Услышав фамилию "Чехов", многие сразу воображают себе пыльное собрание сочинений в 30 томах, вечную триаду "Дядя Ваня" - "Три сестры" - "Вишневый сад", а при визуализации - портрет печальника в пенсне, неизменно проталкиваемый всеми учебниками и альманахами.
Но есть и совсем другой Чехов: молодой, ироничный, вечно латающий дыры в своем расползающемся бюджетике, и оттого ничуть не менее жизнерадостный, ищущий новых эмоций и новых сюжетов, - автор, которому так тонко и точно удалось приложить врачебный сарказм к литературе, и тем добиться успеха на нелёгкой, и, прямо скажем, переполненной конкурентами ниве писательства.
И ярче всего неиссякаемая энергия, словесное изобретательство, сияющая харизма видны даже не в знаменитых рассказах, а в переписке. Я взяла почти наугад выдержки из посланий за 1887 год, - до Сахалина, до великих пьес и всемирного признания, - согласитесь, написано (даже о бытовом) талантливо, свежо, метко, замечательно вызывающе. Одно из самых колоритных писем - последнее, так что не поленитесь дочитать, или же начните с конца:
***
8 января 1887 г. Москва. Письмо Александру Павловичу Чехову, старшему брату, публицисту.
"Душа моя!
Я безденежен до мозга костей. Если у тебя есть человеколюбие в животе, то снизойди к моей унизительной просьбе: немедленно, со скоростью вальдшнепа, которому всунули в задний проход ядовитую стрелу, надевай шапку и мчись:
a) в контору "Нового времени" (Невский, 38) и получи там гонорар за рассказ "На пути",
b) в "Петерб<ургскую> газету" (Симеоновский пер.) и получи 107 рублей по счету, к<ото>рый оною конторою уже получен.
Полученные деньги не трать и не раздавай нищим, а вышли мне почтой или простым переводом."
***
11 или 12 марта 1887 г., Петербург, 78 № гостиницы. Письмо Фёдору Осиповичу Шехтелю, архитектору.
"Талантливейший из всех архитекторов мира!
Вам, конечно, уже известно, что обстоятельства самого поганого и ерундистого свойства нежданно-негаданно погнали меня на север. Вообще мне везет…
Сейчас я сижу в скучнейшем номере и собираюсь переписывать начисто конченный рассказ. Скучаю. Скука усугубляется сознанием безденежья и неизвестности. Когда выеду, не знаю… Нервы расстроены ужасно, так что пульс мой бьет с перебоями. Пишу сие жалобное послание отнюдь не для того, чтобы нагнать на Вас сантиментальную мерехлюндию и попросить у Вас взаймы, а для того, чтобы Вы не сердились на мою особу за неисправное посещение Дарьи Карловны.
Впрочем, есть и просьба: не забудьте похлопотать о бесплатном проезде в Таганрог и обратно. Сделайте так, чтобы на обратном билете число не выставлялось. Как бы там ни было, будь хоть землетрясение, а я уеду, ибо долее мои нервы не выдержат. Я хочу уехать на юг не позже 31-го марта. Поеду с рублем, но все-таки поеду.
В Питере погода великолепная, но безденежье и отсутствие весеннего пальто, взятого у меня на бессрочный прокат одним нашим общим знакомым, портят всю иллюзию.
Всюду меня встречают с почетом, но никто не догадается дать рублей 1000 — 2000…"
***
19 марта 1887 г. Москва. Письмо Александру Павловичу Чехову, старшему брату, публицисту.
"Ничтожество!
Прежде всего ты штаны за то, что не пишешь ничего о здравии твоих домочадцев; это здравие составляет злобу дня для обоих этажей корнеевского дома.
Вчера я послал Суворину материал для будущей книги. Так как 31-го я еду, то книгой придется заняться тебе; без твоего вмешательства не оберешься опечаток и недоразумений всяческих. Будь хозяйским оком! Посылаю при сем циркулярик, коим будешь соображаться. За таковой твой труд я позволю тебе на визитных карточках именоваться "братом знаменитого писателя". Блюди, чтоб не было опечаток, чтоб рассказы печатались в порядке, обозначенном в циркулярике, чтоб в случае недостачи материала ты моментально давал знать мне, а в случае моего отсутствия-Мишке, к<ото>рый будет высылать недостающее, и т. д. Вообще делай всё, что найдешь целесообразным и безвредным для моего кармана и славы."
