Продолжение про Леви-Ицхака
Однажды в синагоге он заметил заплаканного человека. Это случилось перед Кол-Нидре*.
– Почему ты плачешь? – спросил Леви-Ицхак.
– Как же мне не плакать? Я был благочестивым и благополучным человеком, жена – богомольной и гостеприимной. И вдруг вмешался Он и поверг меня в прах. Я лишился жены. Лишился дома. Теперь я уже ни на что не надеюсь. Я остался нищим, с шестью детьми на руках. Погоди, это еще не все. Был у меня молитвенник, который значил для меня очень много. И Он сжег его тоже. Я не знаю больше, как мне молиться и могу только плакать.
Рабби распорядился, чтобы человеку принесли точно такой же молитвенник, какой у него был раньше, а затем спросил:
– Будешь молиться?
–Да.
– Простил ты Его теперь?
– Да, – промолвил еврей сквозь слезы, – сегодня же Йом-Кипур: я обязан простить.
– Прекрасно, теперь Твоя очередь там, наверху, сделать то же самое! – возопил Леви-Ицхак. – Ты должен тоже простить.
И он запел строгую, торжественную молитву Кол-Нидре.
В другой раз он предложил Богу сделку: “Мы отдадим Тебе наши грехи, а в ответ Ты даруешь нам прощение. Впрочем, Ты-то и будешь первым. Без наших грехов что бы Ты делал со Своим прощением?”
Вот какую историю он рассказал в Рош-ха-Шана: “Женщина, запыхавшись, прибегает в синагогу: она опоздала. Вдруг она замечает, что служба еще не началась. И тогда она обращается к Богу: “Я хочу возблагодарить Тебя за то, что Ты велел Своим детям подождать немного. Что же мне пожелать Тебе? Я желаю Тебе гордиться ими так же, как горжусь ими я”.
Однажды он с утра до ночи простоял на кафедре, молча, не шевеля губами, после того, как при всех предостерег Бога: “Если ты отказываешься отвечать на мои молитвы, я отказываюсь творить их”.
* Кол-Нидре – главная молитва Судного дня.
Другая история: “Был Йом-Кипур. Верующие, ослабев от поста, ждали когда рабби начнет молитву Муссаф, но он тоже чего-то ждал. Прошел час, другой. Нетерпение обратилось в мучительное ожидание. На этот раз рабби явно переборщил. Уже поздно. Чего он ждет? Наконец, очнувшись, он объяснил: “Среди нас есть человек, не умеющий читать. Это не его вина. Он был слишком занят, обеспечивая семью, чтобы ходить в школу или заниматься с учителем. Но он жаждет петь. И он позволяет себе в сердце своем сказать: “Ты – Бог, а я всего лишь человек. Ты Всемогущий и все знаешь, я слаб и невежествен. Я способен разве что разобрать двадцать две буквы священного языка. Разреши же мне вручить их Тебе, чтобы Ты сотворил из них для меня молитвы, и будут они прекраснее моих”. Рабби возвысил голос: “А посему, братья, нам пришлось ждать. Бог был занят. Он создавал молитвы”.
Если другие мистики сохраняли отношения с Богом на уровне Я и Ты, Леви-Ицхак угрожал Ему разрывом этих отношений. Тем самым он доказывал: можно быть евреем с Богом, в Боге, даже против Бога – но не без Бога. Он не довольствовался тем лишь, что задавал вопросы Богу, как это делали до него Авраам и Иов. Он требовал ответов, и из отсутствия таковых делал свои выводы. Утверждения святости путем противостояния Богу – вот чего он искал. “Если бы согласились с доводами Бердичевского рабби, сказал Барух из Меджибожа, – то не осталось бы ни одного еврея, перед которым Бог не был бы виноват”.
А доводы его впечатляли: “Со дня заключения Тобой договора со Своим народом, Ты настойчиво старался разорвать этот союз, подвергая его испытаниям. Зачем? Вспомни: на Синае Ты бродил взад и вперед со Своей Торой, словно торговец, неспособный избавиться от гнилых яблок. Ты предлагал Свой Закон каждому народу, все они презрительно воротили нос в сторону. Один лишь Израиль изъявил готовность принять Тору и принять Тебя. Где же его награда?” *
В другой раз он произнес страшные слова: “Знай, если Твое царствование не принесет милосердия и сострадания,
ло тешев аль кисаха бе-эмет – трон Твой не будет троном истины”.
