Умберто Эко о «Трудно быть богом»
Умберто ЭКО стал одним из первых зрителей завершенного фильма Алексея Германа «Трудно быть богом» — и написал о нем для «Новой газеты». Публикуем эссе живого классика европейской литературы в канун мировой премьеры фильма на Римском кинофестивале.
Трудно быть богом, но трудно и быть зрителем — в случае этого лютого фильма Германа.
Я всегда полагал и писал, что любой текст (литературный, театральный, киношный и любой вообще) адресован некоему «образцовому читателю». Читатель первого уровня хочет только узнать, что происходит и чем кончится история. Читатель второго уровня, пройдя первый, перечитывает текст и разбирается, как текст устроен и какие повествовательные и стилистические средства заворожили его в первом чтении.
Обычно второе прочтение — оно именно второе. Если не считать случаев, когда цель — холодный формальный анализ, чем занимаются филологи, а не настоящие читатели. То есть я хочу сказать: разбирать операторскую, монтажную и прочую работу и почему «Дилижанс» — великий фильм может тот, кто сначала испереживался на первом уровне, волнуясь, удастся ли Седьмому кавалерийскому полку выручить из беды дилижанс и останется ли в живых «малыш» Ринго, вышедший на поединок.
Насчет фильма Германа скажу, что выше первого уровня подняться очень трудно. Как только вы попадаете в это Босхово полотно, остается брести по закоулкам, даже по таким, которых на настоящем полотне-то и не видно. Вы бредете под гипнозом ужаса. Нужна немалая сила духа, чтобы восстановить дистанцию, необходимую для перехода с первого уровня восприятия на второй.
Автор, бесспорно, размещает в своем тексте закладки, скажу даже — зацепки, приглашая нас перейти на этот самый второй уровень. Я имею в виду обильное использование длинных кадров, создающих у нас чувство, будто смотрим из отдаления (и даже как будто бы из другого пространства, и нас-то изображаемое не касается). Что-то вроде брехтовского приема Verfremdung, который сформировался у Брехта под влиянием московских известий о «приеме остранения» Шкловского.
Но как можно отстраниться от того, что рассказывает режиссер Герман?
Данте, конечно, выпростался из адской воронки (хотя вряд ли бы у него это получилось без Вергилия), но перед этим прошел все круги, и, в частности, не как свидетель, а как участник, периодически захваченный происходящим, подчас донельзя перепуганный.
В этом же примерно состоянии я проследовал по аду фильма Германа, и меня захватывал кошмар, и вовсе не получалось отстраниться. В этом аду, созданном из нетерпимости и изуверств, из омерзительных проявлений жестокости, нельзя существовать отдельно, как будто не о тебе там речь, не о тебе fabula narratur. Нет, фильм именно о нас, о том, что с нами может случиться, или даже случается, хотя и послабее. Менее жутко в физическом отношении.
Но я представляю себе, как это должны были воспринимать те люди, кому фильм предназначался, — в брежневские времена, еще советские и недалеко ушедшие от сталинских. Именно в той обстановке фильм становился аллегорией чего-то, что от нас, конечно, ускользает. Наверное, тем зрителям еще труднее было оторваться от восприятия, затребованного первым уровнем.
Если же все-таки удается высвобо-диться из этой завороженности жутью, открываются аспекты, которые бессознательно мы выявили уже на втором уровне постижения. Это разнообразные кинематографические цитаты и кое-какие монтажные приемы, использованные в фильме.
Но необходимо действительно крепкое здоровье и умение следить за логикой аллегории, как умели это делать средневековые читатели, знавшие, что одно называется, а совсем другое подразумевается (aliud dicitur et aliud demonstratur).
В общем, что ни говори. Приятного вам путешествия в ад. В сравнении с Германом фильмы Квентина Тарантино — это Уолт Дисней.
Перевод Елены КОСТЮКОВИЧ
источник http://www.novayagazeta.ru/arts/60879.html
Умберто ЭКО стал одним из первых зрителей завершенного фильма Алексея Германа «Трудно быть богом» — и написал о нем для «Новой газеты». Публикуем эссе живого классика европейской литературы в канун мировой премьеры фильма на Римском кинофестивале.
Трудно быть богом, но трудно и быть зрителем — в случае этого лютого фильма Германа.
Я всегда полагал и писал, что любой текст (литературный, театральный, киношный и любой вообще) адресован некоему «образцовому читателю». Читатель первого уровня хочет только узнать, что происходит и чем кончится история. Читатель второго уровня, пройдя первый, перечитывает текст и разбирается, как текст устроен и какие повествовательные и стилистические средства заворожили его в первом чтении.