***
25 апреля 1887 г. Черкасск. ЧЕХОВЫМ
"Сейчас еду из Черкасска в Зверево, а оттуда по Донецкой дор<оге> к Кравцову. Вчера и третьего дня была свадьба, настоящая казацкая, с музыкой, бабьим козлогласием и возмутительной попойкой. Такая масса пестрых впечатлений, что нет возможности передать в письме, а приходится откладывать описание до возвращения в Москву. Невесте 16 лет. Венчали в местном соборе. Я шаферствовал в чужой фрачной паре, в широчайших штанах и без одной запонки, — в Москве такому шаферу дали бы по шее, но здесь я был эффектнее всех.
Видел богатых невест. Выбор громадный, но я всё время был так пьян, что бутылки принимал за девиц, а девиц за бутылки. Вероятно, благодаря моему пьяному состоянию здешние девицы нашли, что я остроумен и "насмешники". Девицы здесь - сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие. Одна из них, самая смелая и вумная, желая показать, что и она не чужда тонкого обращения и политики, то и дело била меня веером по руке и говорила: "У, негодный!", причем не переставала сохранять испуганное выражение лица. Я научил ее говорить кавалерам: "Как ви наивны!"
Молодые, вероятно, в силу местного обычая, целовались каждую минуту, целовались взасос, так что их губы всякий раз издавали треск от сжатого воздуха, а у меня получался во рту вкус приторного изюма и делался спазм в левой икре. От их поцелуев воспаление на моей левой ноге стало сильнее.
Не могу выразить, сколько я съел свежей зернистой икры и выпил цимлянского! И как это я до сих пор не лопнул!"
Но есть и совсем другой Чехов: молодой, ироничный, вечно латающий дыры в своем расползающемся бюджетике, и оттого ничуть не менее жизнерадостный, ищущий новых эмоций и новых сюжетов, - автор, которому так тонко и точно удалось приложить врачебный сарказм к литературе, и тем добиться успеха на нелёгкой, и, прямо скажем, переполненной конкурентами ниве писательства.
И ярче всего неиссякаемая энергия, словесное изобретательство, сияющая харизма видны даже не в знаменитых рассказах, а в переписке. Я взяла почти наугад выдержки из посланий за 1887 год, - до Сахалина, до великих пьес и всемирного признания, - согласитесь, написано (даже о бытовом) талантливо, свежо, метко, замечательно вызывающе. Одно из самых колоритных писем - последнее, так что не поленитесь дочитать, или же начните с конца:
***
8 января 1887 г. Москва. Письмо Александру Павловичу Чехову, старшему брату, публицисту.
"Душа моя!
Я безденежен до мозга костей. Если у тебя есть человеколюбие в животе, то снизойди к моей унизительной просьбе: немедленно, со скоростью вальдшнепа, которому всунули в задний проход ядовитую стрелу, надевай шапку и мчись:
a) в контору "Нового времени" (Невский, 38) и получи там гонорар за рассказ "На пути",
b) в "Петерб<ургскую> газету" (Симеоновский пер.) и получи 107 рублей по счету, к<ото>рый оною конторою уже получен.
Полученные деньги не трать и не раздавай нищим, а вышли мне почтой или простым переводом."
***
11 или 12 марта 1887 г., Петербург, 78 № гостиницы. Письмо Фёдору Осиповичу Шехтелю, архитектору.
"Талантливейший из всех архитекторов мира!
Вам, конечно, уже известно, что обстоятельства самого поганого и ерундистого свойства нежданно-негаданно погнали меня на север. Вообще мне везет…
Сейчас я сижу в скучнейшем номере и собираюсь переписывать начисто конченный рассказ. Скучаю. Скука усугубляется сознанием безденежья и неизвестности. Когда выеду, не знаю… Нервы расстроены ужасно, так что пульс мой бьет с перебоями. Пишу сие жалобное послание отнюдь не для того, чтобы нагнать на Вас сантиментальную мерехлюндию и попросить у Вас взаймы, а для того, чтобы Вы не сердились на мою особу за неисправное посещение Дарьи Карловны.