Он сказал также: “Когда еврей видит филактерии на земле, он спешит поднять и поцеловать их. Разве не написано, что мы – Твои тфилин? Неужели Ты никогда не соберешься поднять нас к себе?”
Перед молитвой Муссаф в Йом-Кипур он вскричал: “Сегодня Судный день! Давид в своих псалмах объявил это. Сегодня все Твои создания стоят перед Тобой, и Ты можешь вынести им приговор. Но я – Леви-Ицхак, сын Сары из Бердичева, я говорю и провозглашаю, что судить сегодня надо Тебя. И судить Тебя должны Твои дети, страдающие и умирающие за сохранение святости имени Твоего, Твоего Закона и Твоего обета”.
И еще: “Ты предписал человеку помогать сиротам. Мы тоже сироты. Почему же Ты отказываешься помочь нам?”
Его депрессии, вероятно, связаны с несчастьями, которые, как он видел, непрерывно сыплются на народ. Однажды в канун Песах, измученный, выведенный из себя неразрешимой загадкой всеобщих мучений и бедствий, он взорвался: “Сегодня мы празднуем наш исход из Египта. По традиции, четыре сына задают отцу четыре вопроса, относящиеся к этому событию. Нет, не четыре, только три. Четвертый даже не знает вопроса. Я – четвертый. И не то, чтобы я испытывал недостаток в вопросах, Господи. Но я не знаю, как их поставить, да если бы и знал, не осмелился. Итак, я не спрашиваю, почему нас преследуют и уничтожают везде и всюду, под любым предлогом, но я по меньшей мере хотел бы знать, для Тебя ли все наши страдания?”
Несмотря на эти громогласные обличения, никому не приходило в голову обвинить его в богохульстве. По двум причинам. Первая: Леви-Ицхак не злился бесконечно. Однажды выговорившись, он возвращался к Богу. Его упреки улетучивались, угрозы таяли, и он свободно – как свободный человек – заканчивал древнюю, величественную молитву Кадиш. Вопросы оставались вопросами, но он продолжал служение, заново возводя здание на. руинах. Второе: еврейская традиция позволяет говорить Богу все, при условии, что это делается в интересах человека. Внутреннее освобождение человека есть оправдание Божества. Все зависит от того, какую позицию выбрал обличитель. Оставаясь в недрах своей общины, он вправе высказываться начистоту. Стоит ему выйти за ее пределы, он лишается этого права. Восстание верующего – это не мятеж ренегата и не одна и та же мучительная потребность заставляет обоих возвысить голос.
Восстание Леви-Ицхака из Бердичева сообщило еще большую силу легенде. Он поднимается из нее уже не только как наставник, Учитель. Это сильный и отважный брат, надежный заступник.
Давайте закончим эту главу историей, которую безвестный хасид рассказал мне в царстве мрака и тумана:
Умирая, Леви-Ицхак в присутствии своих ближайших последователей поклялся, что как только окажется Там, – он отречется от покоя, пока ему не будет позволено положить конец людскому горю. Чтобы воспрепятствовать выполнению его обещания, Господь превратил Леви-Ицхака в ангела огня. Вот почему Мессия так медлит с приходом. И вот почему, добавил хасид, мы пребываем здесь – забытые, заброшенные, извергнутые из Божественной и людской памяти. Ни одна из этих жестокостей, ни одно из этих зверств не были бы возможны, если бы за нас мог заступиться наш предстатель Леви-Ицхак.
Но вопросы Бердичевского рабби, его вызов Всевышнему взвились к небу языками пламени и пережили Леви-Ицхака. Сопровождая наше бытие, они придают нам силы и мужество вновь и вновь обращать их к небу, словно эти вопросы измыслили мы сами.
Однажды в синагоге он заметил заплаканного человека. Это случилось перед Кол-Нидре*.
– Почему ты плачешь? – спросил Леви-Ицхак.
