Шукшин писал про русскую деревню, про тех людей,...

Шукшин писал про русскую деревню, про тех людей, которые ее населяют, про их быт, склад ума, характер, привычки и традиции, то и дело противопоставляя их городскому образу существования — слишком поспешному, порой притворному, натянутому, неискреннему. Прошло почти полста лет, и нет уже той Деревни — незаметно обезлюдела она и обветшала, разбежался и разъехался народ кто куда, но вместе со скарбом унесли из деревянных домов в дома панельные ее обитатели свои разговоры, и обычаи, и законы, и ход мыслей. Меняется наш язык, уходит тот говор и местечковые слова, которыми наполнена проза Шукшина, но остаются прежними наши проблемы, грёзы и дела насущные. Кто ж из нас не грешил, бывало, мечтой «когда-нибудь надеть кожанку и пройтись в выходной день по селу в ней нараспашку»?

Постановку «Мой зять украл машину дров» в красноярском Доме актера именуют комедией, хотя комедией она является ровно настолько, насколько комичны рассказы Василия Макаровича, по которым она поставлена. А они курьезны, забавны, отчего зал вдоволь насмеялся, но в целом, конечно, навевают легкую грусть и напоминают, что ничего у нас не меняется — мы и по-прежнему видели «лучшую жизнь» только во сне:

– А вот сон тоже. Лежала я в больнице, а со мной вместе девушка одна лежала, сиротка. Я приголубила ее, она меня и полюбила. Да так привыкла! Ночевать потом ко мне ходила, когда мы из больницы-то выписались. А работала она на складе весовщицей. Каждый вечер, бывало, идет: «Мария Сергеевна, я опять к вам». Давай, милая, все веселей двоим-то.
– Ей что, жить, что ли, негде было?
– Да пошто же! Вот – привыкла. И я уж тоже к ей привыкла. Так мы дружно с ей жили! А потом она померла: плеврит, а от плеврита печень занялась. Померла, бедная. Я и схоронила ее. А потом вижу сон. Вышла я будто бы на речку, а на той стороне, где Гилев остров, – город будто бы. Большой-большой город! Да красивый, дома высокие… И дома высокие, и весь вроде бы он в садах, весь-то он в зелени. Цветы – я даже с этой стороны вижу – так и колышутся, так и колышутся. Ах ты, господи! Сяла я в речку-то да поплыла туда – сижмя как-то, сижу и плыву, только руками маленько подгребаюсь. И так меня к тому городу и вынесло. Вышла я на берег – никого нету. Я стою, не знаю, куда идти. А смотрю, выходит моя Ниночка, девушка-то, сиротка-то. Матушка ты моя-то!.. Увидела меня да так обрадовалась, обняла, да та-ак крепко прилюбила, я ишо подумала: «Сильная какая – не выхворалась». А она, правда, мало похворала-то, скоро убралась. «Куда же мне идти-то? – спрашиваю ее. – Пошто тут никого нет-то?» – «Есть, говорит, как нету. А тебе во-он туда, – показывает мне. – Во-он, видишь?» Я смотрю туда, а там место-то похужее, победней, и дома пониже. "А ты где же? – спрашиваю Ниночку-то. А не спрашиваю же: «Ты где живешь?» – знаю, што она мертвая, а вишь, спрашиваю просто: «А ты где?» – «А я, говорит, вот – в центре». Конешно, сколько она и пожила-то. Она и нагрешить-то не успела, безгрешная душенька. А мне-то, вишь, на окраинке только место… Да хоть бы и на окраинке, а только там. Господи, как же там красиво! Все время у меня в глазах тот город стоит.
– Тогда телевизоры-то были уже?
– Какие телевизоры! Это когда было-то! – когда ты на действительной ишо служил. А Наташа в институте училась. Вон когда было-то. А што, думаешь, насмотрелась в телевизоре и поэтому такой город приснился?
– Но.
– Нет. Я сроду таких городов ни в телевизоре потом, ни в кино не видела. Што ты!..

P.S. Постановку рекомендую. В следующий раз, говорят, 10 июня показывать будут.
Shukshin wrote about the Russian village, about the people who inhabit it, about their way of life, mentality, character, habits and traditions, every now and then contrasting them with the urban way of being - too hasty, sometimes feigned, strained, insincere. Nearly half a hundred years passed, and that Village was already gone - it was quietly depopulated and dilapidated, people ran away and parted, but along with the belongings, their inhabitants, their customs, laws, and train of thought, took away from the wooden houses to their houses. Our language is changing, that dialect and small-town words that are filled with Shukshin’s prose are leaving, but our problems, dreams and pressing affairs remain the same. Who among us didn’t sin, it happened, with the dream “someday put on a leather jacket and walk around the village wide open on a weekend”?

The production “My brother-in-law stole a firewood car” in the Krasnoyarsk House of the Actor is called comedy, although it is a comedy exactly as much as the stories of Vasily Makarovich that it was based on are comical. And they are curious, funny, which is why the audience scoffed at it, but on the whole, of course, they evoke a slight sadness and remind us that nothing changes with us - we still saw the “better life” only in a dream:

“But a dream, too.” I was in the hospital, and with me the girl was alone, an orphan. I sipped it, she fell in love with me. Yes, so used! Then I went to sleep when I was discharged from the hospital. And she worked in the warehouse as a weigher. Every evening, it happens, goes: "Maria Sergeyevna, I am again to you." Come on, dear, everyone is happier for two.
- Did she have anything to live?
- Why the hell! Here - I’m used to it. And I got used to her too. So we lived together with her! And then she died: pleurisy, and from the pleurisy the liver started to work. Dead, poor. I buried her. And then I see a dream. It’s as if I went out to the river, and on the side where Gilev Island is, it’s like a city. Big, big city! Yes, beautiful, the houses are tall ... And the houses are tall, and he seems to be all in the gardens, all in the green. Flowers - I even see from this side - sway and sway. Oh you god! I slipped into the river and swam there - somehow I was sitting and swimming, only I grabbed my hands a little. And so it made me to that city. I went ashore - no one. I stand, I don’t know where to go. And I look, my Ninochka comes out, a girl, an orphan. You are my mother! .. She saw me and was so happy, hugged her, and she loved him so tightly, I thought: “What a strong one, she didn’t get out.” But she, however, didn’t praise much, she soon got out. “Where am I to go? I ask her. “Why is there nobody here?” - “Yes, he says, no. And there you go, he shows me. “He, see?” I look there, and there the place is worse, more defeated, and the house is lower. “And where are you?” I asked Ninochka. But I didn’t ask: “Where do you live?” - I know that she’s dead, but you see, I simply ask: “Where are you?” - “And I, says, here is in the center.” Of course, how old she lived. She didn’t have time to sin, dear, dear. And I, you see, there’s only a place on the outskirts ... Yes, even outskirts, and only there. Lord, how beautiful it is! All the time in my eyes stands that city.
- Then there were already televisions?
- What TVs! This is when it was! - when you really served isho. And Natasha studied at the institute. There when it was. And what, do you think, had seen enough on television and therefore dreamed of such a city?
- But.
- Not. I didn’t see such cities either on TV or in movies later on. What are you! ..

P.S. I recommend the production. Next time, they say, they will show on June 10.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Даниил Запятой

Понравилось следующим людям