Рассказ Александра Цыпкина «Palimpsest. Заново написанный» Я недавно - Запись на стене пользователя Артём Шевчук в Вконтакте. Комментарии и лайки к записи.

Артём Шевчук

Рассказ Александра Цыпкина

«Palimpsest. Заново написанный»

Я недавно летел из Мюнхена в Петербург. С моим персональным телевизором что-то пошло не так, точнее, он не работал, а книгу я в отеле забыл. Ищу что почитать, заглянул в карман кресла, где журналы, и, представляете, нашел тетрадку, всю обшарпанную, понятно, долго она уже на свете живет, и в ней что-то вроде дневника. Я не удержался. Прочёл и понял, что я его не случайно нашел.

Зовут человека Виктор. Я так понял, сейчас ему 35. Но начну я с записи, когда ему 26, хотя она переписана из предыдущей тетради. Он скорее всего с психологом работал. Тот ему поставил «Эффект палимпсеста». Не лезьте в гугл. Я тоже не знал об этом. Сейчас объясню. В древности бумаги же толком не было, писали на пергаменте, ну и экономили. Иногда один и тот же пергамент использовали несколько раз. То есть напишут что-то важное, потом это важное перестанет быть важным, его сотрут и на этом же пергаменте напишут что-то новое, и так иногда несколько раз. Так вот, недавно ученые предположили, что на самом деле даже если информацию с пергамента стереть, она как бы не до конца исчезает, вроде бы всё равно меняется молекулярный состав чего-то там. Ну и эффект, когда твоя прошедшая жизнь на тебя влияет, когда проявляется в каждом твоём поступке, если правильно понял, психолог этого Виктора назвал «палимпсестом». Вы из текста сейчас всё поймете. Записей там много. Прочту четыре.

Итак, Виктору 26 лет.

«Вот вы спросите: "Когда я бываю счастлив?" Редко. Очень редко. И об этом потом не помню. Стоит выпить рюмку, и я сразу забываю. Забываю и становлюсь счастлив. Мои друзья очень любят, когда я такой. Я им себя напоминаю, себя до... До того, когда я не помнил, что помню сейчас. Однажды меня нашла таким проводница в поезде. Я сидел в туалете и спал. Она меня нашла, а я ничего не помню: кто я, что я делаю в этом поезде, только своё имя помню — Виктор, и мамину фамилию — Антонова. И всё. На улице зима. Я в носках. Откуда я в её вагоне — непонятно. Все пассажиры на месте, я какой-то лишний и ничего не помню. Она сказала, что я улыбался, был счастлив, приветлив, и незаметно, что пьяный, просто веселый. Но по правилам такого пассажира "ниоткуда" нужно с поезда снять. Мало ли какой террорист. А за окном -20, а я как будто с кровати встал в туалет. Но закон есть закон. И вот уже почти меня высадили, вдруг вбегает в этот вагон Валера, мой кореш, с которым я ехал, чуть ли не кричит: "Витя! Вот ты где! Мы весь поезд прочесали!" Я этого тоже всего не помню. Валера потом сказал, что смотрел на меня счастливого и плакал. Потому что он мне как брат, и таким меня не видит в последние годы. Всё просто. Я если пятьдесят грамм выпиваю, я вообще всё забываю, кроме имени и фамилии мамы. Всё.

А главное, забываю, что мы тогда сделали. Кавказ. Война. Мы в одном селе пленного нашего нашли. Глаза выколоты, живот вспорот, лежит в овраге. Мы и устроили. Всем. Всем, кто в селе был. Не знаю, что с нами тогда случилось. Очнулись: все убиты почти, это если так, без деталей. А там были-то, считай, одни гражданские. Вот с тех пор всё и поменялось. Как с таким жить? Жить, конечно, можно, только вот улыбаться не получается. А когда выпью, то всё забываю. И улыбаюсь. Я вообще очень весёлый раньше был. Мне тут доктор сказал, что должен себя простить. Простить. Я пробую. За нескольких из той деревни уже простил. А вот за… Не хочу вспоминать. Как бы совсем всё стереть.»

Наши души — это такие листы пергамента, на которых близкие нам люди что-то пишут. И чем ближе человек, тем глубже следы его слов, и как ни стирай потом эти надписи, всё равно то, что было, проступает и не даёт нам дальше жить спокойно или неспокойно, тут уже кто как хочет. Вот написала мама тебе в детстве на душе, что не хотела, чтобы ты рождался, — ты с этим всю жизнь мучиться будешь. Хотя и в обратную сторону работает: что-то если хорошее на душе было начиркано, потом очень надо постараться, чтобы его тёмным чем-то зачиркать. Поэтому нельзя абы кому на наших душах разрешать писать. Но кто об этом думает?

Виктор, 27 лет.