– Как же мне не плакать? Я был благочестивым и благополучным человеком, жена – богомольной и гостеприимной. И вдруг вмешался Он и поверг меня в прах. Я лишился жены. Лишился дома. Теперь я уже ни на что не надеюсь. Я остался нищим, с шестью детьми на руках. Погоди, это еще не все. Был у меня молитвенник, который значил для меня очень много. И Он сжег его тоже. Я не знаю больше, как мне молиться и могу только плакать.
Рабби распорядился, чтобы человеку принесли точно такой же молитвенник, какой у него был раньше, а затем спросил:
– Будешь молиться?
–Да.
– Простил ты Его теперь?
– Да, – промолвил еврей сквозь слезы, – сегодня же Йом-Кипур: я обязан простить.
– Прекрасно, теперь Твоя очередь там, наверху, сделать то же самое! – возопил Леви-Ицхак. – Ты должен тоже простить.
И он запел строгую, торжественную молитву Кол-Нидре.
В другой раз он предложил Богу сделку: “Мы отдадим Тебе наши грехи, а в ответ Ты даруешь нам прощение. Впрочем, Ты-то и будешь первым. Без наших грехов что бы Ты делал со Своим прощением?”
Вот какую историю он рассказал в Рош-ха-Шана: “Женщина, запыхавшись, прибегает в синагогу: она опоздала. Вдруг она замечает, что служба еще не началась. И тогда она обращается к Богу: “Я хочу возблагодарить Тебя за то, что Ты велел Своим детям подождать немного. Что же мне пожелать Тебе? Я желаю Тебе гордиться ими так же, как горжусь ими я”.
Однажды он с утра до ночи простоял на кафедре, молча, не шевеля губами, после того, как при всех предостерег Бога: “Если ты отказываешься отвечать на мои молитвы, я отказываюсь творить их”.
* Кол-Нидре – главная молитва Судного дня.
Другая история: “Был Йом-Кипур. Верующие, ослабев от поста, ждали когда рабби начнет молитву Муссаф, но он тоже чего-то ждал. Прошел час, другой. Нетерпение обратилось в мучительное ожидание. На этот раз рабби явно переборщил. Уже поздно. Чего он ждет? Наконец, очнувшись, он объяснил: “Среди нас есть человек, не умеющий читать. Это не его вина. Он был слишком занят, обеспечивая семью, чтобы ходить в школу или заниматься с учителем. Но он жаждет петь. И он позволяет себе в сердце своем сказать: “Ты – Бог, а я всего лишь человек. Ты Всемогущий и все знаешь, я слаб и невежествен. Я способен разве что разобрать двадцать две буквы священного языка. Разреши же мне вручить их Тебе, чтобы Ты сотворил из них для меня молитвы, и будут они прекраснее моих”. Рабби возвысил голос: “А посему, братья, нам пришлось ждать. Бог был занят. Он создавал молитвы”.
Если другие мистики сохраняли отношения с Богом на уровне Я и Ты, Леви-Ицхак угрожал Ему разрывом этих отношений. Тем самым он доказывал: можно быть евреем с Богом, в Боге, даже против Бога – но не без Бога. Он не довольствовался тем лишь, что задавал вопросы Богу, как это делали до него Авраам и Иов. Он требовал ответов, и из отсутствия таковых делал свои выводы. Утверждения святости путем противостояния Богу – вот чего он искал. “Если бы согласились с доводами Бердичевского рабби, сказал Барух из Меджибожа, – то не осталось бы ни одного еврея, перед которым Бог не был бы виноват”.
А доводы его впечатляли: “Со дня заключения Тобой договора со Своим народом, Ты настойчиво старался разорвать этот союз, подвергая его испытаниям. Зачем? Вспомни: на Синае Ты бродил взад и вперед со Своей Торой, словно торговец, неспособный избавиться от гнилых яблок. Ты предлагал Свой Закон каждому народу, все они презрительно воротили нос в сторону. Один лишь Израиль изъявил готовность принять Тору и принять Тебя. Где же его награда?” *
В другой раз он произнес страшные слова: “Знай, если Твое царствование не принесет милосердия и сострадания,
ло тешев аль кисаха бе-эмет – трон Твой не будет троном истины”.
Он сказал также: “Когда еврей видит филактерии на земле, он спешит поднять и поцеловать их. Разве не написано, что мы – Твои тфилин? Неужели Ты никогда не соберешься поднять нас к себе?”
