Уезжал, был снег. Вернулся - снег.
Когда самолет опустился ниже уровня густых облаков, я увидел огромное количество снега, а еще больше грязного снега. Только три цвета: белый, серый и черный. Черные рельсы. Очень много черных рельс, а на них черные проезда. Черно-серые ямы, выкопанные когда-то для чего-то и брошенные. Серый асфальт дорог с серыми машинами на них. Серые недостроенные дома. Груда труб на снегу. Все это на протяжении километров. Все припорошено снегом. Смотрел я на все это, и что-то промелькнуло у меня в глубине.
А потом был аэропорт с окнами как в старом советском гастрономе, с недовольными очередями, маленький и потрепанный.
Маршрутка, в которую я сел после, стояла настолько долго, что, перед тем, как она поехала, некоторые пассажиры успели из нее выйти.
Мы проезжали очень длинный Московский проспект по которому куда-то шли тепло одетые, чем-то озабоченные люди. Чужие, но так хорошо мне знакомые.
Я вышел на Сенной и меня обдало таким непривычно привычным свежим белым холодом. Я вдохнул морозный воздух и снова что-то неясное шелохнулось во мне. Неясное. Только, когда я уже спускался по эскалатору на Садовой и снова смотрел на чем-то загруженных людей, то понял что это. Я люблю этот город.
Когда самолет опустился ниже уровня густых облаков, я увидел огромное количество снега, а еще больше грязного снега. Только три цвета: белый, серый и черный. Черные рельсы. Очень много черных рельс, а на них черные проезда. Черно-серые ямы, выкопанные когда-то для чего-то и брошенные. Серый асфальт дорог с серыми машинами на них. Серые недостроенные дома. Груда труб на снегу. Все это на протяжении километров. Все припорошено снегом. Смотрел я на все это, и что-то промелькнуло у меня в глубине.
А потом был аэропорт с окнами как в старом советском гастрономе, с недовольными очередями, маленький и потрепанный.
Маршрутка, в которую я сел после, стояла настолько долго, что, перед тем, как она поехала, некоторые пассажиры успели из нее выйти.
Мы проезжали очень длинный Московский проспект по которому куда-то шли тепло одетые, чем-то озабоченные люди. Чужие, но так хорошо мне знакомые.
Я вышел на Сенной и меня обдало таким непривычно привычным свежим белым холодом. Я вдохнул морозный воздух и снова что-то неясное шелохнулось во мне. Неясное. Только, когда я уже спускался по эскалатору на Садовой и снова смотрел на чем-то загруженных людей, то понял что это. Я люблю этот город.
Leaving, it was snowing. Returned - snow.
When the plane dropped below the level of thick clouds, I saw a huge amount of snow, and even more dirty snow. Only three colors: white, gray and black. Black rails. There are a lot of black rails, and there are black passages on them. Black and gray pits dug up once for something and abandoned. Gray asphalt roads with gray cars on them. Gray unfinished houses. A pile of pipes in the snow. All this for miles. Everything is dusted with snow. I looked at all this, and something flashed through me in the depths.
And then there was an airport with windows like in an old Soviet deli, with discontented lines, small and shabby.
The minibus, which I took after, stood for such a long time that, before she left, some passengers managed to get out of it.
We drove through a very long Moskovsky Avenue along which warmly dressed, preoccupied people walked somewhere. Alien, but so familiar to me.
I went to the Haymarket and was overwhelmed with such an unusually familiar fresh white cold. I breathed in the frosty air and again something obscure moved in me. Obscure. Only when I was already going down the escalator to Sadovaya and again looked at something busy people, I realized what it was. I love this city.
When the plane dropped below the level of thick clouds, I saw a huge amount of snow, and even more dirty snow. Only three colors: white, gray and black. Black rails. There are a lot of black rails, and there are black passages on them. Black and gray pits dug up once for something and abandoned. Gray asphalt roads with gray cars on them. Gray unfinished houses. A pile of pipes in the snow. All this for miles. Everything is dusted with snow. I looked at all this, and something flashed through me in the depths.
And then there was an airport with windows like in an old Soviet deli, with discontented lines, small and shabby.
The minibus, which I took after, stood for such a long time that, before she left, some passengers managed to get out of it.
We drove through a very long Moskovsky Avenue along which warmly dressed, preoccupied people walked somewhere. Alien, but so familiar to me.
I went to the Haymarket and was overwhelmed with such an unusually familiar fresh white cold. I breathed in the frosty air and again something obscure moved in me. Obscure. Only when I was already going down the escalator to Sadovaya and again looked at something busy people, I realized what it was. I love this city.
У записи 11 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Желто-Зеленое Свечение