Обычно второе прочтение — оно именно второе. Если не считать случаев, когда цель — холодный формальный анализ, чем занимаются филологи, а не настоящие читатели. То есть я хочу сказать: разбирать операторскую, монтажную и прочую работу и почему «Дилижанс» — великий фильм может тот, кто сначала испереживался на первом уровне, волнуясь, удастся ли Седьмому кавалерийскому полку выручить из беды дилижанс и останется ли в живых «малыш» Ринго, вышедший на поединок.
Насчет фильма Германа скажу, что выше первого уровня подняться очень трудно. Как только вы попадаете в это Босхово полотно, остается брести по закоулкам, даже по таким, которых на настоящем полотне-то и не видно. Вы бредете под гипнозом ужаса. Нужна немалая сила духа, чтобы восстановить дистанцию, необходимую для перехода с первого уровня восприятия на второй.
Автор, бесспорно, размещает в своем тексте закладки, скажу даже — зацепки, приглашая нас перейти на этот самый второй уровень. Я имею в виду обильное использование длинных кадров, создающих у нас чувство, будто смотрим из отдаления (и даже как будто бы из другого пространства, и нас-то изображаемое не касается). Что-то вроде брехтовского приема Verfremdung, который сформировался у Брехта под влиянием московских известий о «приеме остранения» Шкловского.
Но как можно отстраниться от того, что рассказывает режиссер Герман?
Данте, конечно, выпростался из адской воронки (хотя вряд ли бы у него это получилось без Вергилия), но перед этим прошел все круги, и, в частности, не как свидетель, а как участник, периодически захваченный происходящим, подчас донельзя перепуганный.
В этом же примерно состоянии я проследовал по аду фильма Германа, и меня захватывал кошмар, и вовсе не получалось отстраниться. В этом аду, созданном из нетерпимости и изуверств, из омерзительных проявлений жестокости, нельзя существовать отдельно, как будто не о тебе там речь, не о тебе fabula narratur. Нет, фильм именно о нас, о том, что с нами может случиться, или даже случается, хотя и послабее. Менее жутко в физическом отношении.
Но я представляю себе, как это должны были воспринимать те люди, кому фильм предназначался, — в брежневские времена, еще советские и недалеко ушедшие от сталинских. Именно в той обстановке фильм становился аллегорией чего-то, что от нас, конечно, ускользает. Наверное, тем зрителям еще труднее было оторваться от восприятия, затребованного первым уровнем.
Если же все-таки удается высвобо-диться из этой завороженности жутью, открываются аспекты, которые бессознательно мы выявили уже на втором уровне постижения. Это разнообразные кинематографические цитаты и кое-какие монтажные приемы, использованные в фильме.
Но необходимо действительно крепкое здоровье и умение следить за логикой аллегории, как умели это делать средневековые читатели, знавшие, что одно называется, а совсем другое подразумевается (aliud dicitur et aliud demonstratur).
В общем, что ни говори. Приятного вам путешествия в ад. В сравнении с Германом фильмы Квентина Тарантино — это Уолт Дисней.
Перевод Елены КОСТЮКОВИЧ
источник http://www.novayagazeta.ru/arts/60879.html
Umberto Eco on “It's Hard to Be a God”
Umberto IVF became one of the first viewers of the completed film by Alexei German “It's Hard to Be a God” - and wrote about it for Novaya Gazeta. We publish an essay on the living classic of European literature on the eve of the world premiere of the film at the Rome Film Festival.
It is difficult to be a god, but it is difficult to be a spectator - in the case of this fierce film by Herman.
I always believed and wrote that any text (literary, theatrical, cinematic, and any in general) is addressed to some “model reader”. The first level reader only wants to know what is happening and how the story will end. The reader of the second level, having passed the first, re-reads the text and understands how the text is arranged and what narrative and stylistic means fascinated him in the first reading.
Usually the second reading is just the second. Apart from the cases when the goal is a cold formal analysis, what philologists do, not real readers. That is, I want to say: to disassemble camera work, installation and other work and why "Stagecoach" - a great film can be the one who first kept up on the first level, worried whether the Seventh Cavalry Regiment will be able to help the stagecoach out of trouble and whether the "baby" will survive Ringo, went to the duel.
As for Herman’s film, I’ll say that it’s very difficult to rise above the first level. As soon as you get into this Boschovo canvas, it remains to wander through the back streets, even those that are not visible on this canvas. You wander under the hypnosis of horror. Considerable strength of mind is needed to restore the distance necessary for the transition from the first level of perception to the second.
The author, no doubt, places bookmarks in his text, I will even say hooks, inviting us to go to this very second level. I mean the abundant use of long frames that make us feel as if we are looking from a distance (and even as if from a different space, and something depicted does not concern us). Something like the Brecht reception Verfremdung, which was formed at Brecht under the influence of the Moscow news of Shklovsky’s “removal technique”.