Перед молитвой Муссаф в Йом-Кипур он вскричал: “Сегодня Судный день! Давид в своих псалмах объявил это. Сегодня все Твои создания стоят перед Тобой, и Ты можешь вынести им приговор. Но я – Леви-Ицхак, сын Сары из Бердичева, я говорю и провозглашаю, что судить сегодня надо Тебя. И судить Тебя должны Твои дети, страдающие и умирающие за сохранение святости имени Твоего, Твоего Закона и Твоего обета”.
И еще: “Ты предписал человеку помогать сиротам. Мы тоже сироты. Почему же Ты отказываешься помочь нам?”
Его депрессии, вероятно, связаны с несчастьями, которые, как он видел, непрерывно сыплются на народ. Однажды в канун Песах, измученный, выведенный из себя неразрешимой загадкой всеобщих мучений и бедствий, он взорвался: “Сегодня мы празднуем наш исход из Египта. По традиции, четыре сына задают отцу четыре вопроса, относящиеся к этому событию. Нет, не четыре, только три. Четвертый даже не знает вопроса. Я – четвертый. И не то, чтобы я испытывал недостаток в вопросах, Господи. Но я не знаю, как их поставить, да если бы и знал, не осмелился. Итак, я не спрашиваю, почему нас преследуют и уничтожают везде и всюду, под любым предлогом, но я по меньшей мере хотел бы знать, для Тебя ли все наши страдания?”
Несмотря на эти громогласные обличения, никому не приходило в голову обвинить его в богохульстве. По двум причинам. Первая: Леви-Ицхак не злился бесконечно. Однажды выговорившись, он возвращался к Богу. Его упреки улетучивались, угрозы таяли, и он свободно – как свободный человек – заканчивал древнюю, величественную молитву Кадиш. Вопросы оставались вопросами, но он продолжал служение, заново возводя здание на. руинах. Второе: еврейская традиция позволяет говорить Богу все, при условии, что это делается в интересах человека. Внутреннее освобождение человека есть оправдание Божества. Все зависит от того, какую позицию выбрал обличитель. Оставаясь в недрах своей общины, он вправе высказываться начистоту. Стоит ему выйти за ее пределы, он лишается этого права. Восстание верующего – это не мятеж ренегата и не одна и та же мучительная потребность заставляет обоих возвысить голос.
Восстание Леви-Ицхака из Бердичева сообщило еще большую силу легенде. Он поднимается из нее уже не только как наставник, Учитель. Это сильный и отважный брат, надежный заступник.
Давайте закончим эту главу историей, которую безвестный хасид рассказал мне в царстве мрака и тумана:
Умирая, Леви-Ицхак в присутствии своих ближайших последователей поклялся, что как только окажется Там, – он отречется от покоя, пока ему не будет позволено положить конец людскому горю. Чтобы воспрепятствовать выполнению его обещания, Господь превратил Леви-Ицхака в ангела огня. Вот почему Мессия так медлит с приходом. И вот почему, добавил хасид, мы пребываем здесь – забытые, заброшенные, извергнутые из Божественной и людской памяти. Ни одна из этих жестокостей, ни одно из этих зверств не были бы возможны, если бы за нас мог заступиться наш предстатель Леви-Ицхак.
Но вопросы Бердичевского рабби, его вызов Всевышнему взвились к небу языками пламени и пережили Леви-Ицхака. Сопровождая наше бытие, они придают нам силы и мужество вновь и вновь обращать их к небу, словно эти вопросы измыслили мы сами.
Continuation about Levi Yitzhak
Once in the synagogue, he noticed a tearful man. This happened before Kol Nidra *.
- Why are you crying? Asked Levi Yitzchak.
“How can I not cry?” I was a pious and prosperous person, my wife was a praying and hospitable. And suddenly He intervened and cast me to dust. I lost my wife. Lost at home. Now I don’t hope for anything. I remained a beggar, with six children in my arms. Wait, that’s not all. I had a prayer book, which meant a lot to me. And He burned it too. I don’t know anymore how to pray and I can only cry.
The rabbi ordered that the person be brought exactly the same prayer book as he had before, and then asked:
- Will you pray?
-Yes.
