Я эту собаку запомнил, как человека.
Было это в 44-м, зимой.
Игрался спектакль: охота XX века
Перед шеренгой, застывшей от страха, немой.
У коменданта была привязанность к догам,
И был экземпляр: казался слоном среди всех.
Даже эссесовцы боялись верзилу дога,
И вот этот зверь величаво шагнул на снег.
И вывели жертву. Стоял мальчишка, продрогнув,
Куда там бежать – он давно ослабел.
Комендант наклонился и подал команду догу,
И тот в два прыжка расстояние преодолел.
Обнюхал смертника. Спокойно прошелся рядом.
Был он великолепен в размашистом легком шагу.
Вернулся дог к коменданту и честным собачьим взглядом
Сказал человеку пес: "Ребенок ведь, не могу!"
Лаг-фюрер пожал плечами – ему ведь разницы нету,
Раскрыл кобуру у пряжки с надписью: "С нами Бог!"
Но едва лишь сверкнула вороненная сталь пистолета
В эсессовское горло впился красавец дог.
Дога четвертовали, пустив под лопасти шнека.
Я вряд ли найду в Сан-Пельтене свой барак,
Но эту собаку я запомнил как человека,
Единственного человека среди фашистских собак.
Владимир Калиниченко, узник концлагеря Сан-Пельтен
Было это в 44-м, зимой.
Игрался спектакль: охота XX века
Перед шеренгой, застывшей от страха, немой.
У коменданта была привязанность к догам,
И был экземпляр: казался слоном среди всех.
Даже эссесовцы боялись верзилу дога,
И вот этот зверь величаво шагнул на снег.
И вывели жертву. Стоял мальчишка, продрогнув,
Куда там бежать – он давно ослабел.
Комендант наклонился и подал команду догу,
И тот в два прыжка расстояние преодолел.
Обнюхал смертника. Спокойно прошелся рядом.
Был он великолепен в размашистом легком шагу.
Вернулся дог к коменданту и честным собачьим взглядом
Сказал человеку пес: "Ребенок ведь, не могу!"
Лаг-фюрер пожал плечами – ему ведь разницы нету,
Раскрыл кобуру у пряжки с надписью: "С нами Бог!"
Но едва лишь сверкнула вороненная сталь пистолета
В эсессовское горло впился красавец дог.
Дога четвертовали, пустив под лопасти шнека.
Я вряд ли найду в Сан-Пельтене свой барак,
Но эту собаку я запомнил как человека,
Единственного человека среди фашистских собак.
Владимир Калиниченко, узник концлагеря Сан-Пельтен
I remember this dog as a person.
It was in the 44th, in the winter.
Played the play: XX century hunting
Before the line, frozen with fear, dumb.
The commandant had affection for the dogs,
And there was an instance: it seemed like an elephant among all.
Even the Essesses were afraid of the mastiff
And this beast majestically stepped into the snow.
And they brought out the sacrifice. The boy stood, shivering,
Where to run there - he has long weakened.
The commandant leaned over and gave the command to the dog,
And he overcame the distance in two jumps.
He sniffed at the suicide bomber. Walked calmly next.
He was magnificent in a sweeping easy step.
Great dane returned to the commandant and with an honest dog look
The dog said to the man: "A child, I can’t!"
Lag Fuhrer shrugged - he doesn’t make a difference,
He opened the holster at the buckle with the inscription: "God is with us!"
But barely sparkled the blued steel of the gun
A handsome dog dug into the throat of the Essessian.
The dogs were quartered, putting under the auger blades.
I’m unlikely to find my hut in San Pelten,
But I remember this dog as a person,
The only person among the fascist dogs.
Vladimir Kalinichenko, prisoner of the concentration camp of San Pelten
It was in the 44th, in the winter.
Played the play: XX century hunting
Before the line, frozen with fear, dumb.
The commandant had affection for the dogs,
And there was an instance: it seemed like an elephant among all.
Even the Essesses were afraid of the mastiff
And this beast majestically stepped into the snow.
And they brought out the sacrifice. The boy stood, shivering,
Where to run there - he has long weakened.
The commandant leaned over and gave the command to the dog,
And he overcame the distance in two jumps.
He sniffed at the suicide bomber. Walked calmly next.
He was magnificent in a sweeping easy step.
Great dane returned to the commandant and with an honest dog look
The dog said to the man: "A child, I can’t!"
Lag Fuhrer shrugged - he doesn’t make a difference,
He opened the holster at the buckle with the inscription: "God is with us!"
But barely sparkled the blued steel of the gun
A handsome dog dug into the throat of the Essessian.
The dogs were quartered, putting under the auger blades.
I’m unlikely to find my hut in San Pelten,
But I remember this dog as a person,
The only person among the fascist dogs.
Vladimir Kalinichenko, prisoner of the concentration camp of San Pelten
У записи 2 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Irisha Timofeeva
