Когда только начали появляться телефоны доверия, они привлекли...

Когда только начали появляться телефоны доверия, они привлекли огромное количество запутавшихся людей и действительно помогли многим, находящимся на распутье или уже у последней черты. Мне довелось знать как звонивших туда в юном возрасте, так и работавших на линии. Тогда, помнится, искренне поразили повторяющиеся рассказы девушек-операторов о том, как им звонят мужчины, оформляющие свои проблемы так, чтобы ответ был долгим и развернутым. Работали в службе помощи девы тонкие, отзывчивые к чужой боли, и, подыскивая нужные слова, чтобы, не дай Бог, ничем не задеть и не обидеть, глубоко проникались ситуацией, - и вот нередко через несколько минут участливого монолога звонивший обрывал сотрудницу на полуслове, выдыхая: «Спасибо, милая, я кончил», - и клал трубку.

«Сначала я даже плакала после такого», - рассказывала приятельница, психологически помогавшая району Царицыно. – «Чувствовала себя облитой грязью. А потом привыкла, стала узнавать их с первых же слов. Он говорит мне, что жизнь потеряла всякий смысл или что он вообще уже стоит на подоконнике, а я вижу: подрочить позвонил».

Помогали ли распознанным дрочерам опытные операторши, руководствуясь презумпцией невиновности, или прерывали разговор, не довелось узнать. Помнится, внутренний Генрих Падва, ссылаясь на вековые гуманистические традиции, задался вопросом: не является ли звонящий онанист тем же отчаявшимся человеком, нуждающимся в помощи и сочувствии? Вопрос как-то пропал втуне и лишь потом где-то в залежах стола внутренней прокуратуры нашелся вроде очевидный, но весьма запоздалый ответ: нет. Томящийся одиночеством и жаждущий близости дрочер не хотел полагавшихся ему услуг равнодушных платных женщин или по-животному хватких нимфоманок-энтузиасток; его заводил участливый девичий голосок и неподдельное внимание к его персоне. Безусловно, человек, додумавшийся до дрочки на психпомощь, имеет явные проблемы с кровлей и движется по жизни с багажом моральных травм - но в данном случае он, обнародуя, может, даже истинную проблему, прикрывается ей как ширмой. Здесь задевает не то, что кто-то получил с твоей помощью разрядку – это как бы случается среди взрослых людей; задевает несоответствие заявленного реальности, как это ни по-детски звучит – нечестность.

Фейк разбросан по шкале от излишней любезности, вызывающей неловкость, до откровенного вранья, рождающего гнев. Даже такая мелочь, как безымянное поздравление с Новым годом, заряженное по всему списку рассылки, слегка коробит: если бы человек не прислал ничего, я думал бы о нем несколько лучше.

Почти у каждого есть знакомый, все время где-то пропадающий и появляющийся пару раз в год. Само по себе это совершенно нормально, если бы, проявляясь, товарищ не начинал сочиться густым елеем, а в результате не оказывалось, что ему совершенно случайно требуется помощь при переезде – ну или совсем немного денег в долг. Отлично, чувак, я знаю, что ты возникаешь только тогда, когда тебе что-то нужно; если мне не сложно, я даже сделаю это – но зачем вся эта словесная шелуха, дешевое изображение интереса к моей сто лет не важной для тебя жизни?

Как говорил старый добрый доктор Хата, «все врут». Нигерийский скамер не поделится с тобой своим состоянием, даже если внезапно обретет его; фемина, анонсирующая аппетитные формы и сексуальную всеядность, впарит в итоге свои заморочки в качестве даже не довеска, а основного товара, и уже через полгода будет лениться имитировать оргазм; бойкие молодые люди продают БАДы не из любви к хворым бабушкам. Но все это не вызывает удивления, потому что выгода разводящего очевидна. Куда диковиннее эмо-дрочеры, словоохотливые пиздуны, имитирующие интерес и вовлеченность, чтобы насытиться эмоционально.

Эмо-дрочера вначале довольно сложно отличить от искренне заинтересованного человека. Настораживает, пожалуй, только излишняя экзальтация. Но что ж, бывает, такой вот он восторженный, это даже мило: сумел сохранить в себе незамутненного ребенка. Он так нуждается в тебе, твоя скромная персона настолько близка и приятна ему, что как тут не проникнуться к нему ответной симпатией и не начать принимать участие в его жизни (сложно уйти из магазина с талантливым продавцом, ничего не купив). Но чтобы и впрямь не уверовать в свою значимость, достаточно на какое-то время отойти в тень и понаблюдать, как теми же словами, с теми же интонациями и с тем же градусом аффекта эмо-дрочер обрабатывает всех, кто оказывается под рукой. Он панически боится остаться один и готов заполнить лакуны абсолютно кем угодно – и все бы ничего, если бы он не пытался создать у этих кого угодно иллюзию их уникальности и хотя бы смутно видел за ними людей с их чаяниями, интересами и теми же травмами, требующими бережного обращения.

