Накипело.
Я не могу терпеть,
Я не могу смотреть,
Как на экранах смерть,
Падает на головы людям.
Я не могу понять,
Я не могу принять,
Это внутри не унять,
И это вызывает бурю:
Таких же как я, людей,
Отцов, дочерей, матерей,
И стариков и детей,
Жалеть никто не будет?
По их домам стрелять,
Ракеты и мины пускать,
Но за это отвечать
Никто никому не будет?
Можно всем рассказать,
Что виновных не отыскать,
И вообще-то они опять,
В себя стрелять будут?
Я а вижу слезы детей,
Маленьких русских людей,
Ровно таких же детей,
Как мои сыновья и дочка?
Как им всем рассказать,
Чтоб они смогли понять,
Что на их жизни — плевать
Что они лишь мусор войны и точка?
Как хотите, я не могу,
Не поверю и не пойму,
Что вот так подарить врагу,
Жизни наших людей можно?
Да, не россияне не они.
Но мы дети одной земли,
Мы сыны единой семьи,
И поверить мне невозможно,
Что можно всем наплевать,
Что людей можно убивать,
Русские города разрушать,
..............
Дальше проза. Стих сломался, муза ушла.
Я помню тот страшный день, второго июня 2014 года. Когда пилот самолета Су-25 ВВС Украины, человек с чистейшим русским языком, офицер, летчик, родившийся в СССР, повел свою машину на центр города. Луганска, русского города уже без малого триста лет. Это человек давал присягу. О том, что будет защищать народ свой страны. И он, не по лесу, не по зеленке, не в поле, не по ДОТам и танкам, не по неизвестным террористам.
Нет. Он по центру ГОРОДА своей страны дает залп неуправляемых ракет. По центральной площади, где днем десятки людей.
Господи, мне это снится? Это кошмар? Русский самолет, русский пилот, бьёт по центру, по жилым кварталам ракетным залпом?
Лужи крови? Разорванная на куски женщина в последние секунды своей жизни просит телефон чтобы позвонить своей дочке, к которой шла на встречу?
И это было только начало.
Стих сломался, муза ушла. Мы здесь в тепле и уюте. А такие же как мы, люди, говорящие на русском языке, год живут в подвалах под бомбёжками.
Мне стыдно.
Я не могу терпеть,
Я не могу смотреть,
Как на экранах смерть,
Падает на головы людям.
Я не могу понять,
Я не могу принять,
Это внутри не унять,
И это вызывает бурю:
Таких же как я, людей,
Отцов, дочерей, матерей,
И стариков и детей,
Жалеть никто не будет?
По их домам стрелять,
Ракеты и мины пускать,
Но за это отвечать
Никто никому не будет?
Можно всем рассказать,
Что виновных не отыскать,
И вообще-то они опять,
В себя стрелять будут?
Я а вижу слезы детей,
Маленьких русских людей,
Ровно таких же детей,
Как мои сыновья и дочка?
Как им всем рассказать,
Чтоб они смогли понять,
Что на их жизни — плевать
Что они лишь мусор войны и точка?
Как хотите, я не могу,
Не поверю и не пойму,
Что вот так подарить врагу,
Жизни наших людей можно?
Да, не россияне не они.
Но мы дети одной земли,
Мы сыны единой семьи,
И поверить мне невозможно,
Что можно всем наплевать,
Что людей можно убивать,
Русские города разрушать,
..............
Дальше проза. Стих сломался, муза ушла.
Я помню тот страшный день, второго июня 2014 года. Когда пилот самолета Су-25 ВВС Украины, человек с чистейшим русским языком, офицер, летчик, родившийся в СССР, повел свою машину на центр города. Луганска, русского города уже без малого триста лет. Это человек давал присягу. О том, что будет защищать народ свой страны. И он, не по лесу, не по зеленке, не в поле, не по ДОТам и танкам, не по неизвестным террористам.
Нет. Он по центру ГОРОДА своей страны дает залп неуправляемых ракет. По центральной площади, где днем десятки людей.
Господи, мне это снится? Это кошмар? Русский самолет, русский пилот, бьёт по центру, по жилым кварталам ракетным залпом?