“Have you forgiven him now?”
“Yes,” the Jew said through tears, “today is Yom Kippur: I must forgive.”
“Fine, now it's your turn up there to do the same!” Cried Levi Yitzchak. “You must forgive too.”
And he began to sing the strict, solemn prayer of Kol-Nidra.
Another time, he offered God a deal: “We will give you our sins, and in return you will give us forgiveness. However, you will be the first. Without our sins, what would you do with your forgiveness? ”
Here is the story he told in Rosh Hashanah: “A woman, out of breath, runs to the synagogue: she was late. Suddenly she notices that the service has not yet begun. And then she turns to God: “I want to thank you for telling your children to wait a bit. What can I wish for you? I wish you to be proud of them just as I am proud of them. ”
Once he stood in the pulpit from morning to night, silently, without moving his lips, after he warned God with everyone: “If you refuse to answer my prayers, I refuse to make them.”
* Kol Nidre is the doomsday main prayer.
Another story: “There was Yom Kippur. Believers, weakened by fasting, waited for the rabbi to begin the prayer of Mussaf, but he, too, was waiting for something. An hour passed, another. Impatience turned into a painful expectation. This time, the rabbi clearly went too far. Too late. What is he waiting for? Finally, waking up, he explained: “Among us there is a man who cannot read. This is not his fault. He was too busy supporting his family to go to school or study with a teacher. But he longs to sing. And he allows himself to say in his heart: “You are God, and I am only a man. You are Almighty and you know everything, I am weak and ignorant. I can only make out the twenty-two letters of the sacred language. Let me give them to You, so that You may make prayers from them for me, and they will be more beautiful than mine. ” Rabbi raised his voice: “And therefore, brothers, we had to wait. God was busy. He created prayers. ”
If other mystics maintained a relationship with God at the level of I and You, Levi-Yitzhak threatened Him with the severance of this relationship. Thus, he argued: you can be a Jew with God, in God, even against God - but not without God. He was not content only to ask God questions, as Abraham and Job did before him. He demanded answers, and from the absence of those he drew his conclusions. The affirmation of holiness through opposition to God is what he sought. “If they agreed with the arguments of the Berdichevsky rabbi, said Baruch from Medzhibozh, then there would not be a single Jew who God would not be guilty of.”
And his arguments were impressive: “From the day you entered into an agreement with your people, you persistently tried to break this union by subjecting it to trials. What for? Remember: in Sinai you wandered back and forth with your Torah, like a merchant, unable to get rid of rotten apples. You offered Your Law to every nation, all of them scornfully turned their nose to the side. Only Israel expressed its willingness to accept the Torah and receive you. Where is his reward? ” *
Another time he uttered terrible words: “Know if Your reign does not bring mercy and compassion,
lo teshev al kisaha be-emet - your throne will not be the throne of truth.
He also said: “When a Jew sees phylacteries on earth, he is in a hurry to pick them up and kiss them. Isn't it written that we are your tefillin? Will you never intend to raise us to yourselves? ”
Before the Mussaf prayer in Yom Kippur, he cried out: “Today is Judgment Day! David in his psalms declared this. Today, all Your creatures are standing before You, and You can condemn them. But I am Levi Yitzchak, the son of Sarah from Berdichev, I say and proclaim that you must be judged today. And Your children should judge you, suffering and dying for the preservation of the holiness of Your name, Your Law and Your vow. "
And again: “You ordered a person to help orphans. We are orphans too. Why do you refuse to help us? ”
His depressions are probably associated with misfortunes, which, as he saw him, are constantly pouring on the people. Once on Passover eve, exhausted, pissed off with an insoluble riddle of universal torment and calamity, he exploded: “Today we celebrate our exodus from Egypt. According to tradition, four sons ask their father four questions related to this event. No, not four, only three. The fourth does not even know the question. I'm fourth. And not that I lacked
Once in the synagogue, he noticed a tearful man. This happened before Kol Nidra *.
- Why are you crying? Asked Levi Yitzchak.
“How can I not cry?” I was a pious and prosperous person, my wife was a praying and hospitable. And suddenly He intervened and cast me to dust. I lost my wife. Lost at home. Now I don’t hope for anything. I remained a beggar, with six children in my arms. Wait, that’s not all. I had a prayer book, which meant a lot to me. And He burned it too. I don’t know anymore how to pray and I can only cry.
