел! Сука ты блядь чай мне налил?"
Уместно будет также добавить, что мат в равной степени содержится как в речи шоферов, так и в речи трубачей, волторнистов, скрипачей, тубистов, кларнетистов, габоистов и всех остальных оркестрантов.
Одним из прекраснейших мест на земле является местная столовая. Несмотря на то, что здесь играет радио "Ваня", по которому крутят даже понаслышке неизвестных мне эстрадных исполнителей, столовая сохранила в себе все лучшее, что можно извлечь из понятия "советская". Кормят здесь просто, вкусно (местами - не очень), но в любом случае сытно, дешево и душевно. Особенно это хорошо ощущается после расчищения снега во дворе. Работает в столовой аккуратный молодой человек в очках, интеллегентный во внешности и движениях. И он тоже матерится, как сапожник.
Я и Радик работаем также в местном оркестре. Таскаем пюпитры, арфу, литавры, контрабасы, рояли, некоторые другие инструменты, а также в большом количестве стулья. Вместе с шоферами отвозим их на различные концертные площадки вроде местной библиотеки, музея или Большого Зала Ленинского Мемориала, куда грозятся перевезти труп Владимира Ильича.
К слову, помимо того, что в Ульяновске нет дома, в котором Ленин не родился, не жил, не обедал и не останавливался завязать шнурки, Симбирск является родиной буквы Ё, Колобка, а также одно время претендовал на отчий дом Чебурашки, но Москва не разрешила.
Еще по городу течет две реки, параллельно друг другу, но в разных направлениях. Это, как кажется, все и объясняет.
Вот, собственно и все, что пришло мне на ум. Помимо снега и пюпитров я монтирую видео свадеб, а в свободное время мы предаемся музыкальной импровизации. Играю я помимо шейкера и прочих шумелок на беримбау, и потихоньку осваиваю мелодику.
На сегодня все. Спасибо за внимание.
Ульяновск похож на спальный район Питера в воскресенье. Днем на улицах примерно столько же народу, что и ночью.
Все, кто спрашивал меня, как мне на новом месте, обязательно интересовались, был ли я в Новом городе. Это район на другом берегу Волги, граничащий с промзоной, и по словам местных жителей, там живут одни вурдалаки. Спешу заметить, что в Новом городе я был, не однажды, но каждый раз ненадолго. Очевидно, это меня и спасло.
Несмотря на это у меня уже развилась параноидальный страх ульяновских гопников, которые по словам окружающих меня людей составляют большую часть населения города. Все остальные, кого я наблюдаю - это музыканты и алкоголики. При этом надо понимать, что деление весьма условно, и зачастую человек сочетает в себе сразу две, а то и три ипостаси.
А вот милицию здесь хвалят. Рассказывают удивительные истории, в которых сказочные милиционеры отпаивают замерзших задержанных чаем. Меня тоже один раз пытались отвезти в отделение - однако, они не ожидали встретить ночью трезвого человека с паспортом в наличии.
Люди здесь очень любят материться. Наверное, поэтому все очень добрые, хотя и стесняются этого (из-за чего постоянно ругаются и облапошивают друг друга).
За месяц с небольшим я успел познакомиться с местными криминальными авторитетами - они тоже оказались довольно добрыми в общении.
По утрам я то и дело помогаю Радику работать дворником в филармонии. Разумеется, в филармонии работают те же самые ульяновцы, что и во всех остальных местах. Например, есть там три шофера. Один похож на героя советского кино, худой, в меховой шапке, усатый, и с глазами, замершими в ожидании укола. Этот все сидит больше молча, пока не разразится, наконец, чем-нибудь вроде "Я блядь тебе говорил! Теперь хуй!" Да и вообще склонен накручивать.
У второго глаза глубоко посажены, и в них законсервировалась боль от укола, которого так боится первый. Он весь состаренный жизнью, хотя, быть может, они ровесники. Он, конечно, тоже матерится, но в основном, округляя глаза и описывая непотребство или несправедливость. Кроме того, он ходит кормить бездомных щенков, крутящихся у филармонии.
Третий похож на Карлсона, носит очки с затемнением от солнца, и когда выходит во двор и видит виляющих хвостами щенков, говорит: "Строиться, блядь!" В общем-то примерно тот же посыл он адресует каждому, с кем встречается, поэтому любое его появление начинается чем-то вроде "Ну что ты блядь дрочишь! Иди блядь посиди, хули ты тут наяриваешь! Куда пошел! Сука ты блядь чай мне налил?"
Уместно будет также добавить, что мат в равной степени содержится как в речи шоферов, так и в речи трубачей, волторнистов, скрипачей, тубистов, кларнетистов, габоистов и всех остальных оркестрантов.