But how can you step aside from what director German is saying?
Dante, of course, took off from a hell of a funnel (although he would hardly have succeeded without Virgil), but before that he went through all circles, and, in particular, not as a witness, but as a participant periodically captured by what was happening, sometimes very scared.
In the same state, I followed the hell of Herman’s film, and I was captivated by a nightmare, and I couldn’t get away at all. In this hell, created from intolerance and savagery, from the disgusting manifestations of cruelty, you cannot exist separately, as if it was not about you there, not about you fabula narratur. No, the film is about us, about what can happen to us, or even happens, although weaker. Less creepy in physical terms.
But I imagine how those people to whom the film was intended should perceive it - in Brezhnev's times, still Soviet and not far from Stalin's. It was in that setting that the film became an allegory of something that, of course, eluded us. Probably those viewers were even more difficult to break away from the perception demanded by the first level.
If, nevertheless, it is possible to free oneself from this fascination with horror, the aspects that we unknowingly revealed already at the second level of comprehension are revealed. These are various cinematic quotes and some editing techniques used in the film.
But really good health and the ability to follow the logic of allegory are necessary, as medieval readers knew how to do this, they knew that one was called and the other was implied (aliud dicitur et aliud demonstratur).
In general, whatever you say. Enjoy your trip to hell. Compared to Herman, Quentin Tarantino's films are Walt Disney.
Translation by Elena KOSTYUKOVICH
source http://www.novayagazeta.ru/arts/60879.html
Umberto IVF became one of the first viewers of the completed film by Alexei German “It's Hard to Be a God” - and wrote about it for Novaya Gazeta. We publish an essay on the living classic of European literature on the eve of the world premiere of the film at the Rome Film Festival.
It is difficult to be a god, but it is difficult to be a spectator - in the case of this fierce film by Herman.
I always believed and wrote that any text (literary, theatrical, cinematic, and any in general) is addressed to some “model reader”. The first level reader only wants to know what is happening and how the story will end. The reader of the second level, having passed the first, re-reads the text and understands how the text is arranged and what narrative and stylistic means fascinated him in the first reading.
Usually the second reading is just the second. Apart from the cases when the goal is a cold formal analysis, what philologists do, not real readers. That is, I want to say: to disassemble camera work, installation and other work and why "Stagecoach" - a great film can be the one who first kept up on the first level, worried whether the Seventh Cavalry Regiment will be able to help the stagecoach out of trouble and whether the "baby" will survive Ringo, went to the duel.
As for Herman’s film, I’ll say that it’s very difficult to rise above the first level. As soon as you get into this Boschovo canvas, it remains to wander through the back streets, even those that are not visible on this canvas. You wander under the hypnosis of horror. Considerable strength of mind is needed to restore the distance necessary for the transition from the first level of perception to the second.
The author, no doubt, places bookmarks in his text, I will even say hooks, inviting us to go to this very second level. I mean the abundant use of long frames that make us feel as if we are looking from a distance (and even as if from a different space, and something depicted does not concern us). Something like the Brecht reception Verfremdung, which was formed at Brecht under the influence of the Moscow news of Shklovsky’s “removal technique”.
But how can you step aside from what director German is saying?
Dante, of course, took off from a hell of a funnel (although he would hardly have succeeded without Virgil), but before that he went through all circles, and, in particular, not as a witness, but as a participant periodically captured by what was happening, sometimes very scared.
In the same state, I followed the hell of Herman’s film, and I was captivated by a nightmare, and I couldn’t get away at all. In this hell, created from intolerance and savagery, from the disgusting manifestations of cruelty, you cannot exist separately, as if it was not about you there, not about you fabula narratur. No, the film is about us, about what can happen to us, or even happens, although weaker. Less creepy in physical terms.
But I imagine how those people to whom the film was intended should perceive it - in Brezhnev's times, still Soviet and not far from Stalin's. It was in that setting that the film became an allegory of something that, of course, eluded us. Probably those viewers were even more difficult to break away from the perception demanded by the first level.
If, nevertheless, it is possible to free oneself from this fascination with horror, the aspects that we unknowingly revealed already at the second level of comprehension are revealed. These are various cinematic quotes and some editing techniques used in the film.
But really good health and the ability to follow the logic of allegory are necessary, as medieval readers knew how to do this, they knew that one was called and the other was implied (aliud dicitur et aliud demonstratur).
In general, whatever you say. Enjoy your trip to hell. Compared to Herman, Quentin Tarantino's films are Walt Disney.
Translation by Elena KOSTYUKOVICH
source http://www.novayagazeta.ru/arts/60879.html
У записи 15 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Мария Переродина