The rabbi ordered that the person be brought exactly the same prayer book as he had before, and then asked:
- Will you pray?
-Yes.
“Have you forgiven him now?”
“Yes,” the Jew said through tears, “today is Yom Kippur: I must forgive.”
“Fine, now it's your turn up there to do the same!” Cried Levi Yitzchak. “You must forgive too.”
And he began to sing the strict, solemn prayer of Kol-Nidra.
Another time, he offered God a deal: “We will give you our sins, and in return you will give us forgiveness. However, you will be the first. Without our sins, what would you do with your forgiveness? ”
Here is the story he told in Rosh Hashanah: “A woman, out of breath, runs to the synagogue: she was late. Suddenly she notices that the service has not yet begun. And then she turns to God: “I want to thank you for telling your children to wait a bit. What can I wish for you? I wish you to be proud of them just as I am proud of them. ”
Once he stood in the pulpit from morning to night, silently, without moving his lips, after he warned God with everyone: “If you refuse to answer my prayers, I refuse to make them.”
* Kol Nidre is the doomsday main prayer.
Another story: “There was Yom Kippur. Believers, weakened by fasting, waited for the rabbi to begin the prayer of Mussaf, but he, too, was waiting for something. An hour passed, another. Impatience turned into a painful expectation. This time, the rabbi clearly went too far. Too late. What is he waiting for? Finally, waking up, he explained: “Among us there is a man who cannot read. This is not his fault. He was too busy supporting his family to go to school or study with a teacher. But he longs to sing. And he allows himself to say in his heart: “You are God, and I am only a man. You are Almighty and you know everything, I am weak and ignorant. I can only make out the twenty-two letters of the sacred language. Let me give them to You, so that You may make prayers from them for me, and they will be more beautiful than mine. ” Rabbi raised his voice: “And therefore, brothers, we had to wait. God was busy. He created prayers. ”
If other mystics maintained a relationship with God at the level of I and You, Levi-Yitzhak threatened Him with the severance of this relationship. Thus, he argued: you can be a Jew with God, in God, even against God - but not without God. He was not content only to ask God questions, as Abraham and Job did before him. He demanded answers, and from the absence of those he drew his conclusions. The affirmation of holiness through opposition to God is what he sought. “If they agreed with the arguments of the Berdichevsky rabbi, said Baruch from Medzhibozh, then there would not be a single Jew who God would not be guilty of.”
And his arguments were impressive: “From the day you entered into an agreement with your people, you persistently tried to break this union by subjecting it to trials. What for? Remember: in Sinai you wandered back and forth with your Torah, like a merchant, unable to get rid of rotten apples. You offered Your Law to every nation, all of them scornfully turned their nose to the side. Only Israel expressed its willingness to accept the Torah and receive you. Where is his reward? ” *
Another time he uttered terrible words: “Know if Your reign does not bring mercy and compassion,
lo teshev al kisaha be-emet - your throne will not be the throne of truth.
He also said: “When a Jew sees phylacteries on earth, he is in a hurry to pick them up and kiss them. Isn't it written that we are your tefillin? Will you never intend to raise us to yourselves? ”
Before the Mussaf prayer in Yom Kippur, he cried out: “Today is Judgment Day! David in his psalms declared this. Today, all Your creatures are standing before You, and You can condemn them. But I am Levi Yitzchak, the son of Sarah from Berdichev, I say and proclaim that you must be judged today. And Your children should judge you, suffering and dying for the preservation of the holiness of Your name, Your Law and Your vow. "
And again: “You ordered a person to help orphans. We are orphans too. Why do you refuse to help us? ”
His depressions are probably associated with misfortunes, which, as he saw him, are constantly pouring on the people. Once on Passover eve, exhausted, pissed off with an insoluble riddle of universal torment and calamity, he exploded: “Today we celebrate our exodus from Egypt. According to tradition, four sons ask their father four questions related to this event. No, not four, only three. The fourth does not even know the question. I'm fourth. And not that I lacked
У записи 4 лайков,
2 репостов,
330 просмотров.
2 репостов,
330 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Хаим Толочинский
