Л.Н.Толстой для русского человека – что Гомер для грека: всё, кажется, изучено, разобрано на цитаты, подано кинематографом, вымучено в школьных сочинениях и разъяснено в критических статьях. Что нового можно сказать, например, об «Анне Карениной»? Но классика «надоедает» не потому, что плоха, а потому, что прочитывается невнимательно, чему во многом способствует тоска, зачастую навеваемая уроками литературы; а потом, во взрослом возрасте, перечитать недосуг, да и зачем – всё ведь известно, Каренина бросится под поезд, – что тут ещё обсуждать?
Но в трактовке Бориса Яковлевича Эйфмана «Анна Каренина» превращается в потрясающую по своей глубине драму, затмевающую любые голливудские и отечественные постановки: немой спектакль доводит всем известный сюжет до предельного накала страстей, язык танца удивительно точно передает такие сложнейшие понятия, как страсть, долг, осуждение, лицемерие, страх, самоуничтожение, а символика, предрекающая фатальную развязку, имеет явные отсылки к библейским сюжетам.
Анна Каренина в исполнении примы Марии Абашовой – сильная и надломленная одновременно, страстная и хрупкая, любящая и любимая; Алексей Каренин (Олег Марков) – кажется, впервые не только обманутый супруг, над которым посмеивается общество, но и человек, способный к борьбе за свою любовь, готовый к христианскому всепрощению ради сохранения потерянного рая, бросающий мнение большинства, гордость и положение на алтарь любви к Анне и сыну, – Каренин в вариации Эйфмана по силе, экспрессии однозначно превосходит Вронского.
Каждую сцену балета можно рассматривать самостоятельно, осмысливать, восхищаться точностью образа, но финальный эпизод – приближающийся поезд, несущий гибель главной героине, который с трудом можно представить в человеческом исполнении, – Эйфману удался просто блистательно. А послесловие – накрытое тело Карениной, вывезенное на сцену на тележке, – напоминает о том, что смерть уравнивает и прощает всех.
Но в трактовке Бориса Яковлевича Эйфмана «Анна Каренина» превращается в потрясающую по своей глубине драму, затмевающую любые голливудские и отечественные постановки: немой спектакль доводит всем известный сюжет до предельного накала страстей, язык танца удивительно точно передает такие сложнейшие понятия, как страсть, долг, осуждение, лицемерие, страх, самоуничтожение, а символика, предрекающая фатальную развязку, имеет явные отсылки к библейским сюжетам.
Анна Каренина в исполнении примы Марии Абашовой – сильная и надломленная одновременно, страстная и хрупкая, любящая и любимая; Алексей Каренин (Олег Марков) – кажется, впервые не только обманутый супруг, над которым посмеивается общество, но и человек, способный к борьбе за свою любовь, готовый к христианскому всепрощению ради сохранения потерянного рая, бросающий мнение большинства, гордость и положение на алтарь любви к Анне и сыну, – Каренин в вариации Эйфмана по силе, экспрессии однозначно превосходит Вронского.
Каждую сцену балета можно рассматривать самостоятельно, осмысливать, восхищаться точностью образа, но финальный эпизод – приближающийся поезд, несущий гибель главной героине, который с трудом можно представить в человеческом исполнении, – Эйфману удался просто блистательно. А послесловие – накрытое тело Карениной, вывезенное на сцену на тележке, – напоминает о том, что смерть уравнивает и прощает всех.
Leo Tolstoy for the Russian man - that Homer is for the Greek: everything seems to be studied, taken apart for quotations, filed by the cinema, wrung out in school essays and explained in critical articles. What can be said about new things, for example, about Anna Karenina? But the classic “bothers” not because it is bad, but because it is read inattentively, which is largely due to longing, often evoked by literature lessons; and then, in adulthood, re-read is not enough, and why - everything is known, Karenina will throw herself under the train, - what else is there to discuss?
But in the interpretation of Boris Yakovlevich Eifman, “Anna Karenina” turns into an amazing drama in its depth, overshadowing any Hollywood and domestic productions: a silent performance brings the well-known plot to the extreme heat of passion, the language of dance surprisingly accurately conveys such complex concepts as passion, duty, condemnation, hypocrisy, fear, self-destruction, and symbolism, predicting a fatal outcome, has obvious references to biblical subjects.
Anna Karenina performed by prima Maria Abashova - strong and broken at the same time, passionate and fragile, loving and beloved; Alexey Karenin (Oleg Markov) - it seems, for the first time, not only a deceived spouse who is mocked by society, but also a person capable of fighting for his love, ready for Christian forgiveness to save a lost paradise, casting a majority opinion, pride and position on the altar of love to Anna and his son, - Karenin in the variation of Eifman in strength, expression is clearly superior to Vronsky.
Each ballet scene can be considered independently, interpreted, admired by the accuracy of the image, but the final episode - the approaching train, which bears the death of the main character, who can hardly be imagined in human performance - Eifman succeeded simply brilliantly. And the afterword - the covered body of Karenina, taken to the stage on a trolley - reminds us that death equalizes and forgives everyone.
But in the interpretation of Boris Yakovlevich Eifman, “Anna Karenina” turns into an amazing drama in its depth, overshadowing any Hollywood and domestic productions: a silent performance brings the well-known plot to the extreme heat of passion, the language of dance surprisingly accurately conveys such complex concepts as passion, duty, condemnation, hypocrisy, fear, self-destruction, and symbolism, predicting a fatal outcome, has obvious references to biblical subjects.
Anna Karenina performed by prima Maria Abashova - strong and broken at the same time, passionate and fragile, loving and beloved; Alexey Karenin (Oleg Markov) - it seems, for the first time, not only a deceived spouse who is mocked by society, but also a person capable of fighting for his love, ready for Christian forgiveness to save a lost paradise, casting a majority opinion, pride and position on the altar of love to Anna and his son, - Karenin in the variation of Eifman in strength, expression is clearly superior to Vronsky.
Each ballet scene can be considered independently, interpreted, admired by the accuracy of the image, but the final episode - the approaching train, which bears the death of the main character, who can hardly be imagined in human performance - Eifman succeeded simply brilliantly. And the afterword - the covered body of Karenina, taken to the stage on a trolley - reminds us that death equalizes and forgives everyone.
У записи 17 лайков,
1 репостов,
1404 просмотров.
1 репостов,
1404 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Арина Данилова