Впрочем, есть и просьба: не забудьте похлопотать о бесплатном проезде в Таганрог и обратно. Сделайте так, чтобы на обратном билете число не выставлялось. Как бы там ни было, будь хоть землетрясение, а я уеду, ибо долее мои нервы не выдержат. Я хочу уехать на юг не позже 31-го марта. Поеду с рублем, но все-таки поеду.
В Питере погода великолепная, но безденежье и отсутствие весеннего пальто, взятого у меня на бессрочный прокат одним нашим общим знакомым, портят всю иллюзию.
Всюду меня встречают с почетом, но никто не догадается дать рублей 1000 — 2000…"
***
19 марта 1887 г. Москва. Письмо Александру Павловичу Чехову, старшему брату, публицисту.
"Ничтожество!
Прежде всего ты штаны за то, что не пишешь ничего о здравии твоих домочадцев; это здравие составляет злобу дня для обоих этажей корнеевского дома.
Вчера я послал Суворину материал для будущей книги. Так как 31-го я еду, то книгой придется заняться тебе; без твоего вмешательства не оберешься опечаток и недоразумений всяческих. Будь хозяйским оком! Посылаю при сем циркулярик, коим будешь соображаться. За таковой твой труд я позволю тебе на визитных карточках именоваться "братом знаменитого писателя". Блюди, чтоб не было опечаток, чтоб рассказы печатались в порядке, обозначенном в циркулярике, чтоб в случае недостачи материала ты моментально давал знать мне, а в случае моего отсутствия-Мишке, к<ото>рый будет высылать недостающее, и т. д. Вообще делай всё, что найдешь целесообразным и безвредным для моего кармана и славы."
***
25 апреля 1887 г. Черкасск. ЧЕХОВЫМ
"Сейчас еду из Черкасска в Зверево, а оттуда по Донецкой дор<оге> к Кравцову. Вчера и третьего дня была свадьба, настоящая казацкая, с музыкой, бабьим козлогласием и возмутительной попойкой. Такая масса пестрых впечатлений, что нет возможности передать в письме, а приходится откладывать описание до возвращения в Москву. Невесте 16 лет. Венчали в местном соборе. Я шаферствовал в чужой фрачной паре, в широчайших штанах и без одной запонки, — в Москве такому шаферу дали бы по шее, но здесь я был эффектнее всех.
Видел богатых невест. Выбор громадный, но я всё время был так пьян, что бутылки принимал за девиц, а девиц за бутылки. Вероятно, благодаря моему пьяному состоянию здешние девицы нашли, что я остроумен и "насмешники". Девицы здесь - сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие. Одна из них, самая смелая и вумная, желая показать, что и она не чужда тонкого обращения и политики, то и дело била меня веером по руке и говорила: "У, негодный!", причем не переставала сохранять испуганное выражение лица. Я научил ее говорить кавалерам: "Как ви наивны!"
Молодые, вероятно, в силу местного обычая, целовались каждую минуту, целовались взасос, так что их губы всякий раз издавали треск от сжатого воздуха, а у меня получался во рту вкус приторного изюма и делался спазм в левой икре. От их поцелуев воспаление на моей левой ноге стало сильнее.
Не могу выразить, сколько я съел свежей зернистой икры и выпил цимлянского! И как это я до сих пор не лопнул!"
Hearing the name of "Chekhov", many immediately imagine the dusty collected works in 30 volumes, the eternal triad "Uncle Vanya" - "Three Sisters" - "The Cherry Orchard", and during visualization - a portrait of a sad woman in pince-nez, invariably pushed by all textbooks and almanacs.
But there is a completely different Chekhov: young, ironic, forever patching holes in his sprawling budget, and therefore no less cheerful, looking for new emotions and new subjects - the author, who so subtly and precisely managed to apply medical sarcasm to the literature, and to succeed in the difficult, and, frankly, crowded with competitors niva of writing.