«Может показаться, что у меня крыша съехала, или мой психолог дурной. Нет. Я ведь доказать всё это могу. Ира когда ушла от меня, я с души всё стёр. Наждаком. Всё, что она на ней написала. А потом ещё растворителем прошёлся, ну чтобы с гарантией, чтобы без шансов. Года два ушло. И смотрю на душу — чистый лист. Начал как-то с людьми заново учиться разговаривать. И с одной женщиной доболтался до брака. Уже дату выбрали. И тут я вдруг стал замечать, что меня раздражает, как она дышит. Громко. И ничего сделать не могу. То есть вообще ничего. И тут я вспомнил, что ведь это её, ну Иру, раздражало, если человек громко дышит. Я ей ещё говорил, что так нельзя. Человек же не виноват, что у него так бронхи шумят. А потом я ещё на пальцы стал обращать внимание, широкие какие-то, и опять вспомнил, что её они тоже в людях раздражали. То есть не стёр я Иру. Точнее стёр, а всё осталось на душе, и как стереть непонятно. Музыка её осталась, книги, кино, запахи. Всё осталось на душе как эффект палимпсеста. Мне психолог так и сказал. А что делать, не знаю. Только если душу, как пергамент, сжечь совсем. И то я не уверен. Да и как её сожжешь, хотя я пытался. Почти получилось. Таким зельем заправился, что мало кто бы выдержал. Но психиатры справились. Два месяца, правда, ушло, но вернули шарики да ролики на место. Я всё к чему. Каждый раз, когда кому-то писать на душе разрешаете, помните, что может и стереть не удастся. А Ира ко мне в больницу приходила. Только я тогда её не узнал. Я спросил у врача, что она ему сказала про меня. Он говорит, что ничего особенного. Даже жалко. Ничего особенного. Конечно, таким, как она, нельзя на душах писать разрешать. Не гуманно это.»

Виктор, 29 лет.

«В итоге я влюбился ещё раз, но по-настоящему, и как-то всё отпустило. Мы даже с Ирой дружим что ли. Точнее созваниваемся. Хотя после того случая реже. Она как-то буднично спросила, не хочу ли я ещё раз попробовать, а я, если честно, даже не понял. Глупо так в ответ: «Что попробовать? Ты о чём?» Она, дескать, отношения с начала начать, говорит, у нас же любовь была. А ей прямо так: «Ир, любовь — это другое. Ты когда полюбишь, сразу поймешь!» С тех пор она особо и не звонит. Думаю, у неё всё хорошо, если что, всегда ей помогу. В пределах разумного, конечно. Я так вспоминаю, баба она всё-таки неплохая, с придурью, конечно, ну а кто без.»

Вот он же в 35 лет.

«Я начал улыбаться и выпить теперь могу. Просто выпить. Не забываю. Простил ли себя? Нет, конечно. Просто понял, что так дальше нельзя. Я же их не верну всех. Приехал туда. В то село. Постоял. Думал: либо застрелюсь, либо дальше жить буду по-другому. Со мной местный был, у него автомат. Я отошел в лесок. Приставил к подбородку сначала, потом ко лбу, потом лёг… Неудобно, конечно, из автомата стреляться. И вдруг как начал смеяться. Сижу. Думаю. Ведь для чего-то это со мной случилось. Я же другим стал, верить во что-то начал. Из моей роты сколько в бандиты ушло... Кого поубивали, кто сидит. А я нет, я в спасатели пошел. Наверное, целое село уже наспасал. И не стал патрон тратить.

А недавно чудо было. Людей под завалами искали. И я услышал, как ребенок дышит. Понимаете, я как дышит услышал. Там орать человек будет — не слышно, а у меня вдруг — раз, все звуки исчезли, и только вдох-выдох, вдох-выдох. Мы его нашли. Четыре годика. Спал. Не надо ничего с души стирать. Всё равно не сотрешь, да и потом душа же твоя. Значит, надо было так. Зачем-то.»

Вот интересно, так иногда чужая жизнь в тебя врастает за несколько часов. Не случайно я тетрадку нашёл. Я сейчас вот смотрю назад, на свою жизнь, многое стереть хочется. Изменить нельзя, я понимаю. Но стереть хотелось бы, чтобы не вылезало во мне сегодняшнем. Я ведь иногда танцую и понимаю, это сейчас я восемнадцатилетний на сцене, а вот вдруг рванули воспоминания о чувствах, которые умерли давно, и тело по-другому двигается, а сделать ничего не могу. Телу же не прикажешь. То есть я сейчас тут — не совсем я. Это во мне тысячи меня из прошлого. И кого-то из этой тысячи я бы, если честно, в расход бы отправил. Они же, как гири, а некоторых бы наоборот лелеял — они меня к свету тянут, наверх. Вот я и собирался эту сортировку сделать. А прочел тетрадь — понял, что не надо. Все они мои, убьёшь одного — сразу сам умрёшь. Не стирайте ничего. Всё, что на душе написано, всё нужно. Что бы ни было.