Как профессиональная содержанка трепетно лелеет и совершенствует тело, свой рабочий инструмент, так и наш друг прокачивает ораторские техники, мастерски подбирая слова и шлифуя обращения. На это все даже интересно смотреть, когда ты не вовлечен. Рано или поздно начинаешь понимать, что движет им, и невольно любуешься техникой исполнения, переставая воспринимать содержание всерьез. Эмо-дрочер подобен пережившему в детстве голод и теперь без остановки едящему и забивающему закрома заначками; это не может не вызывать сочувствия. Но, даже понимая причины и симпатизируя ему, не всегда можешь призвать на помощь своего внутреннего Падву. Эмо-дрочеру ничего не стоит подать в минуту тоски любую житейскую проблему как требующую немедленного разрешения трагедию, не забывая при этом кокетливо взять на слабо заверениями в своей недостойности. Или наоборот – раззадорившись, ввязаться в спасение очередных сирых и убогих и, вдоволь налюбовавшись собой, быстренько свернуть миссию, оставив в недоуменном ожидании нуждающихся, которые, в общем-то, особо ничего не просили, пока их не растеребили внезапно свалившимся благодеянием. Можно упоенно вещать о своем почтении к друзьям – и, глядя наивными очами, являться угандошенным туда, куда они слезно просили прийти трезвым: он снимал стресс, и вообще, если честно, удолбанным прикольнее. Эмо-дрочерша, давая роковую женщину, сталкивает лбами влюбленных в нее, выжирая из дуэли самцов удобрение для самооценки, или, заскучав, пишет всем найденным в записной книжке: «Одиночество достигло предела, приезжай как можно скорее», - и через час толпящиеся в дверях незаменимые вопросительно переглядываются друг с другом. Желая купировать недоеб, пиздун запросто напоет о глубочайшей любви и духовном резонансе первой встречной матери-одиночке, к которой последний мужчина семь лет назад обращался: «эй, слышь». «Они дураки, они сами виноваты, чего они ведутся», - пожимает плечами Падва, но в конце концов его выверенные аргументы разбиваются о безыскусное «но все же так нельзя, они ведь тоже живые».

Эмо-дрочер вовсе не шаблонный подлец, негодяй и ничтожество. Он может быть авторитетом и профессионалом в какой-либо области, интересным собеседником и чудесным партнером хоть по игре в шахматы, хоть по велопоходам – и все будет отлично, пока интеракции с ним будут оставаться поверхностными. Но стоит общению стать чуть глубже и съехать в эмоциональную сферу, как тут же, по-хорошему, надо и сворачивать его, потому что обратно вернуться почти невозможно, а, оставаясь на глубине, придется либо стать в итоге одним из вышеупомянутых операторов, либо начать играть в сомнительную игру «поюзай юзера». Ты можешь сколь угодно долго видеть в своем друге человека – но для него ты так и останешься обезличенной сущностью, тампоном для остановки его внутреннего диалога, который, стоит ему наполниться или исчезнуть из вида, моментально сменят на другой тампон, не заметив разницы.

Даже если ты в рамках программы по усмирению гордыни не паришься такими вещами, смысл все равно исчезает, так как – и это самое нелепое - корм идет совершенно не в коня. Этот цыганский вампиризм не приносит эмо-дрочеру облегчения или приносит секундное. Насосавшись чужих эмоций из наспех хакнутых источников, он не перерабатывает их в некий душевный строительный материал, а срыгивает, испытывая все тот же невыносимый голод. Как марсианское существо из миров Рэя Брэдбери, не имевшее собственного лица и рядом с каждым человеком принимавшее обличье того, кого в нем хотели видеть, он разрывается на части, становясь то тем, то этим, и вряд ли сам наслаждается своей зависимостью и несамодостаточностью.

Из кирпичей, отложенных уязвленными, можно построить город-миллионник, но обижаться на эмо-дрочера глупо, потому что ясно - он делает все это не со зла, а от неосознанности (слово взял Падва). Ему, очевидно, не приходит в голову, что можно сломать привычку и перестать выглючивать кареты из тыкв; раздобыть карету, то бишь, неиллюзорную и прочную привязанность, непросто, но вполне реально, если представить себе, как вообще устроена карета и чего ты от нее хочешь; хватать же одну за другой тыквы и давить из них пюре на мостовую в попытках объездить эти славные питательные овощи, мягко говоря, не есть приближение мечты.