And the most inexhaustible energy, verbal invention, radiant charisma are not even seen in famous stories, but in correspondence. I took, almost at random, excerpts from the epistles for 1887 — before Sakhalin, before great plays and worldwide recognition — you must admit that it was written (even about everyday life) with talent, fresh, aptly, remarkably defiant. One of the most colorful letters is the last one, so do not be lazy to read it, or start from the end:
***
January 8, 1887 Moscow. A letter to Alexander Pavlovich Chekhov, his elder brother, a publicist.
"My soul!
I am penniless to the bone. If you have philanthropy in your stomach, then come down to my humiliating request: immediately, at the speed of a woodcock, which has a poisonous arrow stuck in the anus, put on a hat and rush:
a) to the New Times office (Nevsky, 38) and get a fee there for the story “On the Road”,
b) in the “Petersburg Urgskaya Gazeta” (Simeonovsky Pereulok) and get 107 rubles in a row, which has already been received by the office.
Do not spend the received money and do not give it to the poor, but send it to me by mail or by simple transfer. "
***
March 11 or 12, 1887, Petersburg, 78 No. of hotel. A letter to Fyodor Osipovich Shekhtel, an architect.
"The most talented of all the architects of the world!
Of course, you already know that the circumstances of the very filthy and stupid property unexpectedly unexpectedly drove me to the north. Actually, I'm lucky ...
Now I am sitting in a boring room and am going to rewrite a completely finished story. Miss you Boredom is compounded by the sense of lack of money and uncertainty. When I leave, I do not know ... My nerves are terribly upset, so my pulse beats intermittently. I am writing this mournful message by no means in order to catch up with you the sentimental slash and ask you for a loan, but so that you do not be angry with my person for a faulty visit to Darya Karlovna.
However, there is a request: do not forget to beg for free travel to Taganrog and back. Make sure that the number is not displayed on the return ticket. Anyway, be at least an earthquake, and I will leave, because my nerves will not survive longer. I want to go south no later than March 31st. I will go with a ruble, but I will go anyway.
In St. Petersburg, the weather is gorgeous, but the lack of money and the lack of a spring coat, taken from me for an indefinite rental by one of our common acquaintances, spoil the whole illusion.
Everywhere I am greeted with honor, but no one would guess to give rubles 1000 - 2000 ... "
***
March 19, 1887 Moscow. A letter to Alexander Pavlovich Chekhov, his elder brother, a publicist.
"Nothingness!
First of all, you are pants for not writing anything about the health of your household; This health is the grudge of the day for both floors of the Korneevo house
Yesterday I sent Suvorin material for a future book. Since I'm on the 31st, you will have to do a book; without your intervention you can’t get all the misprints and misunderstandings. Be a master's eye! I am sending a circular with this one, which you will be considering. For such your work, I let you on business cards be called "the brother of the famous writer." Observe that there are no misprints, that the stories are printed in the order indicated in the circular, so that in the event of a shortage of material you will instantly let me know, and in the case of my absence - Mishka, you will send the missing information, etc. In general, do whatever you find appropriate and harmless to my pocket and glory. "
***
April 25, 1887 Cherkassk. Chekhov
“Now I am going from Cherkassk to Zverevo, and from there to Donetsk Kravtsov street. Yesterday and the third day there was a wedding, a real Cossack, with music, an indignant booze and outrageous binge and you have to postpone the description until returning to Moscow. The bride was 16. We were crowned in a local cathedral.
Saw rich brides. The choice is huge, but all the time I was so drunk that I took the bottles for girls, and girls for bottles. Probably, thanks to my drunken state, the local girls found that I was witty and "mockers". The girls here are a solid sheep: if one rises and leaves the room, then others will follow. One of them, the most courageous and vumnaya, wanting to show that she, too, is no stranger to delicate treatment and politics, every now and then beat me with a fan on her arm and said: “U, unfit
But there is a completely different Chekhov: young, ironic, forever patching holes in his sprawling budget, and therefore no less cheerful, looking for new emotions and new subjects - the author, who so subtly and precisely managed to apply medical sarcasm to the literature, and to succeed in the difficult, and, frankly, crowded with competitors niva of writing.