Лужи крови? Разорванная на куски женщина в последние секунды своей жизни просит телефон чтобы позвонить своей дочке, к которой шла на встречу?
И это было только начало.
Стих сломался, муза ушла. Мы здесь в тепле и уюте. А такие же как мы, люди, говорящие на русском языке, год живут в подвалах под бомбёжками.
Мне стыдно.
Boiling hot.
I can not tolerate
I can not watch,
As on the death screen,
Falling on people's heads.
I can not understand,
I can not accept,
This inside is not appeasing,
And it causes a storm:
Just like me, people
Fathers, daughters, mothers,
And old people and children
Nobody will be sorry?
Shoot their houses,
Missiles and mines,
But to answer for it
No one will be?
You can tell everyone
What the guilty can't find
And actually they are again
Will they shoot themselves?
I rather see the tears of children
Little Russian people,
Exactly the same children
How are my sons and daughter?
How to tell them all
So that they can understand
What on their lives - do not care
What are they just rubbish of war and period?
As you wish, I can not
I do not believe and do not understand
What kind of gift to the enemy,
Can the lives of our people be?
Yes, they are not Russians.
But we are children of one land,
We are sons of one family,
And it's impossible to believe me,
What can everyone do not care
That people can be killed,
Russian cities to destroy,
..............
Further prose. The verse is broken, the muse is gone.
I remember that terrible day, the second of June 2014. When the pilot of the Su-25 Air Force of Ukraine, a man with the purest Russian, an officer, a pilot born in the USSR, drove his car to the city center. Lugansk, a Russian city for nearly three hundred years. This man gave the oath. That will protect the people of their country. And he, not through the forest, not according to Zelenka, not in the field, not according to the bunkers and tanks, not according to unknown terrorists.
Not. He is in the center of the CITY of his country gives a volley of unguided missiles. In the central square, where the day dozens of people.
Lord, do I dream this? A nightmare? Russian aircraft, Russian pilot, beats in the center, in residential areas rocket salvo?
Pools of blood? A woman torn to pieces in the last seconds of her life asks for a phone to call her daughter, to whom she went to a meeting?
And that was just the beginning.
The verse is broken, the muse is gone. We are here in warmth and comfort. And the same as we, the people speaking in Russian, year live in cellars under bombardments.
I am ashamed.
I can not tolerate
I can not watch,
As on the death screen,
Falling on people's heads.
I can not understand,
I can not accept,
This inside is not appeasing,
And it causes a storm:
Just like me, people
Fathers, daughters, mothers,
And old people and children
Nobody will be sorry?
Shoot their houses,
Missiles and mines,
But to answer for it
No one will be?
You can tell everyone
What the guilty can't find
And actually they are again
Will they shoot themselves?
I rather see the tears of children
Little Russian people,
Exactly the same children
How are my sons and daughter?
How to tell them all
So that they can understand
What on their lives - do not care
What are they just rubbish of war and period?
As you wish, I can not
I do not believe and do not understand
What kind of gift to the enemy,
Can the lives of our people be?
Yes, they are not Russians.
But we are children of one land,
We are sons of one family,
And it's impossible to believe me,
What can everyone do not care
That people can be killed,
Russian cities to destroy,
..............
Further prose. The verse is broken, the muse is gone.
I remember that terrible day, the second of June 2014. When the pilot of the Su-25 Air Force of Ukraine, a man with the purest Russian, an officer, a pilot born in the USSR, drove his car to the city center. Lugansk, a Russian city for nearly three hundred years. This man gave the oath. That will protect the people of their country. And he, not through the forest, not according to Zelenka, not in the field, not according to the bunkers and tanks, not according to unknown terrorists.
Not. He is in the center of the CITY of his country gives a volley of unguided missiles. In the central square, where the day dozens of people.
Lord, do I dream this? A nightmare? Russian aircraft, Russian pilot, beats in the center, in residential areas rocket salvo?
Pools of blood? A woman torn to pieces in the last seconds of her life asks for a phone to call her daughter, to whom she went to a meeting?
And that was just the beginning.
The verse is broken, the muse is gone. We are here in warmth and comfort. And the same as we, the people speaking in Russian, year live in cellars under bombardments.
I am ashamed.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Глеб Мордовченко