Ну и потом, это заразно: общаясь с эмо-дрочером, обнаруживаешь, что сам потихоньку начинаешь использовать его техники. Оказывается, оно прокатывает: здесь можно аккуратно, обтекаемо спиздеть, там – свалить на душевную травму или внезапный невменоз, и только совсем уж черствый подлец упрекнет тебя. Можно раздавать заведомо пустые авансы, наслаждаясь собственным великолепием; использовать принцип «ему немного подпоешь – и делай с ним, что хошь», манить за собой голодных собачонок просто потому, что скучно же целых полчаса идти одному. Профит минутный, кокаиновый, да и стафф бодяженный и мутный – но, пока прочувствуешь это, успеваешь распуститься и нажить дурную привычку, девальвировав, как последний пикапер, и чувства, и слова. Все-таки, как ни велик соблазн по-быстрому разрядить свое набухшее эго, телефоны доверия лучше использовать по прямому назначению.

thankyou(с)бихай
When the helplines began to appear, they attracted a huge number of confused people and really helped many who are at a crossroads or already at the last line. I happened to know both those who called there at a young age, and those who worked on the line. Then, I remember, sincerely struck by the repeating stories of the girls-operators about how they are called by men, who design their problems so that the answer is long and detailed. They worked in the service of the virgin’s help, thin, responsive to someone else’s pain, and, looking for the right words, so that, God forbid, not offend or offend anything, they were deeply imbued with the situation, and often after a few minutes of a sympathetic monologue, the caller interrupted the employee half-word, exhaling: "Thank you, dear, I finished," - and hung up.

“At first, I even cried after this,” said a friend who psychologically helped the Tsaritsyno district. “I felt soaked in mud. And then I got used to it, I began to recognize them from the very first words. He tells me that life has lost all meaning, or that he is already standing on the windowsill, and I see: he called to masturbate. ”

Whether experienced cameramen helped the recognized drochers, guided by the presumption of innocence, or interrupted the conversation, I could not find out. I remember that the inner Heinrich Padva, referring to centuries-old humanistic traditions, asked himself: is the calling onanist the same desperate person in need of help and sympathy? The question somehow disappeared in vain, and only then, somewhere in the deposits of the table of the internal prosecutor's office, a seemingly obvious, but rather belated answer was found: no. Tormented by loneliness and hungry for intimacy, the drocher did not want the services of indifferent paid women or the animal-catchy nymphomaniac enthusiasts that were supposed to be him; he was brought on by a sympathetic girlish voice and genuine attention to his person. Of course, a person who thinks of jerking off for psychosocial assistance has obvious problems with the roof and moves through life with the baggage of moral injuries - but in this case, by unveiling, maybe even the real problem, he is hiding behind it like a screen. It doesn’t hurt that someone got a discharge with your help - it seems to be happening among adults; touches the inconsistency of the declared reality, no matter how childish it sounds - dishonesty.

Fake is scattered on a scale from excessive politeness that causes awkwardness to outright lies that give rise to anger. Even such a trifle as an unnamed New Year's greetings, charged on the entire mailing list, slightly warps: if a person had not sent anything, I would have thought a little better about him.

Almost everyone has a friend, all the time somewhere disappearing and appearing a couple of times a year. In itself, this is completely normal if, when manifested, a comrade did not start to ooze thick oil, and as a result it did not turn out that he completely by accident needs help when moving - well, or quite a bit of money in debt. Great, man, I know that you only come up when you need something; if it’s not difficult for me, I’ll even do it - but why all this verbal husk, a cheap image of interest in my hundred years of life that is not important for you?

As the good old doctor Hut said, "everyone lies." The Nigerian scammer will not share his fortune with you, even if he suddenly finds it; a feminine, announcing mouth-watering forms and sexual omnivorousness, will eventually bring its troubles as not even an appendage, but the main commodity, and in six months it will be lazy to imitate an orgasm; lively young people do not sell dietary supplements out of love for ailing grandmothers. But all this is not surprising, because the benefit of the breeder is obvious. Much more strange emo drochery, talkative cunts, imitating interest and involvement, to get enough emotionally.

Emo-drocher at first is quite difficult to distinguish from a genuinely interested person. Alarms, perhaps, only excessive exaltation. But well, it happens that he is so enthusiastic, it’s even nice: he managed to keep an uncomplicated child inside. He needs you so much, your humble person is so close and pleasant to him that it’s hard not to get into him with reciprocal sympathy and start to take part in his life (it’s hard to leave the store with a talented seller without buying anything). But in order not to really believe in its significance, it is enough for a while to step into the shadows and observe how, with the same words, with the same intonations and with the same degree of affect, an emo drocher treats everyone who is at hand. He is panicky afraid of being left alone and is ready to fill the gaps with absolutely anyone - and everything would have been fine if he hadn’t tried to create an illusion of these uniqueness for these anyone and at least dimly saw people behind them with their aspirations, interests and the same injuries requiring careful handling.

Just as a professional containment woman tremulously cherishes and improves her body, her working tool, so does our friend pump oratory techniques, expertly selecting words and polishing messages. It’s even interesting to watch it when you are not involved. Sooner or later, you begin to understand what drives them, and not
У записи 21 лайков,
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Поярче Луч

Понравилось следующим людям