And the most inexhaustible energy, verbal invention, radiant charisma are not even seen in famous stories, but in correspondence. I took, almost at random, excerpts from the epistles for 1887 — before Sakhalin, before great plays and worldwide recognition — you must admit that it was written (even about everyday life) with talent, fresh, aptly, remarkably defiant. One of the most colorful letters is the last one, so do not be lazy to read it, or start from the end:
***
January 8, 1887 Moscow. A letter to Alexander Pavlovich Chekhov, his elder brother, a publicist.
"My soul!
I am penniless to the bone. If you have philanthropy in your stomach, then come down to my humiliating request: immediately, at the speed of a woodcock, which has a poisonous arrow stuck in the anus, put on a hat and rush:
a) to the New Times office (Nevsky, 38) and get a fee there for the story “On the Road”,
b) in the “Petersburg Urgskaya Gazeta” (Simeonovsky Pereulok) and get 107 rubles in a row, which has already been received by the office.
Do not spend the received money and do not give it to the poor, but send it to me by mail or by simple transfer. "
***
March 11 or 12, 1887, Petersburg, 78 No. of hotel. A letter to Fyodor Osipovich Shekhtel, an architect.
"The most talented of all the architects of the world!
Of course, you already know that the circumstances of the very filthy and stupid property unexpectedly unexpectedly drove me to the north. Actually, I'm lucky ...
Now I am sitting in a boring room and am going to rewrite a completely finished story. Miss you Boredom is compounded by the sense of lack of money and uncertainty. When I leave, I do not know ... My nerves are terribly upset, so my pulse beats intermittently. I am writing this mournful message by no means in order to catch up with you the sentimental slash and ask you for a loan, but so that you do not be angry with my person for a faulty visit to Darya Karlovna.
However, there is a request: do not forget to beg for free travel to Taganrog and back. Make sure that the number is not displayed on the return ticket. Anyway, be at least an earthquake, and I will leave, because my nerves will not survive longer. I want to go south no later than March 31st. I will go with a ruble, but I will go anyway.
In St. Petersburg, the weather is gorgeous, but the lack of money and the lack of a spring coat, taken from me for an indefinite rental by one of our common acquaintances, spoil the whole illusion.
Everywhere I am greeted with honor, but no one would guess to give rubles 1000 - 2000 ... "
***
March 19, 1887 Moscow. A letter to Alexander Pavlovich Chekhov, his elder brother, a publicist.
"Nothingness!
First of all, you are pants for not writing anything about the health of your household; This health is the grudge of the day for both floors of the Korneevo house
Yesterday I sent Suvorin material for a future book. Since I'm on the 31st, you will have to do a book; without your intervention you can’t get all the misprints and misunderstandings. Be a master's eye! I am sending a circular with this one, which you will be considering. For such your work, I let you on business cards be called "the brother of the famous writer." Observe that there are no misprints, that the stories are printed in the order indicated in the circular, so that in the event of a shortage of material you will instantly let me know, and in the case of my absence - Mishka, you will send the missing information, etc. In general, do whatever you find appropriate and harmless to my pocket and glory. "
***
April 25, 1887 Cherkassk. Chekhov
“Now I am going from Cherkassk to Zverevo, and from there to Donetsk Kravtsov street. Yesterday and the third day there was a wedding, a real Cossack, with music, an indignant booze and outrageous binge and you have to postpone the description until returning to Moscow. The bride was 16. We were crowned in a local cathedral.
Saw rich brides. The choice is huge, but all the time I was so drunk that I took the bottles for girls, and girls for bottles. Probably, thanks to my drunken state, the local girls found that I was witty and "mockers". The girls here are a solid sheep: if one rises and leaves the room, then others will follow. One of them, the most courageous and vumnaya, wanting to show that she, too, is no stranger to delicate treatment and politics, every now and then beat me with a fan on her arm and said: “U, unfit
У записи 27 лайков,
3 репостов,
974 просмотров.
3 репостов,
974 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Арина Данилова