Одним из прекраснейших мест на земле является местная столовая. Несмотря на то, что здесь играет радио "Ваня", по которому крутят даже понаслышке неизвестных мне эстрадных исполнителей, столовая сохранила в себе все лучшее, что можно извлечь из понятия "советская". Кормят здесь просто, вкусно (местами - не очень), но в любом случае сытно, дешево и душевно. Особенно это хорошо ощущается после расчищения снега во дворе. Работает в столовой аккуратный молодой человек в очках, интеллегентный во внешности и движениях. И он тоже матерится, как сапожник.
Я и Радик работаем также в местном оркестре. Таскаем пюпитры, арфу, литавры, контрабасы, рояли, некоторые другие инструменты, а также в большом количестве стулья. Вместе с шоферами отвозим их на различные концертные площадки вроде местной библиотеки, музея или Большого Зала Ленинского Мемориала, куда грозятся перевезти труп Владимира Ильича.
К слову, помимо того, что в Ульяновске нет дома, в котором Ленин не родился, не жил, не обедал и не останавливался завязать шнурки, Симбирск является родиной буквы Ё, Колобка, а также одно время претендовал на отчий дом Чебурашки, но Москва не разрешила.
Еще по городу течет две реки, параллельно друг другу, но в разных направлениях. Это, как кажется, все и объясняет.
Вот, собственно и все, что пришло мне на ум. Помимо снега и пюпитров я монтирую видео свадеб, а в свободное время мы предаемся музыкальной импровизации. Играю я помимо шейкера и прочих шумелок на беримбау, и потихоньку осваиваю мелодику.
На сегодня все. Спасибо за внимание.
Yandex suggests that now it is -17 degrees Celsius, but in Ulyanovsk this is almost not felt. What Petersburgers call the word "dubak", here in my memory did not happen. That is, it is not necessary to squeeze every cell of the body when going outside.
Ulyanovsk is similar to the sleeping area of St. Petersburg on Sunday. There are about as many people on the streets during the day as at night.
Everyone who asked me how I was in the new place was always interested in whether I was in the New City. This is an area on the other side of the Volga bordering the industrial zone, and according to local residents, only ghouls live there. I hasten to note that I was in the New City, not once, but not for long each time. Obviously, this saved me.
Despite this, I have already developed a paranoid fear of the Ulyanovsk gopniks, who, according to the people around me, make up the majority of the city’s population. All the others I watch are musicians and alcoholics. It should be understood that division is very arbitrary, and often a person combines two or even three hypostases at once.
But the police are praised here. They tell amazing stories in which fabulous police officers solder frozen detainees with tea. They also tried to take me to the department once — however, they did not expect to meet a sober person at night with a passport available.
People here like to swear. This is probably why everyone is very kind, although they are embarrassed by this (because of which they constantly swear and fool each other).
In a month with a little, I managed to get to know local criminal authorities - they, too, turned out to be quite kind in communication.
In the mornings, I keep helping Radik work as a janitor in the Philharmonic. Of course, the same Ulyanovsk people work in the philharmonic society as in all other places. For example, there are three drivers there. One looks like a hero of Soviet cinema, thin, with a fur hat, mustachioed, and with his eyes frozen in anticipation of an injection. This one sits more silently until it breaks out, finally, with something like "I told you a whore! Now fuck!" Yes, and generally inclined to cheat.
The second eye was deeply set, and the pain from the injection, which the first is so afraid of, was preserved in them. He is all aged with life, although perhaps they are the same age. He, of course, also swears, but basically, by widening his eyes and describing indecency or injustice. In addition, he goes to feed homeless puppies spinning at the Philharmonic.
The third one looks like Carlson, wears glasses with blackout from the sun, and when he goes out into the yard and sees puppies wagging his tails, he says: “Build, fuck!” In general, he sends the same message to everyone he meets, so any appearance begins with something like "Well, you jerk off the fuck! Go fuck the fuck, you fuck the fuck here! Where did you go! Bitch you poured tea on me ? "
It will also be appropriate to add that the mat is equally contained both in the speech of the drivers, and in the speech of trumpeters, volunteers, violinists, tubists, clarinetists, gaboists and all other orchestra musicians.
One of the most beautiful places on earth is the local dining room. Despite the fact that the Vanya radio plays here, on which even pop singers unknown to me are played, the dining room has retained all the best that can be learned from the concept of “Soviet”. The food here is simple, tasty (sometimes not very), but in any case, satisfying, cheap and sincere. This is especially felt after clearing the snow in the yard. A neat young man with glasses works in the dining room, intelligent in appearance and movements. And he also swears like a shoemaker.
