Никогда не получается вернуться целиком. Я снова уезжаю в незнакомый мне город, про который ничего не знала, кроме быть может того, что здесь на какой-то из многочисленных крыш когда-то жил Карлсон, и снова влюбляюсь, и снова оставляю немного себя в нем. Черт, тут действительно красиво, он ветренен, немного молчалив, горд и задумчив. И сразу видно, что знает себе цену и умеет себя достояно показать.
Мы, на самом деле, не сразу его полюбили. В первый день было пасмурно, и Стокгольм был немного пьян, весь в огнях, окутывал крыши домов тягучим туманом, расплывался фарами редких машин и многочисленными вывесками, был щемяще трогателен в этой своей беззащитности. Мы мерзли в гостинице, надев на себя весь свой нехитрый гардероб и меньше всего хотели любоваться достопримечтальностями. На следующий день мы, конечно, согрелись, и город предстал перед нами совершенно другим, улыбчивым и чуть детским.
Стокгольм - город волшебников, трогательных эльфов-домовиков. Меня здесь все радует: и то что мама рядом и мы можем опять болтать обо всем на свете на берегу залива, много улыбаться, разъезжать на маленьком катере от одного острова к другому, заходить в винтажные магазинчики, покупать бесполезные вещи и примерять на себя все, что только хочется. На улицах снуют продавцы засахаренных орешков, вкуснейших кебабов и разноцветного мороженого; чайки съезжают перепончатыми лапами со скользких черепичных крыш и кружатся в лучах прожекторов, как пыль перед фарой; наперсточники в Старом городе, про которых мы и думать забыли, а они вот, тут как тут, дурят иностранцев и, кажется, ничего не боятся. Кофе тут подают с молоком, очень крепкий, какой продавали у нас лет десять назад в школьной столовой, вкусный; в гостинице нам нарезают дольками красные спелые арбузы без косточек (и как у них получается такие выращивать?) и я погружаю зубы в мякоть, и по рукам течёт, и по подбородку, и я жмурюсь от наслаждения, как трехлетняя.
Теперь снова Питер, любимый, и спасибо городу-сказке за счастливые вопспоминания. Мне там было очень хорошо.
Мы, на самом деле, не сразу его полюбили. В первый день было пасмурно, и Стокгольм был немного пьян, весь в огнях, окутывал крыши домов тягучим туманом, расплывался фарами редких машин и многочисленными вывесками, был щемяще трогателен в этой своей беззащитности. Мы мерзли в гостинице, надев на себя весь свой нехитрый гардероб и меньше всего хотели любоваться достопримечтальностями. На следующий день мы, конечно, согрелись, и город предстал перед нами совершенно другим, улыбчивым и чуть детским.
Стокгольм - город волшебников, трогательных эльфов-домовиков. Меня здесь все радует: и то что мама рядом и мы можем опять болтать обо всем на свете на берегу залива, много улыбаться, разъезжать на маленьком катере от одного острова к другому, заходить в винтажные магазинчики, покупать бесполезные вещи и примерять на себя все, что только хочется. На улицах снуют продавцы засахаренных орешков, вкуснейших кебабов и разноцветного мороженого; чайки съезжают перепончатыми лапами со скользких черепичных крыш и кружатся в лучах прожекторов, как пыль перед фарой; наперсточники в Старом городе, про которых мы и думать забыли, а они вот, тут как тут, дурят иностранцев и, кажется, ничего не боятся. Кофе тут подают с молоком, очень крепкий, какой продавали у нас лет десять назад в школьной столовой, вкусный; в гостинице нам нарезают дольками красные спелые арбузы без косточек (и как у них получается такие выращивать?) и я погружаю зубы в мякоть, и по рукам течёт, и по подбородку, и я жмурюсь от наслаждения, как трехлетняя.
Теперь снова Питер, любимый, и спасибо городу-сказке за счастливые вопспоминания. Мне там было очень хорошо.
It’s never possible to return whole. I am again leaving for a city unfamiliar to me, about which I knew nothing, except perhaps that Carlson once lived here on some of the many roofs, and again falls in love, and again leave a little of myself in it. Damn, it’s really beautiful here, he is windy, a little silent, proud and thoughtful. And you can see right away that he knows his worth and knows how to show himself worthy.
We, in fact, did not immediately fall in love with him. On the first day it was cloudy, and Stockholm was a little drunk, full of lights, enveloping the roofs of houses with a viscous fog, spreading out with the headlights of rare cars and numerous signs, was touchingly touching in this of its defenselessness. We froze in the hotel, putting on all our simple wardrobe and least of all wanted to admire the sights. The next day, of course, we warmed ourselves up, and the city appeared before us completely different, smiling and a little childish.
Stockholm is a city of wizards, touching house elves. Everything pleases me here: and the fact that my mother is nearby and we can chat about everything else on the shore of the bay, smile a lot, drive a small boat from one island to another, go to vintage shops, buy useless things and try on everything, whatever you want. Sellers of candied nuts, delicious kebabs and colorful ice cream scurry about in the streets; seagulls move away with webbed feet from slippery tiled roofs and swirl in the rays of searchlights, like dust in front of a headlight; thimbles in the Old Town, about which we forgot to think, and they, right here, make a fool of foreigners and, it seems, are not afraid of anything. Coffee is served here with milk, very strong, which was sold here ten years ago in the school cafeteria, delicious; at the hotel we cut red ripe seedless watermelons into slices (and how do they manage to grow them like this?) and I dip my teeth in the flesh, and it flows on my hands, and on my chin, and I squint with pleasure, like a three-year-old.
Now again Peter, darling, and thanks to the fairytale city for happy memories. I was very good there.
We, in fact, did not immediately fall in love with him. On the first day it was cloudy, and Stockholm was a little drunk, full of lights, enveloping the roofs of houses with a viscous fog, spreading out with the headlights of rare cars and numerous signs, was touchingly touching in this of its defenselessness. We froze in the hotel, putting on all our simple wardrobe and least of all wanted to admire the sights. The next day, of course, we warmed ourselves up, and the city appeared before us completely different, smiling and a little childish.
Stockholm is a city of wizards, touching house elves. Everything pleases me here: and the fact that my mother is nearby and we can chat about everything else on the shore of the bay, smile a lot, drive a small boat from one island to another, go to vintage shops, buy useless things and try on everything, whatever you want. Sellers of candied nuts, delicious kebabs and colorful ice cream scurry about in the streets; seagulls move away with webbed feet from slippery tiled roofs and swirl in the rays of searchlights, like dust in front of a headlight; thimbles in the Old Town, about which we forgot to think, and they, right here, make a fool of foreigners and, it seems, are not afraid of anything. Coffee is served here with milk, very strong, which was sold here ten years ago in the school cafeteria, delicious; at the hotel we cut red ripe seedless watermelons into slices (and how do they manage to grow them like this?) and I dip my teeth in the flesh, and it flows on my hands, and on my chin, and I squint with pleasure, like a three-year-old.
Now again Peter, darling, and thanks to the fairytale city for happy memories. I was very good there.
У записи 26 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Яна Соловьёва