The story of Alexander Tsypkin

“Palimpsest. Newly Written

I recently flew from Munich to Petersburg. Something went wrong with my personal TV, or rather, it didn’t work, and I forgot the book at the hotel. I’m looking for something to read, I looked into the pocket of the chair where the magazines are, and, you can imagine, I found a notebook, all shabby, it’s clear that she has been living in the world for a long time, and she has something like a diary in it. I could not resist. I read and realized that it was not by chance that I found it.

The name of the man is Victor. As I understand it, he is now 35. But I will start by recording when he is 26, although it is rewritten from the previous notebook. He most likely worked with a psychologist. He put the “Palimpsest Effect” on him. Do not go into Google. I also did not know about it. I'll explain now. In ancient times, there was really no paper, they wrote on parchment, and they saved it. Sometimes the same parchment is used several times. That is, they write something important, then it will cease to be important, it will be erased and something new will be written on the same parchment, and sometimes several times. So, recently, scientists have suggested that in fact, even if the information from the parchment is erased, it does not seem to disappear completely, it seems that the molecular composition of something there is still changing. Well, the effect is when your past life affects you, when it manifests itself in each of your actions, if correctly understood, the psychologist of this Victor called “palimpsest”. You will understand everything from the text now. There are many records there. I will read four.

So, Victor is 26 years old.

“So you ask:“ When am I happy? ” Seldom. Rarely. And then I don’t remember about it. It’s worth a drink, and I immediately forget. I forget and become happy. My friends really like me when I am. I remind myself of them, myself until ... Until when I did not remember what I remember now. Once, a conductor in a train found me like this. I sat in the toilet and slept. She found me, but I don’t remember anything: who am I, what am I doing on this train, I only remember my name - Victor, and my mother’s name - Antonova. And that’s it. Winter is on the street. I'm in socks. Where I come from in her car is incomprehensible. All passengers are in place, I’m kind of superfluous and do not remember anything. She said that I smiled, was happy, affable, and quietly drunk, just cheerful. But according to the rules of such a passenger, “from nowhere” must be removed from the train. You never know what a terrorist. And outside the window, -20, and I seemed to get out of bed in the toilet. But the law is the law. And now they almost dropped me off, suddenly Valera runs into this car, my sidekick, with whom I was traveling, almost shouts: "Vitya! Here you are! We combed the whole train!" I don’t remember all this either. Valera then said that he looked at me happy and cried. Because he is like a brother to me, and he has not seen me like that in recent years. Everything is simple. If I drink fifty grams, I generally forget everything except the name and surname of my mother. All.

And most importantly, I forget what we did then. Caucasus. War. We found our prisoner in one village. Eyes gouged out, belly ripped open, lies in a ravine. We did it. To everyone. To everyone who was in the village. I don’t know what happened to us then. Woke up: almost all were killed, if so, without details. And there were, consider, some civilians. Since then, everything has changed. How to live with this? You can live, of course, only it’s impossible to smile. And when I drink, I forget everything. And I smile. I used to be very funny before. The doctor told me that he should forgive himself. To forgive. I try. For a few from that village already forgiven. But for ... I do not want to remember. How to completely erase everything. ”

Our souls are sheets of parchment on which people close to us write something. And the closer a person is, the deeper the traces of his words are, and no matter how you later erase these inscriptions, all the same, what happened appears and does not allow us to continue to live calmly or restlessly, then anyone wants to. Mom wrote to you in her heart as a child that she didn’t want you to be born - you’ll be tormented with this all your life. Although it works in the opposite direction: something if the good was good on the soul, then you really need to try to scratch it with something dark. Therefore, you should not be allowed to write to anyone on our souls. But who is thinking about this?

Victor, 27 years old.

“It may seem that my roof has moved off, or my psychologist is bad. Not. I can prove all this. Ira, when she left me, I erased everything from my heart. Emery. Everything she wrote on it. And then he walked with a solvent, so that with a guarantee, so that without a chance. Two years have passed. And I look at the soul - a blank sheet. Somehow I began to learn to talk to people anew. And with one woman he blabbed before marriage. Already selected a date. And then I suddenly began to notice that annoying me, how she breathes. Loud. And I can’t do anything. That is, nothing at all. And then I remembered that it was her, well, Ira, who was annoyed if a person was breathing loudly. I still told her that it’s impossible. The man is not to blame for the fact that his bronchi are so noisy. And then I began to pay attention to some fingers, some wide ones, and again remembered that they, too, irritated her in people. That is, I did not erase Ira. More precisely, it erased, but everything remained on the soul, and how to erase it is not clear. Her music remained, Prince

У записи 9 лайков,
0 репостов,
528 просмотров.

Эту запись оставил(а) на своей стене Артём Шевчук