Radik and I also work in a local orchestra. We carry music stands, harp, timpani, double basses, pianos, some other instruments, as well as a large number of chairs. Together with the drivers, we take them to various concert venues such as the local library, museum or the Great Hall of the Lenin Memorial, where they threaten to transport the corpse of Vladimir Ilyich.
By the way, in addition to the fact that in Ulyanovsk there is no house in which Lenin was not born, did not live, did not dine and did not stop tying shoelaces, Simbirsk is the birthplace of the letter E, Kolobok, and also at one time claimed the home of Cheburashka, but Moscow did not allowed.
Another city flows two rivers parallel to each other, but in different directions. This, as it seems, explains everything.
That, in fact, is all that came to my mind. In addition to snow and music stands, I am editing a video of weddings, and in our free time we indulge in musical improvisation. I play, in addition to the shaker and other noisy people on the berimbau, and slowly master the melody.
That's all for today. Thanks for your attention.
Ulyanovsk is similar to the sleeping area of St. Petersburg on Sunday. There are about as many people on the streets during the day as at night.
Everyone who asked me how I was in the new place was always interested in whether I was in the New City. This is an area on the other side of the Volga bordering the industrial zone, and according to local residents, only ghouls live there. I hasten to note that I was in the New City, not once, but not for long each time. Obviously, this saved me.
Despite this, I have already developed a paranoid fear of the Ulyanovsk gopniks, who, according to the people around me, make up the majority of the city’s population. All the others I watch are musicians and alcoholics. It should be understood that division is very arbitrary, and often a person combines two or even three hypostases at once.
But the police are praised here. They tell amazing stories in which fabulous police officers solder frozen detainees with tea. They also tried to take me to the department once — however, they did not expect to meet a sober person at night with a passport available.
People here like to swear. This is probably why everyone is very kind, although they are embarrassed by this (because of which they constantly swear and fool each other).
In a month with a little, I managed to get to know local criminal authorities - they, too, turned out to be quite kind in communication.
In the mornings, I keep helping Radik work as a janitor in the Philharmonic. Of course, the same Ulyanovsk people work in the philharmonic society as in all other places. For example, there are three drivers there. One looks like a hero of Soviet cinema, thin, with a fur hat, mustachioed, and with his eyes frozen in anticipation of an injection. This one sits more silently until it breaks out, finally, with something like "I told you a whore! Now fuck!" Yes, and generally inclined to cheat.
The second eye was deeply set, and the pain from the injection, which the first is so afraid of, was preserved in them. He is all aged with life, although perhaps they are the same age. He, of course, also swears, but basically, by widening his eyes and describing indecency or injustice. In addition, he goes to feed homeless puppies spinning at the Philharmonic.
The third one looks like Carlson, wears glasses with blackout from the sun, and when he goes out into the yard and sees puppies wagging his tails, he says: “Build, fuck!” In general, he sends the same message to everyone he meets, so any appearance begins with something like "Well, you jerk off the fuck! Go fuck the fuck, you fuck the fuck here! Where did you go! Bitch you poured tea on me ? "
It will also be appropriate to add that the mat is equally contained both in the speech of the drivers, and in the speech of trumpeters, volunteers, violinists, tubists, clarinetists, gaboists and all other orchestra musicians.
One of the most beautiful places on earth is the local dining room. Despite the fact that the Vanya radio plays here, on which even pop singers unknown to me are played, the dining room has retained all the best that can be learned from the concept of “Soviet”. The food here is simple, tasty (sometimes not very), but in any case, satisfying, cheap and sincere. This is especially felt after clearing the snow in the yard. A neat young man with glasses works in the dining room, intelligent in appearance and movements. And he also swears like a shoemaker.
Radik and I also work in a local orchestra. We carry music stands, harp, timpani, double basses, pianos, some other instruments, as well as a large number of chairs. Together with the drivers, we take them to various concert venues such as the local library, museum or the Great Hall of the Lenin Memorial, where they threaten to transport the corpse of Vladimir Ilyich.
By the way, in addition to the fact that in Ulyanovsk there is no house in which Lenin was not born, did not live, did not dine and did not stop tying shoelaces, Simbirsk is the birthplace of the letter E, Kolobok, and also at one time claimed the home of Cheburashka, but Moscow did not allowed.
Another city flows two rivers parallel to each other, but in different directions. This, as it seems, explains everything.
That, in fact, is all that came to my mind. In addition to snow and music stands, I am editing a video of weddings, and in our free time we indulge in musical improvisation. I play, in addition to the shaker and other noisy people on the berimbau, and slowly master the melody.
That's all for today. Thanks for your attention.
У записи 7 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Антон Зайцев
